Черничное варенье
Вчера с утра доели последнее черничное варенье. Эта банка внезапно выпрыгнула на нас из недр нашего холодильника, который, даром, что выкрашен в белый, внутри, как и должен быть, на порядок больше, чем снаружи.
А мы-то точно были уверены, что эти калоши давно уже съели.
Не простые калоши, а золотые: запечатанные в банки консервы из туристических впечатлений.
В каждой поездке ловлю себя на том, что хочется взять этот город, этот лес, эту улицу, эти дома, и сложить - точными, как по выкройке, аккуратными складками, вроде оригами или трехмерных вырезных иллюстраций в детских книжках. А затем уложить в чемодан и увезти с собой. А дома поставить на полочку, и раскрывать, когда только в голову взбредет. Распахивать на весь стол, на всю комнату, на всю улицу, выпускать на волю!
Нет, конечно, мы, как и все, стараемся увезти, сколько умеем - в фотографиях. И ведь, если подумать, каждая картинка - скол, осколок, кусочек мозаики с поверхности чужого мира. Вчера ее, этой фотографии, не существовало, а сегодня - нате вам, из слепков чужих историй превратилась в след на твоем берегу, в частицу того, что завтра будет тобой.
Сувениры, конечно, привозим тоже - безделушки, выбравшие нас из толпы одинаковых прохожих-зевак, как мы выбрали их из массы такого же туристического китча. И то ли мы храним их теперь, то ли они нас. И каждая из них теперь - ключ к ящичку с цветными картинками, и цепь, не дающая этому ключу потеряться.
Каждая - зеленый инопланетянин, оседлавший далека - из Будапешта. Колокольчики, купленные в уже закрывшемся деревенском магазине - из Финляндии. Деревянные сосиски - из Словении. Ядовитая керамичечкая ящерица на стене - из Испании, а ее кованый собрат снаружи дома - из Кведлинбурга, того самого.
Память, зашитая, зашнурованная в вещи.
Но, чтобы полностью насладиться пережитым, хорошо бы вот еще что: взять кусочек памяти, положить его в рот и проглотить. Прокатить по языку, вдохнуть засахаренные запахи и законсервированную под крышкой европейскую прохладу.
Ведь впечатления, настоянные на сахаре, дают сок и набираются сладости, и становятся еще прочнее и ярче.
Ягоды на варенье непременно нужно нарвать самим; за отсутствием черники подойдут любые ягоды и фрукты, главное - они должны быть найдены случайно, оказаться дарами новых мест, их хлебом-солью бережным путешественникам.
В первый раз пришло в голову сварить варенье в Швеции. Я, беременная Элиноркой, и мокрые, усыпанные черникой леса - собирай день и ночь, без продыху, чтобы наутро обнаружить, что гномы успели повесить на веточки новую партию ягод.
Варенье удалось на славу. В славном городе Гетеборге я бродила по местному супермаркету и искала небьющиеся банки для варенья. В том самом Гетеборге, где мы глядели сверху, с "чертова колеса" на открывающийся и пропадающий залив, и грузовой порт, и такие обычные шведские четырехэтажные дома, в которых живут самые обыкновенные семьи, а на крышах приткнулись самые обыкновенные чердачные домики с окошками. И ловили себя на чувстве, что все это, черт возьми, оглушающе настоящее.
А варенье ждало в кастрюле, такое густое, что капли этого варенья хватит, чтобы окрасить в черничный сны на целую неделю. И целую чашку чая.
В Финляндию, случившуюся в прошлом году, мы захватили все те же, ставшие уже традиционными, банки-путешественницы. На всякий случай - ну какая еще черника в конце августа?
Черника висела на мокрых кустах, под вечным финским дождем. Россыпью, ковром, под каждым кустом. Ешьте, сказала я детям. Ешьте за все израильское бесконечное нечерничное лето. Ешьте, чтоб хватило до следующей черничной остановки.
Черника напополам с дождем, озоновый черничный морс, мы плавали в нем, и дышали им, как четыре огромные черничные рыбы.
А надышавшись, опять сварили варенье. Черника напополам с брусникой, так даже интереснее. Правда, в процессе варки брусничины переженились с черничинами, и стали неотличимы в ложке.
И каждая такая ложка теперь - концентрат озоновых витаминов и - ключ, проводник, ручка допотопного телевизора. Включаешь - и все перед тобой: сумасшедшая, изумруднейшая на свете зелень и небывалый, невозможный, невероятный покой. И мягкие звуки, и пронзительные запахи. Жаль только, что запахи нельзя сфотографировать.
"У нас кончилось черничное варенье", сообщила я вчера мужу.
