(no subject)
Я не стал бы об этом писать, если бы не череда совпадений, к которым мне хочется отнестись с суеверной серьезностью. Так что вот вам, друзья, длинные воспоминания, от которых я не избавляюсь, нет - скорее еще раз иначе продумываю то, о чем еще помню, и по ходу дела вспоминаю/восстанавливаю детали. Как большинство воспоминаний, важнее всего они мне самому, но вдруг и вам будет интересно.
Я учился на 1 курсе, мне было 17 лет, то есть был 2001 год. Утром, у лифта в 1 гуме, я увидел объявление о лекции и запомнил время и место. Лекция была вечером, а занятия заканчивались часа в 4, у меня уже начинались регулярные приступы мигрени, и в тот день как раз такой приступ и случился. Тогда я решил, что жизнь отстой и на лекцию пойду только за компанию с кем-то, ну и пригласил однокурсницу. Однокурсница внезапно согласилась.
Я помню, что был светлый вечер, мы шли по Арбату, и в глаза нам светило заходящее солнце, почему-то именно этот закат, этот торжественный, сильный, но не слепящий свет, и такой обязывающий холодок, от которого хочется идти быстрее, - вот это я помню до сих пор. Раньше такого солнца на Арбате я не видел, хоть и учился неподалеку в школе. Мигрень прошла - однокурсница меня явно сумела отвлечь, иногда это помогало.
Здание, куда мы пришли, было очень странным - на вид какая-то пристройка к одной из новоарбатских «книжек», нелепая дверь, у входа стояли загадочного вида люди и продавали билеты, стоило это развлечение рублей 30 или 40 на человека. Общее настроение было такое, будто тут собираются на черную мессу, публика соответствующая - в основном бледнолицая нон-конформистская молодежь в плащах и ботинках на толстой подошве, но не только, были, кажется, люди всех возрастов, и даже вроде бы такие окололитературные дамочки, и мрачно-сосредоточенные мужчины средних лет. Выяснилось, что внутри - огромный (или кажущийся огромным) зал, и я не мог взять в толк, как он поместился в таком небольшом и неказистом здании. Конечно, полный зал не набрался, мы сели в заднем ряду и стали ждать.
Через некоторое время на сцене появился какой-то совершенно несообразный человечек. Я тогда еще все видел без очков, и разглядел опухшее морщинистое лицо, какую-то сельскохозяйственную рубаху навыпуск и в целом полную внешнюю ничтожность этого персонажа (я был отвратительным снобом, да). И подумал то, казалось, единственное, что мог тогда о нем подумать: это рабочий сцены/полупьяный осветитель/звуконаладчик, который сейчас сделает свое дело и уйдет. Но рабочий не ушел, повертел, кажется, микрофон, сел за стол, засунул ладони под колени, словно желая зафиксировать руки, втянул голову в плечи и стал сидеть сычом в совершенном молчании.
Да, я забыл сказать, что лектором значился Евгений Головин, а темой - «Пурпурная субстанция обмана». В 98 году и позже отец всячески пичкал меня традиционализмом, поэтому имя Головина мне было знакомо, более того, из всей традиционалистской братии он тогда меня интересовал больше всех. (Это был такой подспудный, полуосознанный поиск гениев и авторитетов, каких-то личностных воплощений подлинности.) Но я никогда его в лицо не видел, интернета не было, и меньше всего я мог ожидать, что именно этот престарелый слесарь и окажется мэтром алхимии и герметической философии, которого нам предлагают слушать. Но так и случилось. Кажется, возник Дугин (я не помню точно, но он не мог не возникнуть, это был т.н. «Новый университет»), произнес какое-то вступление, и потом человечек начал тихо говорить.
Из лекции запомнились только начало и конец. Начал он просто с заглавия, сообщил что-то глубокомысленно-магическое про пурпур, а про субстанцию высказался в том духе, что знать о ней ничего не знает, что она напоминает ему только о какой-то станции, под которой есть подвал. (Я тогда уже знал, скорее всего, и про электричку, в которую сел Федор Соннов, и про станцию, на которой она остановилась.)
Потом началось какое-то безумие красок, лектора несло во все тяжкие, и сопротивляться этому потоку сведений и ассоциаций не было никакой возможности. (А мне, вероятно, хотелось - не от критического ума (его не было), а, наверное, в силу особого чванливого отношения студентов философского факультета ко всему, лежащему вне корпоративных пределов этого их факультета.) Однокурсница моя интеллигентно молчала и рисовала портрет Головина, у нее здорово получалось. Я не скучал, но понимал совсем не все. Не уверен, что сейчас я понял бы больше - такие лекции и не рассчитаны на передачу знаний, вопросы-ответы и проч.
