Выход
Наконец дописала бодягу, начавшуюся как выполнение задания от silbern_drachen. Задание такое:
первая фраза: На столе остывал чай.
последняя фраза (Х и род-число глагола можно менять): С того дня Х спал без кошмаров.
Получилось вот такое:
На столе остывал чай. Стакан был еще запотевшим, а чай слегка отпит, и в комнате ощутимо пахло заваркой, шалфеем и грезами русалки - этой непомерно дорогой и вонючей травкой, которую он выменял у бабки-травницы на выпрошенный у матери фамильный золотой браслет. Бабка уверяла, что-де грезы русалки - там самая пресловутая волшебная трава, помогающая от любых кошмаров, и поэтому, ее следовало не банально купить, а обменять на что-нибудь особенно дорогое. Как и подозревал Дедье, русалкина трава оказалась полным фуфлом, и единственное, что останавливало его теперь от того, чтоб спустить весь пакет в мусорный бак - то, что чай в стакане действительно оставался горячим всю ночь, без всякого термоса, и к утру даже оказывался частично выпит. От кошмаров это, разумеется, его не избавило, но, пожалуй, забавляло своим полным наплевательством на законы физики. В глубине души Дедье также надеялся на накопительный эффект, но сознательно уже не верил ни в одно возможное лекарство.
Дедье от души потянулся в кровати, и, наконец, окончательно проснувшись, внимательно оглянул комнату. Кажется, все было на месте - окна были прямоугольными, на облезлом паркете беспорядочными кучками лежали пыль и окурки, прикроватный ночник горел ровным желтоватым светом, почти незаметным ярким солнечным утром. Все это выглядело слишком хорошо. Когда все выглядит слишком хорошо, это обычно плохо кончается. Это Дедье уже выучил. Кошмары - они такие, если их не выполоть вовремя, как баобабы, они разрастаются, расползаются и начинают формировать свое пространство.
Дедье снова педантично осмотрел комнату, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром. Наконец, заметил торчащий из-под шкафа пятнистый хвост, удовлетворенно крякнул, надел хранившиеся подле кровати мясницкие рукавицы из металлической сетки и вытянул извивающееся и отчаянно визжащее существо. Существо было величиной с крупную кошку, обладало клочковатой фиолетовой шерстью и острыми пятисантиметровыми зубами.
Поморщившись, Дедье проткнул существо специально заточенной серебряной сапожной иголкой. Существо перестало верещать, вздохнуло, обмякло, а затем медленно испарилось, оставив за собой лужу фиолетовых чернил и клочки жесткой шерсти. Дедье не стал убирать их, зная, что через пару минут от этого безобразия не будет видно и следа. Эти кошмары отлично умели убираться за собой.
Впрочем, чай, заваренный вечером, все же следовало вылить. Пить это странное зелье, да еще после того, как его пробовали неизвестные существа, Дедье опасался. Чай уже совершенно остыл, и был немедленно вылит в раковину.
Дедье признал себе, что несмотря на непрекращающиеся кошмары, он довольно неплохо выспался. Кажется, он и кошмары пришли в последнее время к определенному статус-кво, некоему неустойчивому равновесию. Нет, кошмаоы не исчезли, но, пожалуй, потеряли прежнюю силу и настойчивость. Дедье радовался этому и считал серьезным прогрессом.
Когда Дедье начал страдать кошмарами, он и сам не помнил. Вероятно, в подростковом возрасте. Дедье с матерью тогда жили в пригороде Брюсселя, снимая полдома у Старого Менше, который приходился Дедье каким-то тридесятым родственником, десятиюродным дядей или чем-то вроде. Дедье совершенно не боялся Старого Менше, которого другие считали выжившим из ума стариком. Вероятно, тот был и вправду совсем стар, во всяком случае, он носил длинную белую бороду, как у гномов или волшебников в сказках. Кроме бороды, ничего волшебного в Старого Менше не было, но зато он умел выслушивать Дедье с самого начала до конца, не перебивая, и никогда не смеялся.
