Come Be My Light
Кристофер Хитченс о Матери Терезе, «тоже католиках» и психологии фанатизма:
... Легко сказать, что удивляться тут нечему, что все это неизбежное следствие догмы, требующей от людей верить в невероятное, а когда их врожденный разум возмущается, заставляющей их чувствовать себя виноватыми и несчастными. Случай Матери Терезы, которая не смогла насильно принять дешевую панацею «веры», - это случай совсем простой женщины, стремящейся быть честной перед собой, но также - и это важно - быть примером другим. И я думаю, что нашел объяснение ее кризиса веры. Вспомним, что сказал лорд Маколей в своем обзоре «Истории пап» Леопольда Ранке. Римско-католическая церковь, писал он, «прекрасно умеет то, чего никогда не умела ни одна другая церковь - обращаться с энтузиастами». Мудрые епископы давно остерегаются фанатиков и ревнителей. Прослушав лекцию о вероучении ультраконсервативного конвертита Ивлина Во, папа, по слухам, завершил аудиенцию словами: «Да, мистер Во. Я тоже католик».
Когда Мать Тереза в 1946 году впервые восстала против тихой жизни лоретанок и попросила у начальства разрешения основать свой орден - Миссионеров Милосердия, ее сначала осадили и указали назначенное ей смиренное место. Местный архиепископ по имени Фердинанд Перье обнаружил, что на него свалилась истинно верующая - стремящаяся к смирению и в то же время фантастически нескромная. («Приди, будь моим светом», чуточку безумный подзаголовок ее книги, - это не то, что она сказала Иисусу, а то, что Иисус сказал ей). Только после того, как она измучила диоцез требованиями, чтобы ее намерения были переданы в Ватикан, после двух лет просьб и уговоров ей позволили начать свое дело. И тогда, через два месяца после начала, в 1948 году в Калькутте дьявол впервые прописался у нее и никогда уже не освобождал место. Она получила, что хотела, и была в отчаянии.
Поэтому мне кажется, что все, чем прославилась Мать Тереза - бесконечный тяжелый труд, суровая экономия, показная религиозная ортодоксальность, - было только попыткой заглушить боль в душе. И вот что еще показательно. Через 10 лет угрызений и сомнений наступило кратковременное облегчение со смертью Папы Пия XII осенью 1958 года. Молясь за него на заупокойной мессе, она почувствовала, что свободна от «долгой тьмы... от непонятной боли». Облегчение длилось три недели, потом она вновь оказалась «в туннеле». Вскоре после этого наступили реформы Второго Ватиканского собора, которым она противостояла на съезде индийских католиков в Бомбее, говоря, что нужно не новое мышление, а больше работы и больше веры. Что могло бы яснее показать, как она нуждалась в подавлении всех сомнений и в себе, и в других?
Через несколько лет она стала мировой знаменитостью, когда вышел фильм (и книга) о ней «Нечто прекрасное для Бога» (Something Beautiful for God) авторства английского светского эксцентрика Малькольма Маггериджа. После этого ее звезда засияла так ярко, что Церковь забыла мудрость Маколея и оставила попытки обуздать ее восторженный фундаментализм. Если Сантаяна правильно определил фанатизм как «удвоение усилий при забвении цели», крестовый поход Матери Терезы против разводов, абортов и противозачаточных средств был данью, которую сомнение платит уверенности: напряженное, почти истерическое стремление вытеснить ужас «отсутствия». Есть подозрение, что, как многие раздутые фигуры, она тем сильнее ненавидела себя, чем громче ее хвалили. (После получения одной международной премии она писала: «Это для меня ничего не значит, раз нет Его»).
Отсюда