Соседняя (через арку с саркофагом Гульельмо ди Кастельбарко) церковь носит имя пресловутого Петра Мученика. Но и тут бедняге
не повезло. А ведь все так хорошо начиналось...
Как мы помним, изначально в честь ПМ предполагалось освятить церковь Св. Анастасии, и крохотную часовню по соседству доминиканцы возвели, чтобы было где молиться, пока идет долгострой (т.е. 200 лет).
"Мадонна с младенцем на троне со Св. Катериной и Св. Антонием-аббатом" (предположительно кисти Туроне ди Максио).
Но вскоре нашла на Верону напасть неминучая. Вот что пишет об этом в "Новой хронике" Маттео Виллани (1363 гг.):
"Мессер Кане из рода делла Скала, властителей Вероны, избалованный своим новым положением, предался распущенности и жестокости, за что его возненавидели подданные, невзлюбили придворные и даже родственники и близкие. Он собирался посетить маркизов Бранденбургских, своих свойственников в Германии, а в Вероне оставались его родные братья, мессер Кансиньоре и Паоло Альбоино, которые по завещанию мессера Мастино были его соправителями. Не доверяя своим братьям и опасаясь их, мессер Кане тайно поручил набрать солдат для одного из своих побочных сыновей."
Речь здесь идет о том самом Кангранде II, "Бешеном псе" что изображен коленопреклоненным на алтарном образе работы Лоренцо Венециано. И не скажешь, правда, что выглядит распущенным и жестоким?
Нанятых бранденбургских солдат было около полусотни - по тем временам настоящая армия. Из разместили в палаццо д'Акуила (Дворец Орлов), в котором с 1674 г. располагается гостиница "Две башни" (Due Torri), где останавливался Моцарт, а Гарибальди с балкона призывал граждан Вероны записываться в свою "тысячу", - здании ровно напротив, через площадь. Естественно, группа немецкоговорящих товарищей с оружием захотела иметь собственную молельню, для чего быстренько реквизировала ближайший храм, которым и оказалась церковь ПМ. Они быстро переосвятили ее в честь Св. Георгия, покровителя воинов, и украсили своими портретами (поместились не все, часть наиболее знатных "ушла" в трансепт Св. Анастасии).
Сюжет обычно примитивно прост: Св. Георгий в сопровождении еще какой-нибудь святой (Анастасии, Екатерины или любой другой, по выбору донатора) представляет коленопреклоненного донатора Мадонне, сидящей на троне. Донаторы, как мы видим, нормальных, взрослых размеров, а не фигура на блюдечке или муравей у ног святых. (Эти две фрески - кисти Бартоломео Бадиле, дяди автора росписей свода Св. Анастасии Джованни Бадиле.)
"Не шали", - говорит младенец. В смысле, "меч без дела не вынимай, без славы не вкладывай".
Не забыт и сосед, в смысле, Св. Доминик - вероятно, монахи были не слишком довольны экспроприацией, но быстро смирились. (Обратите внимание на крылышки за спиной у рыцаря.)
Св. Георгий не чужд галантных манер - сморкается в платочек.
Естественно, на этом фоне стремились не отставать и местные: вспомним капеллу Кавалли с абсолютно таким же сюжетом (см. прошлую серию). Некоторые шли и дальше: участвовали уже не просто в банальной аудиенции, а во вполне себе священном событии.
Сверху святые (Поклонение волхвов, Месса Св. Григория Великого, Св. Георгий и принцесса)...
...снизу "Распятие с предстоящими" и вполне себе узнаваемыми рыцарями-бранденбуржцами. Как-то кажется мне, что кто-то не совсем правильно воспринял сюжет.
Лошадка тоже нарядная.
Что касается "Бешеного пса" и его богобоязненных рыцарей, то закончилось все плачевно. Вот как продолжает свой рассказ Маттео Виллани:
"Известие [о наемниках] вызвало сильное недовольство и гнев у братьев, и мессер Кансиньоре высказался перед Кангранде, что среди родных такое недоверие неуместно. Эти слова, впрочем вполне дружелюбные, были встречены тираном со злобой и подозрением, и он осыпал брата ужасными и леденящими душу угрозами, хотя на самом деле не имел намерения их исполнить. Но юноша, чая о воцарившейся в душе брата жестокости и о том, что тот не забудет даже такой мелкой провинности, посчитал, что брат легко с ним расправится. Однажды в субботу, 14 декабря 1359 года, когда Кангранде с небольшой свитой верхом прогуливался по городу, Кансиньоре, взяв с собой двух доверенных оруженосцев, пробрался в конюшню правителя и вывел оттуда трех самых чистокровных и резвых скакунов. Сев на коней и спрятав оружие, все трое поехали медленным шагом по городу в поисках Кангранде. Наконец они столкнулись с ним. и тут он сказал брату, что тот зря пользуется его лошадьми. На это Кансиньоре ответил: "По-вашему, мне и вовсе нельзя оседлать доброго коня?", - и, вытащив укрытую у него на боку шпагу, всадил ее тотчас же в спину брату, пронзив его насквозь. Затем он нанес еще один удар, в голову, и сшиб его с коня, после чего, опасаясь нападения, бросился бежать. Он так торопился, что вечером был уже в Падуе. Встретившему его правителю города Кансиньоре открылся в содеянном и объяснил причины своего поступка. Тот изъявил поверхностное соболезнование ввиду столь огорчительного происшествия, но не выказал ни порицания, ни одобрения, успокоив беглеца надеждой на благополучный исход этого дела, совершенного под влиянием страсти. В столь плачевных обстоятельствах не нашлось никого, кто обнажил бы меч за могущественного синьора или стал бы преследовать его брата. Но спутники правителя, вообразившие, что тут не обошлось без обширного заговора, позаботились лишь о том, чтобы унести ноги, оставив своего повелителя истекающим кровью".