Дедье так и не признался матери в своих кошмарах - не хотел ее расстраивать, но поведал эту страшную тайну Старому Менше. Старый Менше тогда сказал, что Диди, вероятно, кто-то напугал, но Дедье, как ни старался, не мог припомнить, кто. Еще Старый Менше говорил, что кошмары пройдут, как только Диди повзрослеет, но вот Дедье уже тридцать шесть, а кошмары все еще при нем, и не думали уходить.
Поначалу кошмары оставались там, где им и полагается, за пределами сна. Утреннее солнце выметало их начисто, и Дедье приучил себя ложиться поздно и поздно вставать, когда солнце было уже в зените, так что большую часть времени спал довольно спокойно.
В школе из-за этого пришлось перевестить на экстернат, впрочем, Дедье считался хорошим учеником, так что окружающие отнеслись к этому, как к причуде.
Настоящие, вылезающие изо сна, кошмары начались, когда Старый Менше умер. Дедье тогда едва исполнилось пятнадцать. Денег катастрофически не хватало, и семье пришлось переехать в довольно плохой район, где квартиры были дешевле, соседи неприветливы, в подъездах плохо пахло, а по ночам из открытых окон доносились крики работающих мадемуазель. Мать была довольна уже тем, что квартира меблирована, есть плита, стол и холодильник. А Дедье каждое утро проверял, не превратились ли сама мать, плита, стол и холодильник во что-нибудь другое.
О том, что против кошмаров можно использовать серебряную иглу, рассказал ему Старый Менше. Точнее, он упомянул, что раньше вампиров надевали на серебряный кол. А Дедье нашел на чердаке у старика эту толстую сапожную иглу, такую черную, будто она была покрыта сажей, и Старый Менше подтвердил, что такая против вампиров - самое нужное дело. А о том, что кошмары и есть вампиры наших снов и нашего спокойствия, догадался сам Дедье.
Во всяком случае, игла работала.
Дедье вспоминал самый первый раз, когда вместо занавески, отделяющей его угол от кровати матери, оказалась плотная бетонная стена, возле которой рос какой-то странный кактус ростом с самого Дедье. Дедье тогда закричал от страха, но никто не отозвался - мать в то время была на работе, а соседи... Через три часа Дедье понял, что крики из окна в этом районе - вещь заурядная, и местные жители здесь не только на помощь не придут, но, напротив, будут держаться подальше. К тому же вытащить его из окна седьмого этажа могли только пожарные. Если бы у Дедье была возможность, он бы устроил пожар, но спички оставались в недостижимой кухне, вместе с плитой и холодильником.
Стараясь не уколоться, Дедье отодвинул кадку с кактусом и попытался ломиться в ненавистную стену. Стена была твердой, будто каменной, и Дедье только отбил до крови кулаки и ступни.
Отчаявшись, Дедье сел на кровать. Глаза застило горькой обидой. Судя по солнцу, скоро должна была вернуться мать, но и она, хрупкая женщина, не сможет пробить эту дьявольскую стену. Дедье пришло в голову выпрыгнуть из окна, но, у него немедленно закружилась голова при одной мысли об этом: он сильно боялся высоты. Он приберег эту идею в качестве последнего выхода, выхода из этого проклятого закутка в самом прямом смысле. Чтобы придать себе смелости, он помочился в окно. Кто-то внизу возмущенно закричал, и Дедье невесело засмеялся.
Он сидел и сидел на кровати в полном бездействии. Он был весьма голоден и чувствовал сильную жажду. День выдался солнечным и жарким, и спальный угол Дедье довольно сильно нагрелся.
И тут он вспомнил про серебряную иглу. Игла уже давно лежала у него под матрацем, она была призвана защищать Дедье от кошмаров и прочих подкроватных монстров, но плохо справлялась с этой обязанностью. В кактусе должно быть немного воды, решил Дедье, ведь кактусы накапливают воду на случай засухи. Может быть, если проколоть кактус, как весенний клен, удастся получить немного сока?
Кактус выглядил весьма привлекательным, свежим и сочным, как на картинке.