"Значит, нужно опять ехать за границу?" - правильно понял муж.
Если получится, если встретится - привезем снова.
Счастье, консервированное в сахаре.
А мы-то точно были уверены, что эти калоши давно уже съели.
Не простые калоши, а золотые: запечатанные в банки консервы из туристических впечатлений.
В каждой поездке ловлю себя на том, что хочется взять этот город, этот лес, эту улицу, эти дома, и сложить - точными, как по выкройке, аккуратными складками, вроде оригами или трехмерных вырезных иллюстраций в детских книжках. А затем уложить в чемодан и увезти с собой. А дома поставить на полочку, и раскрывать, когда только в голову взбредет. Распахивать на весь стол, на всю комнату, на всю улицу, выпускать на волю!
Нет, конечно, мы, как и все, стараемся увезти, сколько умеем - в фотографиях. И ведь, если подумать, каждая картинка - скол, осколок, кусочек мозаики с поверхности чужого мира. Вчера ее, этой фотографии, не существовало, а сегодня - нате вам, из слепков чужих историй превратилась в след на твоем берегу, в частицу того, что завтра будет тобой.
Сувениры, конечно, привозим тоже - безделушки, выбравшие нас из толпы одинаковых прохожих-зевак, как мы выбрали их из массы такого же туристического китча. И то ли мы храним их теперь, то ли они нас. И каждая из них теперь - ключ к ящичку с цветными картинками, и цепь, не дающая этому ключу потеряться.
Каждая - зеленый инопланетянин, оседлавший далека - из Будапешта. Колокольчики, купленные в уже закрывшемся деревенском магазине - из Финляндии. Деревянные сосиски - из Словении. Ядовитая керамичечкая ящерица на стене - из Испании, а ее кованый собрат снаружи дома - из Кведлинбурга, того самого.
Память, зашитая, зашнурованная в вещи.
Но, чтобы полностью насладиться пережитым, хорошо бы вот еще что: взять кусочек памяти, положить его в рот и проглотить. Прокатить по языку, вдохнуть засахаренные запахи и законсервированную под крышкой европейскую прохладу.
Ведь впечатления, настоянные на сахаре, дают сок и набираются сладости, и становятся еще прочнее и ярче.
Ягоды на варенье непременно нужно нарвать самим; за отсутствием черники подойдут любые ягоды и фрукты, главное - они должны быть найдены случайно, оказаться дарами новых мест, их хлебом-солью бережным путешественникам.
В первый раз пришло в голову сварить варенье в Швеции. Я, беременная Элиноркой, и мокрые, усыпанные черникой леса - собирай день и ночь, без продыху, чтобы наутро обнаружить, что гномы успели повесить на веточки новую партию ягод.
Варенье удалось на славу. В славном городе Гетеборге я бродила по местному супермаркету и искала небьющиеся банки для варенья. В том самом Гетеборге, где мы глядели сверху, с "чертова колеса" на открывающийся и пропадающий залив, и грузовой порт, и такие обычные шведские четырехэтажные дома, в которых живут самые обыкновенные семьи, а на крышах приткнулись самые обыкновенные чердачные домики с окошками. И ловили себя на чувстве, что все это, черт возьми, оглушающе настоящее.
А варенье ждало в кастрюле, такое густое, что капли этого варенья хватит, чтобы окрасить в черничный сны на целую неделю. И целую чашку чая.
В Финляндию, случившуюся в прошлом году, мы захватили все те же, ставшие уже традиционными, банки-путешественницы. На всякий случай - ну какая еще черника в конце августа?
Черника висела на мокрых кустах, под вечным финским дождем. Россыпью, ковром, под каждым кустом. Ешьте, сказала я детям. Ешьте за все израильское бесконечное нечерничное лето. Ешьте, чтоб хватило до следующей черничной остановки.
Черника напополам с дождем, озоновый черничный морс, мы плавали в нем, и дышали им, как четыре огромные черничные рыбы.
А надышавшись, опять сварили варенье. Черника напополам с брусникой, так даже интереснее. Правда, в процессе варки брусничины переженились с черничинами, и стали неотличимы в ложке.
И каждая такая ложка теперь - концентрат озоновых витаминов и - ключ, проводник, ручка допотопного телевизора. Включаешь - и все перед тобой: сумасшедшая, изумруднейшая на свете зелень и небывалый, невозможный, невероятный покой. И мягкие звуки, и пронзительные запахи. Жаль только, что запахи нельзя сфотографировать.
"У нас кончилось черничное варенье", сообщила я вчера мужу.
"Значит, нужно опять ехать за границу?" - правильно понял муж.
Если получится, если встретится - привезем снова.
Счастье, консервированное в сахаре.