Помню еще, что меня совершенно потрясла концовка, я хоть и не спал, но все равно проснулся. Головин прочел «Being Beauteous» Рембо (его смешно потом расшифровали - пч он неточно произнес по-английски) - текст, о котором я тогда, конечно, не имел никакого представления. Даже с учетом всех удивлений, это было ошеломительно. Почему? Я сам хочу понять.
Что я тогда знал о философии? Почти ничего. Что я знал о литературе? Кое-что. О современной? Даже не смешно. Как я теперь восстановил точную дату и место? Да потому что литкритик Курицын в 2001 году почитывал газету «Завтра» и между прочим объявил в своем обзорчике:
"4 апреля в 18.30 состоится очередная лекция Нового университета. Евгений Всеволодович Головин в помещении клуба "Честь и достоинство" (Москва, Новый Арбат, д. 15, стр. 2) доложит по теме "Пурпурная субстанция обмана". Билеты можно заказать заранее (310-73-97), а можно и на входе купить."
А что за клуб такой? Да очень просто: клик-клик
Региональная общественная организация ВЕТЕРАНОВ СПЕЦСЛУЖБ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ КЛУБ "ЧЕСТЬ И ДОСТОИНСТВО"
Клуб. Ветеранов. Спецслужб.
А текст лекции есть? Есть.
А видео? Да вот же оно.
Откуда я вообще узнал о „Новом университете“? Не помню точно, но по всей вероятности моя подруга Маша тогда общалась с неким Андреем Белошапко*, и по-моему именно Андрей нас и позвал на лекцию Дугина «Тайная мать»** (Толя тогда же, узнав, где я был, начал расспрашивать меня, кто же это, и, не получив никакого внятного ответа, выдвинул важнейшую гипотезу, что «тайная мать» - это любовница). Я с большим почтением относился к Маше и, конечно, пошел. А потом решил повторить, но ни Маши, ни Андрея уже не было.
Что я думаю про это сейчас? Интеллектуальные предпочтения, конечно, поменялись. Хотя, вероятно, это и не перемена была, их тогда и не было вовсе, предпочтений. 2001 год был временем легкости, когда очень, очень нравились экстравагантность и трансгрессия - и лучше вместе, со всеми своими гласными и согласными. Традиционалисты тогда были, несмотря на неустранимую общую убогость, авангардным подпольем, особенно для философски настроенных и малообразованных - то есть для меня. Другое дело, что я потом встретил других людей, прочел другие книги, и курсу к пятому какой-нибудь Гиренок (а он отлично вписывается в стилистику газеты «Завтра» и вписывался уже тогда) никаких эмоций кроме тоскливой неловкости у меня не вызывал.***
Теперь же обсуждать это всерьез совершенно невозможно - разве что пытаться понять, есть ли способ (и смысл) этим бородатым дяденькам сопротивляться. Политически неприемлемый с самого начала, традиционализм -- а равно и сопутствующие/ сочувствующие ему консервативные течения - и как философия есть путь в никуда, замшелое собрание пустых идолов, медь звенящая и кимвал бряцающий.
Но почему меня не отпускает это воспоминание? Помимо курьезов и вообще такой странной таинственности, окружавшей эти события, мне запомнилось ощущение момента, который так и не наступил. И хотя я, конечно, его пережил - но не могу изжить. Это какое-то вещество времени, от которого остается только предисловие - молодое тело, суровая пока, но неизбежная весна, прогулки от лекции к лекции по вечерней Москве, ожидания чего-то неизвестного и непонятного, перевод из Рембо, как чертик из табакерки. Казалось, что время так сосредоточилось, что переживание теперь, твой сегодняшний вечер, вдруг сталкивается с историей, будто бы сама эпоха обитает где-то поблизости, на Арбате, будто бы ты уже отыскал самое главное, что предначертано в каком-нибудь забытом алхимическом манускрипте и что вот-вот состоится, стоит какому-нибудь - безразлично какому, сказал бы Агамбен, - алкоголику наконец его расшифровать (я всерьез думал, что тектонические сдвиги в мире возникают, просто когда знакомятся между собой важные мне люди, отсюда отчасти происходила моя тогдашняя общительность). Конечно, ничего не произошло. Но хочется хранить ему верность - этому отсутствию, этому ожиданию.
*Гугл без труда находит Андрея в 2006 году среди видных активистов Евразийского союза молодежи, так что это все вполне правдоподобно.