Дедье осторожно проткнул кактус сапожной иглой, и тут кактус как-то задрожал и вдруг сдулся, как воздушный шар, с тем же характерным легким звуком, не то вздохом, не то свистом.
Вместо стены теперь висела наполовину откинутая занавеска, сделанная из старого тканого одеяла, а в двери поворачивался ключ - именно в эту секунду мать вернулась с работы.
В другой раз кухонный стол превратился в бурого медведя. Когда Дедье видел подобные превращения в мультфильмах и комиксах, это было очень комично. Здесь же не было ничего смешного - стол-медведь на четырех толстых ножках сам был явно заинтересован пообедать, причем не иначе как самим Дедье. Стол смотрел на него маленькими злыми глазками и разевал пасть с огромными, похожии на мебельные гвозди, зубами. Медведь преграждал путь к кухне со спасительными ножами, впрочем, вспоминал Дедье, все ножи в доме были тупыми, потому что мать боялась вида крови, и мясо в тарелке всегда приходилось отчаянно пилить. Да эта мебельная тварь только посмеётся над ним! Дедье сначала попятился, а затем бросился к кровати, выхватил из-под матраса иглу и метнул ее прямо в медведя, целясь в оскаленную морду. Медведь как-то неловко замер, громко, и резко вздохнул, и в следующий момент перед Дедье стоял привычный рассохшийся стол. А посреди стола вертикально торчала черная серебряная игла.
Когда в чудовище превратилась мать, Дедье догадался об этом и просил у нее прощения, вертикально воткнув ей иглу в плечо, как кололи его в детстве в больнице.
Когда в чудовище превратился сам Дедье, он догадался об этом только взглянув в зеркало. И самым трудным оказалось взять иглу в руки, потому что рук-то у него как раз и не оказалось. Тогда Дедье упал на иглу грудью. Игла прошла сквозь ребра и едва не проколола легкие, и в следующий раз Дедье пообещал себе садиться, а не бросаться на это опасное, но действенно оружие.
Постепенно Дедье привык к кошмарам, настолько, насколько к ним вообще возможно было привыкнуть. Возле кровати он теперь держал железные рукавицы, кислородный баллон, бутылку с водой, запас белковых батончиков и набитую походную аптечку. Серебряная игла все так же хранилась под матрацем, и Дедье берег ее, как зеницу ока - она оказалась и вправду единственной в своем роде. Попытка сделать копию иглы из самого качественного серебра не удалась - новая игла, вставленная в удобную деревянную рукоятку, попросту не работала. Будто это и вправду была не игла, а волшебная палочка.
По ночам, между кошмарами, к нему иногда являлся Старый Менше. Старый Менше был совсем таким же как раньше, и борода была на месте, и даже ничуть не выросла, и Дедье радовался ему, и снова начинал рассказывать. Описывал кошмары, тщетно пытаясь перейти на шутливый лад. Говорил о матери, о себе - он теперь жил один, так легче было справиться с его необычной болезнью. Или особенностью, как политкорректно называла это психологиня, у которой Дедье однажды прошел целый курс сеансов. Сеансы ничуть не помогли от кошмаров, но, пожалуй, Дедье после них стал чувствовать себя увереннее, подыскал себе вечернюю работу, и уменьшил дозу снотворного.
Старый Менше выслушивал, не говоря ни слова, кивал и уходил, и Дедье не знал, было ли это упреком или одобрением, но чувствовал себя после этого, проснувшись утром, несравненно легче. Будто и вправду снимал камень с души.
Да и кошмары после таких ночей становились будто безопаснее. Словно являлись не напугать Дедье, а осчастливить своим присутствием.
Впрочем, раз на раз не приходился, и не раз Дедье с очередным исчадием ада соперничали за право ужалить первым.
У Дедье теперь были острый глаз и ловкая рука; он походя выиграл городское соревнование по стрельбе-дартс, борясь с искушением залимонить стрелку в главного судью, напоминающего ему жабу в спортивных трусах, резво убегавшую по потолку в одном из кошмаров.
