Люсьен Фройд и лиса
Сезанн пишет несколько версий эротической фантазии Дня в Неаполе (сцены в борделе),
демонстрируя сексуальное равнодушие и, возможно, отчаяние. Тем не менее он допускает
некоторую легкость, игру и отстраненность, у него нет явной "авторизации" или симптома.
У Фройда вялое (но внутренне напряженное) настроение Сезанна становится аутичным. Опрокинутый стул как меланхоличный беспорядок. Мелочи - ролики, углубления в матрасе,смятые простыни утяжеляют фантазм. Сливочная палитра мясистых форм женского резко контрастирует с темными цветами мужского, чьи контуры акцентированы красным (клиническая аналитика плоти). Нависающая, очерченная светлым фоном простыни, поза мужчины, пенис как перечеркивание на листе бумаги. Фройд одновременно и откровенно демонстрирует все, что может происходить в комнате, и скрывает это. Его картина находится на грани интимности и отчуждения. Перенесенный Фройдом вырез Изенгеймского алтаря (Маттиаса Грюневальда) скрывает какую-то "библейскую" трагедию, которая происходит за пределами видимой рамки, словно неудачно кадрированной чьим-то восприятием после Сезанна.
