Один короткий отпуск
В воскресенье решили съездить в зиму. Говорят, что в Москве уже весна, в наших широтах и вовсе лето, но ведь где-то зима должна находиться?
Вот она где, стало быть. В трех часах езды от дома.
Выехали поздновато, но солнце зимой, несомненно, ленивей даже меня и с еще большим трудом пробуждается от ночной зимней спячки. И поэтому мы оказались на дороге первыми.
И небо, как неразвернутый подарок, было затянуто серой оберточной бумагой.
А солнце не торопилось его развертывать.
И пока оно не взошло, на земле царили те, что живут в смятых кульках. Те, что боятся солнца. А когда выходят наружу, напускают вокруг себя густой туман. Они плетут его, как паутину, выпрастывают вокруг и сидят себе в тумане, невидимые, поджидая очередную жертву.
Так что, Берримор, держитесь подальше от этих болот.
Туман был плотным и снаружи казался клейким, как бабушкин крахмальный клей для обклейки окон. И одновременно желеобразным, как сироп глюкозы. Казалось, его можно нарезать на облака. И обвалять эти облака, как турецкий рахат-лукум, в пыльной сахарной пудре.
Туман лежал в долине, как на тарелке, заполняя ее от края до края, а над ней наконец-то открывало глаза красное со сна солнышко. "Чего, уже светить? " - зевнуло оно. - "Вот прямщас?"
И пока оно раздумывало, мы въехали в этот туман. И я поняла, что забыла напрочь, как это бывает, когда мир вокруг пропадает.
Когда все окружающее пространство вдруг сокращается до пятна метров этак тридцать в диаметре, а за ним - НИЧЕГО. Белая пелена. Мир исчез. Мира нет и никогда не было. Совершенно космическое чувство.
А потом мы вьехали в зиму. Это так удивительно - за пару часов, без всяких перелетов, без смены часовых поясов попасть из лета в настоящую зиму.
В зиме лежал снег. Поначалу черно-белыми блямбами вдоль дороги, но чем выше, тем белее и фотогеничнее.
Совсем наверху снег покрывал уже всю землю целиком, блестел на солнце и подозрительно напоминал сахарную мастику. Один-в-один, имбирный бисквит, щедро политый сахарной глазурью. Или ромовая баба - рекордсменка по сахарной верхушке. С торчащими там и сям шоколадными деревцами.
И поверх всего этого сюрреалистического кулинарного безобразия звучала прекрасная барочная музыка. Именно здесь, в этом островке заснеженной Европы посреди южных субтропиков. Оказалось, что станция радио классической музыки одинаково хорошо принимается по всей стране. Все коммерческие радиостанции остались внизу, замолкли и сдохли, а эта играла, как заведенная.
Заснеженные вершины и Моцарт.
Швейцария, да и только. Или Австрия, на худой конец.
А потом начался челлендж.
Потому что выяснилось, что тушка забыла напрочь, как ездить слаломом. В детстве, на тех, деревянных лыжах, ломающихся по три штуки за зиму, мы катались по равнине и иногда с небольших горок, по прямой. И крутить задницей на спуске никому не приходило в голову.
Лет пятнадцать назад я однажды ездила на Хермон, также на один день, и вроде бы научилась немного. И на этом все.
Тушка категорически не желала понять, как нормальный человек может спуститься вот с этой отвесной горы. Испугалась тушечка, ушла в несознанку.
К тому же оказалось, что в дубовых лыжных горных ботинках совершенно никак не встается из положения лежа. Ни боком, ни задом, ни улиткой - ну вообще никак.
И застежки на креплениях страшно тугие и ни в какую не хотят открываться.
Единственной возможностью затормозить оказалось тупо свалиться мешком. Лежу я и думаю, что нехорошо тут валяться, стыдно. Как мешок не скажу с чем. А встать не могу. Тут подъезжает ко мне прекрасный лыжный рыцарь и протягивает руку помощи.
А дальше началась несказка. Взялась я за эту руку, потянул он - и вдруг дичайшая, просто непереносимая боль в левом колене. Заорала принцесса на всю лыжню не своим голосом и послала рыцаря куда подальше. Крепко послала, да так, что его от этих слов будто ветром сдуло.
Я еще немного поизображала случайно свалившийся на дорогу мешок с этим самым, затем умудрилась отстегнуть эту чёртову лыжу.
Наступила на левую ногу - болит страшно, но стоять вроде могу. Значит, не перелом, уже хорошо.
Должна сказать, что у этих пластиковых "испанских сапожков" имеется такая особенность: катиться на лыжах в них намного легче, чем ходить.
Вообще говоря, ходить в них вообще невозможно - они тяжеленные, высокие и негнущиеся.
Поэтому одела я лыжи обратно и попыталась съехать, как все нормальные люди.