Разумеется, Дедье пытался бороться с этими необычными кошмарами своими силами. Он проштудировал множество книг о сущности сна и его толкованиях, он стал регулярным ассистентом на интернет-форумах, посвященным качеству сна. Он мог назубок перечислить все активные вещества, используемые в снотворных, и все их побочные эффекты. Он перепробовал их великое множество, но разница была лишь в том, быстро или медленно он засыпал, а еще в том, запоминал ли он сны или они исчезали бесследно. От проникновения кошмаров в явь его не освобождало ничего.
Когда Дедье удавалось увидеть Старого Менше, он каждый раз умолял старика найти для него лекарство, что-нибудь, что избавит его от этой жуткой яви.
Но Старый Менше всегда уходил молча.
И вот однажды он заговорил.
Он заглянул Дедье в глаза, и тому показалось, что Старый Менше видит все его естество, до самого донышка снов и дальше, через край.
Старик сказал:
- Диди, сынок. Скажи мне, а если и я выйду за границу сна, ты тоже убьешь меня иглой?
- Нет! - мгновенно отреагировал Дедье.
- Да, - подумав, ответил Дедье. - Прости меня, старый Менше, ведь ты не принадлежишь этому миру.
Старик хитро подмигнул и ушел.
А проснувшись, Дедье обнаружил его сидящим на его собственной на кровати.
Дедье вдруг испугался, что старик его не узнает - нелегко увидеть в тридцатипятилетнем лысеющем расплывающемся невротике тонкого пятнадцатилетнего подростка.
- Диди, - мягко сказал Старый Мен988ше. - Ты позвал меня, и я пришел.
Дедье ничего не ответил. Он был несказанно рад, и одновременно знал, чем это должно закончиться, и всячески отталкивал эту мысль.
- Диди, - сказал старик, - Давай договоримся, что ты еще спишь.
- Я не сплю, - твердо сказал взрослый Дедье. - Я совершенно точно даю себе отчет, что полностью проснулся.
- И все-таки ты спишь, Диди. Смотри, - старик щёлкнул пальцами, и из щепоти вылетела розовая канарейка. Канарейка выпорхнула в закрытое окно, не замечая стекла.
Дедье резко замотал головой.
- Некоторые люди просыпаются полностью, а некоторые нет, - понимаешь?
- Ну, предположим, - трезво поморщился Дедье. - Но это не состыковывается с иголкой. Ведь она действительно помогает, без шуток.
Дедье держал иголку в руках и смотрел на собственные пальцы, которые должны будут заколоть Старого Менше как какого-нибудь вампира.
- Ты еще не понял, дурачок? - ласково засмеялся старик. - Ты не протыкаешь кошмары, как воздушные шары.
Этой иголкой, на самом деле, ты колешь самого себя! Колешься неосторожно, а может, и намеренно, кто тебя разберет. И от этого просыпаешься полностью.
Дедье смотрел то на Старого Менше, то на свои руки. Вспоминал те капельки крови, которые появлялись на них после победы над кошмарными монстрами.
- А можно я не буду тебя протыкать? - упрямо спросил он. - Что бы это на самом деле ни значило.
- Конечно, можно, - улыбнулся старик. - Ведь кошмары можно увести обратно в сон. Увести туда, где они принадлежат, где их место. Представь, что они просто заблудились.
- Но как?! - Дедье весь превратился во внимание. Только бы он ответил, а не ушел, как всегда.
- Очень просто. - Улыбнулся старик. - Проще некуда. Диди, ты умный мальчик, догадайся сам.
Дедье схватился за голову и сжал ее так больно, как только смог.
А затем затворил поплотнее шторы, лег, вздохнул и закрыл глаза.
А когда проснулся, Старого Менше нигде уже не было видно.
На полу лежала серебряная сапожная игла. Дедье стало нестерпимо легко и нестерпимо грустно.
С тех пор Дедье никогда не мучали кошмары. Они навещали его время от времени, и он брал их за руку, и выпускал обратно в сон, как мы выпускаем на волю залетевшую в форточку бабочку.
