Ира Черска:
остатки дисциплины в доме как-то плавно свелись на нет. ребенок делает все, что ему заблагорассудится. мультики целый день. причем не то чтобы он их внимательно смотрит, они у него фоном. место еды у него на выбор - хочет, за своим столиком в детской, хочет - под мультики же в комнате, хочет - на кухне. соблюдается только режим.
занимается ребенок следующим (примерно в равных пропорциях):
бегает сквозь все комнаты (они смежные) и рычит - игра в грузовик
таскает пустую коробку из-под телевизора (и что-то к ней приделывает) - игра в другой грузовик
рисует красками
читает (т.е. сидит, обложившись книгами, и листает их)
все это под мультики
вроде бы все
еще у Ильи есть дети - это несколько мягких зверей, которые с ним спят. некоторое время назад он о них всячески заботился, теперь дети просто сидят в кроватке (но если забрать хоть одного, Илья это сразу же заметит. он вообще исключительно скрупулезен. например, среди игрушек, с которыми он купается, есть несколько пустых бутылочек из-под шампуня, какие-то крышки и две пластиковые чашки, случайно попавшие в общую кучу и утвердившиеся в ней). играет он при этом обычно с двумя-тремя игрушками, остальные свободно плавают. я экспериментировала - не давала крышечку какую-нибудь (всего предметов больше десятка). через пять минут Илья говорил, что ему нужна его крышечка/чашка/лейка/шампунь. я давала, он опускал ее в ванну и возвращался к игре. укомплектованность). так вот, дети. среди них есть мягкая матерчатая кукла. пожалуй, на нее было направлено меньше всего сентиментальных детских чувств. но с некоторых пор с куклой возникли отношения.
сначала я ее находила в комнате во всяких странных позах, с вывернутыми из сарафана ручками. затем как-то услышала, как Илья с ней разговаривает:
(суровым голосом) - открой рот! открой рот!
раздается какой-то тарабах
(смягчившимся голосом) - хорошо, я не буду тебя бить.
затем пару дней Илья куклу бил. как-то даже жестоко. стоял и лупил ею о стену. и выражение лица при этом у него было - восторг, разбавленный некоторым пониманием, что хорошо бы его скрывать. я спросила - зачем он это делает? он внятно не ответил, сказал, что вот, бьет. на вопрос - больно ли ей? - ответил, что больно, но как-то без уверенности. на предложение куклу пожалеть откликался, но без огонька. и через некоторое время бил опять. я пару раз куклу взяла у него из рук и стала гладить. тут же ор - это моя кукла, отдай!
на следующий день Илья был - сама нежность, бегал с куклой, гладил ее, кормил и поил моим чаем.
(примерно за этими занятиями Илья сделал свое первое обобщение, сказав: Все любят и еще все едят)
отношения с куклой продолжаются, в них есть какое-то напряжение. вчера он скрутил куклу в рулет и запихнул в маленькую сковородку. затем он поставил сковородку в коробку-грузовик. я спросила - зачем? он ответил - там темно, куклу нужно туда. было понятно, что он ее туда не спать кладет. интересно все-таки, зачем.
стал ей читать сказки. я подслушивала. пару сказок из книжки пересказал ей своими словами. вполне сюжетно.
насчет дисциплины - как-то я не знаю, нужно ли ее каленым железом восстанавливать. я поняла, что вообще не могу отдавать приказания другим людям. делай это, делай вот это. я помню в детстве себя. свобода была большим удовольствием, а диктат - ну, понятно. при этом я не чужда внутренней дисциплины, да и в детстве это выражалось в неких представлениях о "правильном дне", последовательности действий, бесконечного наведения порядка в какой-нибудь коробочке. не помню, существовало ли для меня понятие "запретного плода", ну типа "телевизор на час только по воскресеньям". видимо, нет. разве что - не четкая просьба - не уходить слишком далеко от дома. и вот здесь интересно. границы, действительно, не было. считается же, что такие вещи нужно четко обозначать. но мама ее не поставила. и вот я, отходя от дома на определенное расстояние, начинала чувствовать, что это уже, пожалуй, "далековато", еще чуть-чуть - и чувство начинало усиливаться. и в какой-то момент я понимала - вот здесь уже "далеко", нужно возвращаться. и возвращалась. я любила легитимные радости, от них на душе была безмятежность, а от не легитимных - скребли кошки. простой был механизм.
