Сальвадор, 28 февраля 1977 - На исходе прошедшего дня армия этой центральноамериканской страны открыла беспорядочный огонь по оппозиционной демонстрации, уже несколько дней находившейся на Площади Свободы. По некоторым сообщениям, погибло больше ста человек, многие ранены.
Когда начался обстрел, демонстрантам удалось укрыться в расположенной неподалеку церкви Розария. На рассвете бывший архиепископ Сан-Сальвадора монсеньор Луис Чавес и его помощник монсеньор Ривера-и-Дамас заключили с военными соглашение о прекращении огня, чтобы эвакуировать из храма людей, скрывшихся там от пуль и слезоточивого газа. Нового столичного архиепископа монсеньора Оскара Ромеро не было в Сан-Сальвадоре во время этих кровавых событий.
Ввели осадное положение. В тот же день собрали весь клир Сан-Сальвадора. Мы пошли. С площади Свободы еще увозили мертвых, чтобы потом выкинуть тела где попало, и смывали из шлангов кровь с мостовой.
Монсеньор Ромеро открыл собрание и предоставил слово Рутилио Гранде для доклада об успехах протестантов в Сальвадоре.
- Говорить об этом, когда такое творится! - жаловался нам Рутилио. - Ромеро витает в облаках!
Однако он не мог отказать Ромеро.
- Ладно, Рутилио, я знаю, что у вас ко всему свой подход и вы скажете нам кое-что важное для всех.
Рутилио втянулся, начал говорить, но каждую минуту приходили сообщения...
- Слушай, друг, кажется, кто-то из твоей общины пропал без вести.
Входили, выходили, все шептались, никто не слушал.
- Хватит! - не выдержал Рутилио. - Сегодня не тот день, есть дела поважнее!
Монсеньор Ромеро разрешил отложить вопрос о сектах. Вышло, что отложили навсегда. В стране все обваливалось. Священники тут же начали обмениваться информацией о происшедшем на площади. Что нам делать?
Монсеньор Ромеро был похож на заблудившегося цыпленка. Мы решили опубликовать бюллетени с информацией и призвали епископов как можно скорее выпустить пастырские послания с осуждением поведения военных.
- Двери моего дома открыты день и ночь, обращайтесь, если что, - сказал монсеньор Ромеро.
Надо же было предложить хоть что-нибудь! Но он был ошеломлен.
(Сальвадор Карранса/ Иносенсио Алас)
Все шло своим чередом. 10 марта на собрание пришло больше 150 священников и монахинь.
- Поговорим о положении священников-иностранцев.
Их могли арестовать и выдворить из страны, могли отказать в регистрации и опять-таки выгнать. С каждым днем таких случаев было все больше. А в Агиларесе - совсем плохо, слишком много в округе было крестьянских волнений. Мы, двое иностранцев, уже не ночевали в своем доме, прятались то там, то сям.
- Так что же, монсеньор? - спросил его при всех Рутилио. - Те, кто прячется, могут уже выйти на свет и спуститься в долину?
- Да, выходите. Осторожно, конечно, но правительство смягчилось, вот увидите.
Он все еще верил правительству. Мы знали, что уходящий президент Молина был его личным другом.
В конце Ромеро попытался успокоить нас, из Агилареса.
- Вы же иезуиты, вы вне опасности. В воскресенье спокойно идите служить мессу. И вот еще что, - это уже в коридоре самому Рутилио Гранде, - об этом вашем многолетнем опыте в Агиларесе надо поговорить. Вы хорошо знаете эти народные организации, они бывают очень радикальными и даже склоняются к насилию. А если обсудить это на таком вот собрании?
- Обязательно, монсеньор! Обсудим, не сомневайтесь.
Больше они не увиделись. Это было первое такое собрание для архиепископа Ромеро. И последнее в жизни Рутилио. Но ни тот, ни другой не знали этого, когда прощались.
(Сальвадор Карранса)
Трое детей, испачканных землей и кровью, бегут по тропинке среди сахарного тростника в Паисналь с плохой новостью:
- Убили отца Тило!
Какие-то люди устроили ему засаду на пыльном шоссе около кантона Лос Мангос и выпустили град пуль по отцу Рутилио Гранде, который вел машину, по старику Мануэлю, который пытался закрыть его собой, и по Нельсону, мальчику-эпилептику, который порой бил в колокола в церкви Агилареса.
Трое мальчишек, принесших весть, спаслись случайно, на заднем сиденье.
- Мы видели, как они стреляли, мы видели их лица!
- Отцу конец, он уже не разговаривает!
В его родном Паиснале ждали отца Рутилио на второй день новены Св. Иосифу. Вместо фейерверка - плач.
Все бегут к шоссе, чтобы удостовериться. Правда: отец Тило не шевелится, не разговаривает. Никогда уже не возвестит он им благую весть из Евангелия:
- Блаженны вы, нищие, Бог хочет, чтобы ваша нищета кончилась.
Не его, нет, не его должны были убить первым. Мы думали, сначала убьют Чамбу, потому что он испанец. Или меня - я панамец. За обедом накануне мы все шутили, нам вырезали ударами ножа крест на окне приходской машины. Такая угроза.
- После креста, наверно, подложат бомбу!
Мы смеялись, не верили. В тот субботний вечер после мессы в Таблоне прибежал крестьянин: у отца Тило, наверно, авария, его машину видели у дороги...
С ним и другими я прошел пять километров до Паисналя. В селении суматоха. Да, его убили. У нас отняли сальвадорского священника, самого уважаемого в архиепархии, духовного отца двух поколений семинаристов. Убили Тило, моего брата. И вдруг среди этого шума кто-то сказал у меня за спиной, очень ясно, очень разборчиво:
- Ты уцелел, черт тебя побери!
Я обернулся и никого не увидел. И тут только понял: меня тоже хотели убить, но в самый последний момент я уступил свое место старенькому Мануэлю и доехал до Таблона на автобусе. Я не хотел их всех задерживать...
Пора было в Агиларес. Меня высадили у входа в деревню, я хотел побыть один. Улицы пусты, тихи, уже спустилась ночь. А на площади все говорило о трауре. Подходили крестьяне, вошел и я. Рутилио положили на нашем обеденном столе. На спине еще была кровь. Дон Мануэль на другом столе. Пули раздробили ему руку. Бедняга Нельсон был убит единственным выстрелом в середину лба. Это правда, их убили. А я уцелел. Я уцелел, черт меня побери.
(Марселино Перес)