** Опять же, реконструкция по объявлению.
*** «Гейдар Джемаль? Ну, это старая сволочь, он ведь был еще в обществе “Память”» - сообщил мне походя пару лет спустя мой научный руководитель.
Я учился на 1 курсе, мне было 17 лет, то есть был 2001 год. Утром, у лифта в 1 гуме, я увидел объявление о лекции и запомнил время и место. Лекция была вечером, а занятия заканчивались часа в 4, у меня уже начинались регулярные приступы мигрени, и в тот день как раз такой приступ и случился. Тогда я решил, что жизнь отстой и на лекцию пойду только за компанию с кем-то, ну и пригласил однокурсницу. Однокурсница внезапно согласилась.
Я помню, что был светлый вечер, мы шли по Арбату, и в глаза нам светило заходящее солнце, почему-то именно этот закат, этот торжественный, сильный, но не слепящий свет, и такой обязывающий холодок, от которого хочется идти быстрее, - вот это я помню до сих пор. Раньше такого солнца на Арбате я не видел, хоть и учился неподалеку в школе. Мигрень прошла - однокурсница меня явно сумела отвлечь, иногда это помогало.
Здание, куда мы пришли, было очень странным - на вид какая-то пристройка к одной из новоарбатских «книжек», нелепая дверь, у входа стояли загадочного вида люди и продавали билеты, стоило это развлечение рублей 30 или 40 на человека. Общее настроение было такое, будто тут собираются на черную мессу, публика соответствующая - в основном бледнолицая нон-конформистская молодежь в плащах и ботинках на толстой подошве, но не только, были, кажется, люди всех возрастов, и даже вроде бы такие окололитературные дамочки, и мрачно-сосредоточенные мужчины средних лет. Выяснилось, что внутри - огромный (или кажущийся огромным) зал, и я не мог взять в толк, как он поместился в таком небольшом и неказистом здании. Конечно, полный зал не набрался, мы сели в заднем ряду и стали ждать.
Через некоторое время на сцене появился какой-то совершенно несообразный человечек. Я тогда еще все видел без очков, и разглядел опухшее морщинистое лицо, какую-то сельскохозяйственную рубаху навыпуск и в целом полную внешнюю ничтожность этого персонажа (я был отвратительным снобом, да). И подумал то, казалось, единственное, что мог тогда о нем подумать: это рабочий сцены/полупьяный осветитель/звуконаладчик, который сейчас сделает свое дело и уйдет. Но рабочий не ушел, повертел, кажется, микрофон, сел за стол, засунул ладони под колени, словно желая зафиксировать руки, втянул голову в плечи и стал сидеть сычом в совершенном молчании.
Да, я забыл сказать, что лектором значился Евгений Головин, а темой - «Пурпурная субстанция обмана». В 98 году и позже отец всячески пичкал меня традиционализмом, поэтому имя Головина мне было знакомо, более того, из всей традиционалистской братии он тогда меня интересовал больше всех. (Это был такой подспудный, полуосознанный поиск гениев и авторитетов, каких-то личностных воплощений подлинности.) Но я никогда его в лицо не видел, интернета не было, и меньше всего я мог ожидать, что именно этот престарелый слесарь и окажется мэтром алхимии и герметической философии, которого нам предлагают слушать. Но так и случилось. Кажется, возник Дугин (я не помню точно, но он не мог не возникнуть, это был т.н. «Новый университет»), произнес какое-то вступление, и потом человечек начал тихо говорить.
Из лекции запомнились только начало и конец. Начал он просто с заглавия, сообщил что-то глубокомысленно-магическое про пурпур, а про субстанцию высказался в том духе, что знать о ней ничего не знает, что она напоминает ему только о какой-то станции, под которой есть подвал. (Я тогда уже знал, скорее всего, и про электричку, в которую сел Федор Соннов, и про станцию, на которой она остановилась.)
Потом началось какое-то безумие красок, лектора несло во все тяжкие, и сопротивляться этому потоку сведений и ассоциаций не было никакой возможности. (А мне, вероятно, хотелось - не от критического ума (его не было), а, наверное, в силу особого чванливого отношения студентов философского факультета ко всему, лежащему вне корпоративных пределов этого их факультета.) Однокурсница моя интеллигентно молчала и рисовала портрет Головина, у нее здорово получалось. Я не скучал, но понимал совсем не все. Не уверен, что сейчас я понял бы больше - такие лекции и не рассчитаны на передачу знаний, вопросы-ответы и проч.
