Гирлянда апельсинов
- Монсеньор, сегодняшняя почта!
- Откуда столько?
В том захолустье никто не умел ни читать, ни писать, а письма шли мешками. С самого начала приходили невиданные послания, адресованные напрямую монсеньору Ромеро. Никогда раньше такого не было. И еще страннее - коллективные письма от целых крестьянских общин. Единственный грамотный писал за всех. Люди, которые никогда не видели карандаша и бумаги, теперь хватали их и писали письма архиепископу. И доставляла их не почта.
- Стены имеют уши, - говорили знающие люди. Письма передавали с оказией.
Его проповеди по радио, его посещения, письма к нему накрепко связали епископа с народом. И не только в епархии Сан-Сальвадора, с порученными ему овечками, а с народом всей страны. Эти письма стали чуть ли не всенародным движением.
- Оставьте мне письма, хочу прочитать.
- Не хватит времени, монсеньор, столько дел...
Он любил читать их сам, но не всегда мог. Тем более отвечать. Это делала Сильвия, его секретарша. Иногда он приносил стопку писем на радио по средам и отвечал на вопросы.
- Монсеньор, вступать в профсоюз - это грех?
- Захватывать церкви - это грех? Мы же только хотим рассказать о преступлениях против нас...
- Монсеньор, что ответить протестантам, когда они говорят, что Бог запрещает встревать в политику?
- Монсеньор, а правда, что Святой Георгий не существовал?
- Кто такая Блудница верхом на звере, о которой говорят протестанты? Это как Баба-Яга? Где с ней можно познакомиться?
(Мигель Васкес)
Ему доверяли, ему писали не только о репрессиях и общинах, но и просто о жизни и работе.
- Нет денег, чтобы арендовать поле, надо бы зимой поработать, но не на чем.
Не одно такое письмо и не два. Одним не хватало денег на аренду поля, другим на семена. Всем срочно, всем необходимо. Он уже привык, читал письмо и писал в уголке: «Ответить, послать столько-то». Иногда он указывал сумму, порой мы догадывались сами.
Мы с Сильвией и каким-нибудь семинаристом брали письма, деньги и отправлялись их отдавать. В Опико, Такачико, повсюду.
Однажды люди из Эль-Махагуаля, это на холмах около Ла-Либертад, бедные семьи, просили у него деньги на аренду. Мы поехали к ним с ответом монсеньора, духовным и материальным. Утешение, добрые пожелания, деньги. На машине архиепископа мы доехали до конца дороги, там вышли и побрели через заросли и овраги по склону холма к их жилищам.
Как увидели они нас, не могли прийти в себя от удивления и счастья. Не верили, что им ответил сам монсеньор Ромеро, что прислал денег на аренду. Угостили нас фруктами, это все, что у них было.
Когда мы добрались до машины, ее окружали гвардейцы.
- Что вы тут делаете?!
- Мы от монсеньора Ромеро, работаем у него.
- Вы партизаны!
Нас спасло только то, что один гвардеец узнал Хоакина, нашего семинариста. Они оказались земляками.
- Насчет женщин не знаю, может, они и партизаны, а парень - сын моего друга.
Нас отпустили. В ту зиму полям Эль-Махагуаля повезло, их обработали.
(Исабель Фигероа)
Рабочие перекусы - так он это называл. Началось это через полгода, так и продолжалось до конца.
Я приходил первым и находил его в часовне, на коленях в молитве.
- Монсеньор, мы тут.
И начиналось. Он излагал проблемы страны, чтобы видеть нашу реакцию, свои пастырские планы, просил совета. Не только говорил, больше слушал.
- Меня обвиняют в том, что я советуюсь с людьми. Со слишком многими. Я так рад этому обвинению, что совсем не собираюсь исправляться!
Вытаскивал потертую записную книжку и записывал понравившиеся фразы. Не все подряд, ухватывал суть.
Поговорив и послушав несколько минут (язык-то без костей), он предлагал:
- Выпьем кофейку дона Ленчо.
Дон Лоренсо Льях, старый кофейный плантатор в Сантьяго-де-Мария, был его закадычным другом, но постепенно остыл, когда монсеньор изменился. Однако привычку дарить ему свой кофе не оставил.
- Если бы дон Ленчо видел, кто пьет его кофе! Больше не прислал бы.
Шутил, конечно.
Мы пили кофе и говорили обо всем. Жизнь была напряженная, всегда находилась тема для разговора.
- События нас опережают, - однажды сказал кто-то.
Монсеньор Ромеро тут же подхватил:
- Как тогда, когда один французский священник приехал венчать в далекую-далекую деревню. Невеста была в белом и в венке из апельсинового цвета, но пузо уже отовсюду выпирало. Падре поглядел-поглядел на это опережающее «событие», да и сказал: «Тебе бы не цветы на себя навесить, а гирлянду апельсинов!»
И расхохотался.
(Сесар Херес)
Отсюда