первая фраза: На столе остывал чай.
последняя фраза (Х и род-число глагола можно менять): С того дня Х спал без кошмаров.
Получилось вот такое:
На столе остывал чай. Стакан был еще запотевшим, а чай слегка отпит, и в комнате ощутимо пахло заваркой, шалфеем и грезами русалки - этой непомерно дорогой и вонючей травкой, которую он выменял у бабки-травницы на выпрошенный у матери фамильный золотой браслет. Бабка уверяла, что-де грезы русалки - там самая пресловутая волшебная трава, помогающая от любых кошмаров, и поэтому, ее следовало не банально купить, а обменять на что-нибудь особенно дорогое. Как и подозревал Дедье, русалкина трава оказалась полным фуфлом, и единственное, что останавливало его теперь от того, чтоб спустить весь пакет в мусорный бак - то, что чай в стакане действительно оставался горячим всю ночь, без всякого термоса, и к утру даже оказывался частично выпит. От кошмаров это, разумеется, его не избавило, но, пожалуй, забавляло своим полным наплевательством на законы физики. В глубине души Дедье также надеялся на накопительный эффект, но сознательно уже не верил ни в одно возможное лекарство.
Дедье от души потянулся в кровати, и, наконец, окончательно проснувшись, внимательно оглянул комнату. Кажется, все было на месте - окна были прямоугольными, на облезлом паркете беспорядочными кучками лежали пыль и окурки, прикроватный ночник горел ровным желтоватым светом, почти незаметным ярким солнечным утром. Все это выглядело слишком хорошо. Когда все выглядит слишком хорошо, это обычно плохо кончается. Это Дедье уже выучил. Кошмары - они такие, если их не выполоть вовремя, как баобабы, они разрастаются, расползаются и начинают формировать свое пространство.
Дедье снова педантично осмотрел комнату, шаг за шагом, сантиметр за сантиметром. Наконец, заметил торчащий из-под шкафа пятнистый хвост, удовлетворенно крякнул, надел хранившиеся подле кровати мясницкие рукавицы из металлической сетки и вытянул извивающееся и отчаянно визжащее существо. Существо было величиной с крупную кошку, обладало клочковатой фиолетовой шерстью и острыми пятисантиметровыми зубами.
Поморщившись, Дедье проткнул существо специально заточенной серебряной сапожной иголкой. Существо перестало верещать, вздохнуло, обмякло, а затем медленно испарилось, оставив за собой лужу фиолетовых чернил и клочки жесткой шерсти. Дедье не стал убирать их, зная, что через пару минут от этого безобразия не будет видно и следа. Эти кошмары отлично умели убираться за собой.
Впрочем, чай, заваренный вечером, все же следовало вылить. Пить это странное зелье, да еще после того, как его пробовали неизвестные существа, Дедье опасался. Чай уже совершенно остыл, и был немедленно вылит в раковину.
Дедье признал себе, что несмотря на непрекращающиеся кошмары, он довольно неплохо выспался. Кажется, он и кошмары пришли в последнее время к определенному статус-кво, некоему неустойчивому равновесию. Нет, кошмаоы не исчезли, но, пожалуй, потеряли прежнюю силу и настойчивость. Дедье радовался этому и считал серьезным прогрессом.
Когда Дедье начал страдать кошмарами, он и сам не помнил. Вероятно, в подростковом возрасте. Дедье с матерью тогда жили в пригороде Брюсселя, снимая полдома у Старого Менше, который приходился Дедье каким-то тридесятым родственником, десятиюродным дядей или чем-то вроде. Дедье совершенно не боялся Старого Менше, которого другие считали выжившим из ума стариком. Вероятно, тот был и вправду совсем стар, во всяком случае, он носил длинную белую бороду, как у гномов или волшебников в сказках. Кроме бороды, ничего волшебного в Старого Менше не было, но зато он умел выслушивать Дедье с самого начала до конца, не перебивая, и никогда не смеялся.