Сьехала. Мимикрировала под мешок, в подходящей по цвету коричневой куртке, по дороге еще раз пять, и каждый раз на больную ногу, матерясь и чертыхаясь.
Но добралась до низу.
Бедняга Макс сваливался не хуже меня - у него совершенно не получалось тормозить. Правда, поскольку он не был прекрасной принцессой, ему никто не спешил помочь и поэтому все закончилось менее травматично. Правда, он врезался в домик травмпункта, но хоть стену не пробил - уже хорошо.
Отдохнула я десять минут и думаю: фигня какая-то получается. Что же, наш так тщательно организованный единственный день отпуска закончится столь бесславно?
Нетушки, фиг тебе, глупая тушка.
Подняла себя и пошли мы, охая, на самый легкий, ученический маршрут.
Там сьезжаешь с короткой и плоской горки, а обратно наверх тебя тащит смешной подъёмник - этакая свисающая палка с резиновым диском. "Как ведьма на метле"- сказал Макс.
И о чудо, тушка внезапно вспомнила то, чему научилась пятнадцать лет назад. Странно, что такое можно забыть вообще, я никогда не слышала о том, чтоб тело могло разучиться, скажем, ездить на велосипеде.
Покатались мы немного на детском маршруте, осмелели и снова полезли на подьемник. Вернулись на маршрут средней тяжести - для самоубийц средней руки.
Дело пошло веселее. Нога все-таки болела, но терпимо. Нет, все-таки не перелом, решила я.
"Домой?"- с надеждой предложил Макс.
"Мне надо теперь скатиться с самого верха", - заявила я.- "Иначе гештальт не будет закрыт"
"Ненормальная"- отметил Макс.
"А ты сомневался?", - ответила я.
И я поехала на гору. Под подъёмником на снегу валялись шапки и варежки. Некоторые художественно висели на деревьях - зимних голых чудо-деревьях из Чуковского.
А наверху зима и вовсе была и вовсе несомненной. Торчащие там и сям столбы и деревья поросли ледяными торосами. Роскошными стрельчатыми торосами, то белыми, то полупрозрачными. Застывшими в воздухе взорвавшимися звездами.
С солнечной стороны с торосов свисали длинные тонкие сосульки и бежала вода.
Но самым прекрасным было то, что вершина оказалась выше облаков.
В долине между горами лежал туман. А над ним - и одновременно подо мной! - растянулся пупырчатый белый навес, точно такой же, какой бывает виден из самолёта. И поверх всего этого светило сумасшедшее белое солнце.
Я скатилась с этой горы-за-облаками, падая и чертыхаясь, потому что маршруты там скорее для сноубордистов, чем для лыжников - совершенно же отвесные.
Но зато научилась примерно крутить задницей.
И окончание горы - то место, где я чуть не сломала ногу, после такого резкого спуска показалось мне детской игрушкой.
В общем - I did it!
Закрыла ещё один маленький гештальт.
Напоследок я потащила Макса на гору, уже без лыж, погулять над облаками. Мы успели на последний подъёмник, за минуту до закрытия.
А когда мы уже съезжали обратно по серпантину, нас провожали горы из рыжего имбирного теста, покрытые подзакатной розовой сахарной мастикой. И по радио для нас пели ангелы. Ей-богу, ангелы, я узнала эти голоса - стройные, высокие, несомненно ангельские. И слова были неразборчивы, может, латынь, а может, чего и позабористей. По все тому же радио "Коль-ха- Музыка" звучала хоровая оратория, и это было довольно необычно: у нас редко передают христианскую музыку. Я слышала однажды, перед католическим Рождеством, но вот чтоб так, без всякого повода...
Интересно, подумала я, о чем они пели?
Может быть, выпевали длинное и витиеватое "до свидания". А, может, наоборот, приветствовали нас как птиц своего полета. Побывавших выше облаков безо всякого самолета.
Назавтра оказалось, что левая нога категорически отказывается, чтоб на нее наступали.
Примерно сутки тушка играла в бедненькую: Хромоножку и Шлеп-Ногу. Потом я ей заявила, что хватит киснуть, и сейчас нога уже почти "расходилась".
Правда, я до сих пор смешно спускаюсь по ступенькам - подпрыгивая на правой ноге.
Но все это мелочи, честное слово.
Главное - что я одолела эту гору. И нам пели ангелы.
Иллюстрации
Сорри за жалкое телефонофото, к тому же телефончик быстро сдох. А фотоаппарат забыли.
Один из первых видов вверх по дороге
Поселок Неве-Атив. Уж не знаю, настоящие ли это елки или опять какой-нибудь эрзац, но они выглядят.
Законсервированные снегом розы
Вооон оттуда я скатилась
Бисквит с сахарной мастикой
Елки в торосах
Вот так это выглядело. Вдалеке - те самые пупырчатые облака, а снизу - кучевые.
А голубая точка - лазерный прицел.