занимается ребенок следующим (примерно в равных пропорциях):
бегает сквозь все комнаты (они смежные) и рычит - игра в грузовик
таскает пустую коробку из-под телевизора (и что-то к ней приделывает) - игра в другой грузовик
рисует красками
читает (т.е. сидит, обложившись книгами, и листает их)
все это под мультики
вроде бы все
еще у Ильи есть дети - это несколько мягких зверей, которые с ним спят. некоторое время назад он о них всячески заботился, теперь дети просто сидят в кроватке (но если забрать хоть одного, Илья это сразу же заметит. он вообще исключительно скрупулезен. например, среди игрушек, с которыми он купается, есть несколько пустых бутылочек из-под шампуня, какие-то крышки и две пластиковые чашки, случайно попавшие в общую кучу и утвердившиеся в ней). играет он при этом обычно с двумя-тремя игрушками, остальные свободно плавают. я экспериментировала - не давала крышечку какую-нибудь (всего предметов больше десятка). через пять минут Илья говорил, что ему нужна его крышечка/чашка/лейка/шампунь. я давала, он опускал ее в ванну и возвращался к игре. укомплектованность). так вот, дети. среди них есть мягкая матерчатая кукла. пожалуй, на нее было направлено меньше всего сентиментальных детских чувств. но с некоторых пор с куклой возникли отношения.
сначала я ее находила в комнате во всяких странных позах, с вывернутыми из сарафана ручками. затем как-то услышала, как Илья с ней разговаривает:
(суровым голосом) - открой рот! открой рот!
раздается какой-то тарабах
(смягчившимся голосом) - хорошо, я не буду тебя бить.
затем пару дней Илья куклу бил. как-то даже жестоко. стоял и лупил ею о стену. и выражение лица при этом у него было - восторг, разбавленный некоторым пониманием, что хорошо бы его скрывать. я спросила - зачем он это делает? он внятно не ответил, сказал, что вот, бьет. на вопрос - больно ли ей? - ответил, что больно, но как-то без уверенности. на предложение куклу пожалеть откликался, но без огонька. и через некоторое время бил опять. я пару раз куклу взяла у него из рук и стала гладить. тут же ор - это моя кукла, отдай!
на следующий день Илья был - сама нежность, бегал с куклой, гладил ее, кормил и поил моим чаем.
(примерно за этими занятиями Илья сделал свое первое обобщение, сказав: Все любят и еще все едят)
отношения с куклой продолжаются, в них есть какое-то напряжение. вчера он скрутил куклу в рулет и запихнул в маленькую сковородку. затем он поставил сковородку в коробку-грузовик. я спросила - зачем? он ответил - там темно, куклу нужно туда. было понятно, что он ее туда не спать кладет. интересно все-таки, зачем.
стал ей читать сказки. я подслушивала. пару сказок из книжки пересказал ей своими словами. вполне сюжетно.
насчет дисциплины - как-то я не знаю, нужно ли ее каленым железом восстанавливать. я поняла, что вообще не могу отдавать приказания другим людям. делай это, делай вот это. я помню в детстве себя. свобода была большим удовольствием, а диктат - ну, понятно. при этом я не чужда внутренней дисциплины, да и в детстве это выражалось в неких представлениях о "правильном дне", последовательности действий, бесконечного наведения порядка в какой-нибудь коробочке. не помню, существовало ли для меня понятие "запретного плода", ну типа "телевизор на час только по воскресеньям". видимо, нет. разве что - не четкая просьба - не уходить слишком далеко от дома. и вот здесь интересно. границы, действительно, не было. считается же, что такие вещи нужно четко обозначать. но мама ее не поставила. и вот я, отходя от дома на определенное расстояние, начинала чувствовать, что это уже, пожалуй, "далековато", еще чуть-чуть - и чувство начинало усиливаться. и в какой-то момент я понимала - вот здесь уже "далеко", нужно возвращаться. и возвращалась. я любила легитимные радости, от них на душе была безмятежность, а от не легитимных - скребли кошки. простой был механизм.