Дедье так и не признался матери в своих кошмарах - не хотел ее расстраивать, но поведал эту страшную тайну Старому Менше. Старый Менше тогда сказал, что Диди, вероятно, кто-то напугал, но Дедье, как ни старался, не мог припомнить, кто. Еще Старый Менше говорил, что кошмары пройдут, как только Диди повзрослеет, но вот Дедье уже тридцать шесть, а кошмары все еще при нем, и не думали уходить.
Поначалу кошмары оставались там, где им и полагается, за пределами сна. Утреннее солнце выметало их начисто, и Дедье приучил себя ложиться поздно и поздно вставать, когда солнце было уже в зените, так что большую часть времени спал довольно спокойно.
В школе из-за этого пришлось перевестить на экстернат, впрочем, Дедье считался хорошим учеником, так что окружающие отнеслись к этому, как к причуде.
Настоящие, вылезающие изо сна, кошмары начались, когда Старый Менше умер. Дедье тогда едва исполнилось пятнадцать. Денег катастрофически не хватало, и семье пришлось переехать в довольно плохой район, где квартиры были дешевле, соседи неприветливы, в подъездах плохо пахло, а по ночам из открытых окон доносились крики работающих мадемуазель. Мать была довольна уже тем, что квартира меблирована, есть плита, стол и холодильник. А Дедье каждое утро проверял, не превратились ли сама мать, плита, стол и холодильник во что-нибудь другое.
О том, что против кошмаров можно использовать серебряную иглу, рассказал ему Старый Менше. Точнее, он упомянул, что раньше вампиров надевали на серебряный кол. А Дедье нашел на чердаке у старика эту толстую сапожную иглу, такую черную, будто она была покрыта сажей, и Старый Менше подтвердил, что такая против вампиров - самое нужное дело. А о том, что кошмары и есть вампиры наших снов и нашего спокойствия, догадался сам Дедье.
Во всяком случае, игла работала.
Дедье вспоминал самый первый раз, когда вместо занавески, отделяющей его угол от кровати матери, оказалась плотная бетонная стена, возле которой рос какой-то странный кактус ростом с самого Дедье. Дедье тогда закричал от страха, но никто не отозвался - мать в то время была на работе, а соседи... Через три часа Дедье понял, что крики из окна в этом районе - вещь заурядная, и местные жители здесь не только на помощь не придут, но, напротив, будут держаться подальше. К тому же вытащить его из окна седьмого этажа могли только пожарные. Если бы у Дедье была возможность, он бы устроил пожар, но спички оставались в недостижимой кухне, вместе с плитой и холодильником.
Стараясь не уколоться, Дедье отодвинул кадку с кактусом и попытался ломиться в ненавистную стену. Стена была твердой, будто каменной, и Дедье только отбил до крови кулаки и ступни.
Отчаявшись, Дедье сел на кровать. Глаза застило горькой обидой. Судя по солнцу, скоро должна была вернуться мать, но и она, хрупкая женщина, не сможет пробить эту дьявольскую стену. Дедье пришло в голову выпрыгнуть из окна, но, у него немедленно закружилась голова при одной мысли об этом: он сильно боялся высоты. Он приберег эту идею в качестве последнего выхода, выхода из этого проклятого закутка в самом прямом смысле. Чтобы придать себе смелости, он помочился в окно. Кто-то внизу возмущенно закричал, и Дедье невесело засмеялся.
Он сидел и сидел на кровати в полном бездействии. Он был весьма голоден и чувствовал сильную жажду. День выдался солнечным и жарким, и спальный угол Дедье довольно сильно нагрелся.
И тут он вспомнил про серебряную иглу. Игла уже давно лежала у него под матрацем, она была призвана защищать Дедье от кошмаров и прочих подкроватных монстров, но плохо справлялась с этой обязанностью. В кактусе должно быть немного воды, решил Дедье, ведь кактусы накапливают воду на случай засухи. Может быть, если проколоть кактус, как весенний клен, удастся получить немного сока?
Кактус выглядил весьма привлекательным, свежим и сочным, как на картинке.