Помню еще, что меня совершенно потрясла концовка, я хоть и не спал, но все равно проснулся. Головин прочел «Being Beauteous» Рембо (его смешно потом расшифровали - пч он неточно произнес по-английски) - текст, о котором я тогда, конечно, не имел никакого представления. Даже с учетом всех удивлений, это было ошеломительно. Почему? Я сам хочу понять.
Что я тогда знал о философии? Почти ничего. Что я знал о литературе? Кое-что. О современной? Даже не смешно. Как я теперь восстановил точную дату и место? Да потому что литкритик Курицын в 2001 году почитывал газету «Завтра» и между прочим объявил в своем обзорчике:
"4 апреля в 18.30 состоится очередная лекция Нового университета. Евгений Всеволодович Головин в помещении клуба "Честь и достоинство" (Москва, Новый Арбат, д. 15, стр. 2) доложит по теме "Пурпурная субстанция обмана". Билеты можно заказать заранее (310-73-97), а можно и на входе купить."
А что за клуб такой? Да очень просто: клик-клик
Региональная общественная организация ВЕТЕРАНОВ СПЕЦСЛУЖБ И ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ КЛУБ "ЧЕСТЬ И ДОСТОИНСТВО"
Клуб. Ветеранов. Спецслужб.
А текст лекции есть? Есть.
А видео? Да вот же оно.
Откуда я вообще узнал о „Новом университете“? Не помню точно, но по всей вероятности моя подруга Маша тогда общалась с неким Андреем Белошапко*, и по-моему именно Андрей нас и позвал на лекцию Дугина «Тайная мать»** (Толя тогда же, узнав, где я был, начал расспрашивать меня, кто же это, и, не получив никакого внятного ответа, выдвинул важнейшую гипотезу, что «тайная мать» - это любовница). Я с большим почтением относился к Маше и, конечно, пошел. А потом решил повторить, но ни Маши, ни Андрея уже не было.
Что я думаю про это сейчас? Интеллектуальные предпочтения, конечно, поменялись. Хотя, вероятно, это и не перемена была, их тогда и не было вовсе, предпочтений. 2001 год был временем легкости, когда очень, очень нравились экстравагантность и трансгрессия - и лучше вместе, со всеми своими гласными и согласными. Традиционалисты тогда были, несмотря на неустранимую общую убогость, авангардным подпольем, особенно для философски настроенных и малообразованных - то есть для меня. Другое дело, что я потом встретил других людей, прочел другие книги, и курсу к пятому какой-нибудь Гиренок (а он отлично вписывается в стилистику газеты «Завтра» и вписывался уже тогда) никаких эмоций кроме тоскливой неловкости у меня не вызывал.***
Теперь же обсуждать это всерьез совершенно невозможно - разве что пытаться понять, есть ли способ (и смысл) этим бородатым дяденькам сопротивляться. Политически неприемлемый с самого начала, традиционализм -- а равно и сопутствующие/ сочувствующие ему консервативные течения - и как философия есть путь в никуда, замшелое собрание пустых идолов, медь звенящая и кимвал бряцающий.
Но почему меня не отпускает это воспоминание? Помимо курьезов и вообще такой странной таинственности, окружавшей эти события, мне запомнилось ощущение момента, который так и не наступил. И хотя я, конечно, его пережил - но не могу изжить. Это какое-то вещество времени, от которого остается только предисловие - молодое тело, суровая пока, но неизбежная весна, прогулки от лекции к лекции по вечерней Москве, ожидания чего-то неизвестного и непонятного, перевод из Рембо, как чертик из табакерки. Казалось, что время так сосредоточилось, что переживание теперь, твой сегодняшний вечер, вдруг сталкивается с историей, будто бы сама эпоха обитает где-то поблизости, на Арбате, будто бы ты уже отыскал самое главное, что предначертано в каком-нибудь забытом алхимическом манускрипте и что вот-вот состоится, стоит какому-нибудь - безразлично какому, сказал бы Агамбен, - алкоголику наконец его расшифровать (я всерьез думал, что тектонические сдвиги в мире возникают, просто когда знакомятся между собой важные мне люди, отсюда отчасти происходила моя тогдашняя общительность). Конечно, ничего не произошло. Но хочется хранить ему верность - этому отсутствию, этому ожиданию.
*Гугл без труда находит Андрея в 2006 году среди видных активистов Евразийского союза молодежи, так что это все вполне правдоподобно.
** Опять же, реконструкция по объявлению.
*** «Гейдар Джемаль? Ну, это старая сволочь, он ведь был еще в обществе “Память”» - сообщил мне походя пару лет спустя мой научный руководитель.