Читаю отсканированную добрым
johnny39 книжку London and Loudon. Стивен Гринблатт описывает одержимость бесом луденских монахиний-урсулинок как анти-театральное зрелище, и это напоминает анализ западного театра у Роланда Барта. Проблема заключается в потребности "снять маску", в некотором смысле обнажить свое тело ради достижения подлинной благодати (в этом смысле бес обладает правдой отрицания). Гринблатт цитирует Мишеля де Крето (тезис о "нечеловечности" глобального спектакля):"более нет человеческих существ; и в этом смысле, нет ничего, кроме ролей". Барт точно так же описывает западную марионетку - "карикатура на жизнь, которая утверждает… границы морали, и служит ограничением красоты, правды и эмоции в живом теле актера, создающего из тела ложь". Гринблатт считает, что изгоняющие беса из урсулинок предполагают нал
ичие масок, как и актеры западного театра. И Барт и Гринблатт предполагают единство голоса и движения (голоса-зрелища) в [западном] театре. Тем не менее это единство не стабильно. Когда отец Джин-Джозеф Серин пытается заставить нечистую силу покинуть тело и показаться (как если бы бесы были реальными, а не бутафорскими), он лишь невразумительно бормочет над одержимой. Гринблатт объясняет это тем, что "театральное единство зрелища (видения) и речи всегда образует трещины". Мы видим это на примере Жанны от Ангелов, которая проезжает по Франции, и показывает имена-стигматы, проявившиеся на ее руках. Тогда обнаженной рукой Жанны "зрелище отделяется от дискурса и театр смещается". Гринблатт очарован Жанной от Ангелов, а Барт очарован Бурнаку из-за этого противодействие жеста голосу, из-за ограничения голоса.