Дедье осторожно проткнул кактус сапожной иглой, и тут кактус как-то задрожал и вдруг сдулся, как воздушный шар, с тем же характерным легким звуком, не то вздохом, не то свистом.
Вместо стены теперь висела наполовину откинутая занавеска, сделанная из старого тканого одеяла, а в двери поворачивался ключ - именно в эту секунду мать вернулась с работы.
В другой раз кухонный стол превратился в бурого медведя. Когда Дедье видел подобные превращения в мультфильмах и комиксах, это было очень комично. Здесь же не было ничего смешного - стол-медведь на четырех толстых ножках сам был явно заинтересован пообедать, причем не иначе как самим Дедье. Стол смотрел на него маленькими злыми глазками и разевал пасть с огромными, похожии на мебельные гвозди, зубами. Медведь преграждал путь к кухне со спасительными ножами, впрочем, вспоминал Дедье, все ножи в доме были тупыми, потому что мать боялась вида крови, и мясо в тарелке всегда приходилось отчаянно пилить. Да эта мебельная тварь только посмеётся над ним! Дедье сначала попятился, а затем бросился к кровати, выхватил из-под матраса иглу и метнул ее прямо в медведя, целясь в оскаленную морду. Медведь как-то неловко замер, громко, и резко вздохнул, и в следующий момент перед Дедье стоял привычный рассохшийся стол. А посреди стола вертикально торчала черная серебряная игла.
Когда в чудовище превратилась мать, Дедье догадался об этом и просил у нее прощения, вертикально воткнув ей иглу в плечо, как кололи его в детстве в больнице.
Когда в чудовище превратился сам Дедье, он догадался об этом только взглянув в зеркало. И самым трудным оказалось взять иглу в руки, потому что рук-то у него как раз и не оказалось. Тогда Дедье упал на иглу грудью. Игла прошла сквозь ребра и едва не проколола легкие, и в следующий раз Дедье пообещал себе садиться, а не бросаться на это опасное, но действенно оружие.
Постепенно Дедье привык к кошмарам, настолько, насколько к ним вообще возможно было привыкнуть. Возле кровати он теперь держал железные рукавицы, кислородный баллон, бутылку с водой, запас белковых батончиков и набитую походную аптечку. Серебряная игла все так же хранилась под матрацем, и Дедье берег ее, как зеницу ока - она оказалась и вправду единственной в своем роде. Попытка сделать копию иглы из самого качественного серебра не удалась - новая игла, вставленная в удобную деревянную рукоятку, попросту не работала. Будто это и вправду была не игла, а волшебная палочка.
По ночам, между кошмарами, к нему иногда являлся Старый Менше. Старый Менше был совсем таким же как раньше, и борода была на месте, и даже ничуть не выросла, и Дедье радовался ему, и снова начинал рассказывать. Описывал кошмары, тщетно пытаясь перейти на шутливый лад. Говорил о матери, о себе - он теперь жил один, так легче было справиться с его необычной болезнью. Или особенностью, как политкорректно называла это психологиня, у которой Дедье однажды прошел целый курс сеансов. Сеансы ничуть не помогли от кошмаров, но, пожалуй, Дедье после них стал чувствовать себя увереннее, подыскал себе вечернюю работу, и уменьшил дозу снотворного.
Старый Менше выслушивал, не говоря ни слова, кивал и уходил, и Дедье не знал, было ли это упреком или одобрением, но чувствовал себя после этого, проснувшись утром, несравненно легче. Будто и вправду снимал камень с души.
Да и кошмары после таких ночей становились будто безопаснее. Словно являлись не напугать Дедье, а осчастливить своим присутствием.
Впрочем, раз на раз не приходился, и не раз Дедье с очередным исчадием ада соперничали за право ужалить первым.
У Дедье теперь были острый глаз и ловкая рука; он походя выиграл городское соревнование по стрельбе-дартс, борясь с искушением залимонить стрелку в главного судью, напоминающего ему жабу в спортивных трусах, резво убегавшую по потолку в одном из кошмаров.