Короче говоря, мне видится, что ситуация простая. Богобоязненный Кангранде, опасаясь мятежа и не доверяя приближенным отца (вероятно, неспроста), просит у свояка прислать рыцарей. В ответ отстраненный от власти Кансиньоре, воспользовавшись поводом, нападает и убивает брата, прогуливающегося по городу без охраны, а потом очерняет его имя в хрониках. Косвенно эту теорию подтверждает тот факт, что третьего брата, Паоло Альбоино, он через 5 лет заключил в тюрьму, а через 15 приказал задушить прямо в камере, чтобы обеспечить сыновьям наследство.
Сам Кансиньоре (изображений которого в церквях, в отличие от брата и его приближенных, мы не видим), помимо всего прочего, баловался ростовщичеством и сдавал в аренду церковные земли, причем в грехах этих на смертном одре не покаялся и, как следствие, отпущения не получил. В результате через некоторое время после похорон (в одной из Арок Скалигеров) его сыновья надавили на церковь, и епископы Вероны и Виченцы, взобравшись по лестнице наверх, окропили саркофаг святой водой, отпустив, таки образом, покойному грехи посмертно. Показательная история - впрочем, не единственная в те времена: достаточно сказать, что уже сын Кансиньоре, Бартоломео, был убит своим братом и соправителем Антонио - яблочко от яблони, так сказать.
Братья-доминиканцы тем временем, получив свою церковь назад, быстренько забелили росписи и наделали своих, по большей части не сохранившихся. К тому времени стало понятно, что Петра-Мученика из Св. Анастасии не выйдет. Монахи решили хоть как-то сохранить лицо и переосвятили маленькую церковь в честь ПМ. Но веронцы по-прежнему уже 650 лет зовут ее San Giorgetto, т.е. Св. Георгия, "только маааленького". Вот ведь память у людей, а? Всего 3 года была георгиевской, и на тебе... Или просто ПМ так не любили?
Как бы то ни было, напоследок мы посмотрим единственную сохранившуюся фреску времен доминиканского "владычества" - "Аллегория Благовещения" (более известную как "Пойманный единорог") Джованни Марии Фальконетто (началo XVI в.).
Означенный единорог касается чрева Девы Марии (в короне Царицы Небесной), обозначая невинность. Сидит Мария в Hortus conclusus, т.е. "запертый сад" из "Песни песней" (4:12), также символизирующий чистоту: "Запертый сад - сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник".
Птица Додо Пеликан и его детеныши символизируют Иисуса, принесшего себя в жертву.
За горящим кусом спрятался Моисей, рядом с которым надпись: "Моисей! Моисей Не подходи сюда!" (Исход, 3:5).
Собаки означают мир, справедливость и прочие добродетели.
Vellus Gedeonis - "руно Гидеона" (Суд., 6:36-40), среди толкователей Ветхого Завета считается прообразом Благовещения.
"И сказал Гедеон Богу: если Ты спасешь Израиля рукою моею, как говорил Ты, то вот, я расстелю здесь на гумне стриженую шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты. Так и сделалось: на другой день, встав рано, он стал выжимать шерсть и выжал из шерсти росы целую чашу воды. И сказал Гедеон Богу: не прогневайся на меня, если еще раз скажу и еще только однажды сделаю испытание над шерстью: пусть будет сухо на одной только шерсти, а на всей земле пусть будет роса. Бог так и сделал в ту ночь: только на шерсти было сухо, а на всей земле была роса."
Мне кажется или у этого ангца волчий хвост?
А вот и сам Гидеон: "Снидет яко дождь на руно" (Пс 71:6).
Коленопреклоненный рыцарь, судя по всему, не очень понимает, как он сюда попал.
На заднем плане стольный град Верона, легко узнаваемый по Арене.
Мне кажется, символы на этой фреске можно разбирать бесконечно. Не очень только понятно, зачем: в теологи мы с вами, вроде бы, не собираемся, а сохранить серьезность при виде всего этого ералаша трудновато. Пойдемте уже, постараюсь вас таким количеством текста больше не мучить.
продолжение следует