Разумеется, Дедье пытался бороться с этими необычными кошмарами своими силами. Он проштудировал множество книг о сущности сна и его толкованиях, он стал регулярным ассистентом на интернет-форумах, посвященным качеству сна. Он мог назубок перечислить все активные вещества, используемые в снотворных, и все их побочные эффекты. Он перепробовал их великое множество, но разница была лишь в том, быстро или медленно он засыпал, а еще в том, запоминал ли он сны или они исчезали бесследно. От проникновения кошмаров в явь его не освобождало ничего.
Когда Дедье удавалось увидеть Старого Менше, он каждый раз умолял старика найти для него лекарство, что-нибудь, что избавит его от этой жуткой яви.
Но Старый Менше всегда уходил молча.
И вот однажды он заговорил.
Он заглянул Дедье в глаза, и тому показалось, что Старый Менше видит все его естество, до самого донышка снов и дальше, через край.
Старик сказал:
- Диди, сынок. Скажи мне, а если и я выйду за границу сна, ты тоже убьешь меня иглой?
- Нет! - мгновенно отреагировал Дедье.
- Да, - подумав, ответил Дедье. - Прости меня, старый Менше, ведь ты не принадлежишь этому миру.
Старик хитро подмигнул и ушел.
А проснувшись, Дедье обнаружил его сидящим на его собственной на кровати.
Дедье вдруг испугался, что старик его не узнает - нелегко увидеть в тридцатипятилетнем лысеющем расплывающемся невротике тонкого пятнадцатилетнего подростка.
- Диди, - мягко сказал Старый Мен988ше. - Ты позвал меня, и я пришел.
Дедье ничего не ответил. Он был несказанно рад, и одновременно знал, чем это должно закончиться, и всячески отталкивал эту мысль.
- Диди, - сказал старик, - Давай договоримся, что ты еще спишь.
- Я не сплю, - твердо сказал взрослый Дедье. - Я совершенно точно даю себе отчет, что полностью проснулся.
- И все-таки ты спишь, Диди. Смотри, - старик щёлкнул пальцами, и из щепоти вылетела розовая канарейка. Канарейка выпорхнула в закрытое окно, не замечая стекла.
Дедье резко замотал головой.
- Некоторые люди просыпаются полностью, а некоторые нет, - понимаешь?
- Ну, предположим, - трезво поморщился Дедье. - Но это не состыковывается с иголкой. Ведь она действительно помогает, без шуток.
Дедье держал иголку в руках и смотрел на собственные пальцы, которые должны будут заколоть Старого Менше как какого-нибудь вампира.
- Ты еще не понял, дурачок? - ласково засмеялся старик. - Ты не протыкаешь кошмары, как воздушные шары.
Этой иголкой, на самом деле, ты колешь самого себя! Колешься неосторожно, а может, и намеренно, кто тебя разберет. И от этого просыпаешься полностью.
Дедье смотрел то на Старого Менше, то на свои руки. Вспоминал те капельки крови, которые появлялись на них после победы над кошмарными монстрами.
- А можно я не буду тебя протыкать? - упрямо спросил он. - Что бы это на самом деле ни значило.
- Конечно, можно, - улыбнулся старик. - Ведь кошмары можно увести обратно в сон. Увести туда, где они принадлежат, где их место. Представь, что они просто заблудились.
- Но как?! - Дедье весь превратился во внимание. Только бы он ответил, а не ушел, как всегда.
- Очень просто. - Улыбнулся старик. - Проще некуда. Диди, ты умный мальчик, догадайся сам.
Дедье схватился за голову и сжал ее так больно, как только смог.
А затем затворил поплотнее шторы, лег, вздохнул и закрыл глаза.
А когда проснулся, Старого Менше нигде уже не было видно.
На полу лежала серебряная сапожная игла. Дедье стало нестерпимо легко и нестерпимо грустно.
С тех пор Дедье никогда не мучали кошмары. Они навещали его время от времени, и он брал их за руку, и выпускал обратно в сон, как мы выпускаем на волю залетевшую в форточку бабочку.