☼
Стою на высокой деревянной лестнице - шаткие перекладины, птичьи дали. Мне надо достать что-то почти недосягаемое, но знаю, что оно ляжет в руки благосклонно. И тут тело внезапно, бурно наводняет чувство огромного пульса, сияния, подобного десятку солнц. Волны вибраций начисто лучисто решетят пространство. Это чувство обездвиживало, оно пленяло и пугало. Зов, сокровище, превращение?
Тот, кто преданно держал лестницу, спросил что со мной. Отвечала коротко, не дыша: "Что-то бьётся у меня в сплетении солнц", - указав на участок чуть выше груди. Пальцы ещё помнят как чувствовали мерный бушующий танец где-то за скрипичными ключами костей, как держали его, будто вещь, вещь, лишённую всякого веса.
Я невольно стала прямая - натянута Орфеева струна, вся во власти откровения, что уже мешало не сбиться с ритма дыхания, будто небесное тело росло во мне неуклонно. Пока будучи размером с большое яблоко оно царило красотой, но неминуемо увеличивалось, и светом своим затмило бы всё, что было мной и вне меня. Вот оно - Единство? Вот оно - созревание золотого смертного часа, или мира вне смертных часов?
И тут тихо, боясь потерять дар, но и боясь распасться на яро-зеленые перламутры взрезанных молний, на трещинки в неверной позолоте дня, больше не вынося своего положения, я попросила нежного спутника: "Оно пульсирует так неистово, сними меня отсюда!". И он снял, будто была я наливающимся, звонким плодом на ветке, или звездой, которую одним движением можно задеть штыком и положить в размашистый рукав лёгкого и узкого цапельного пальто.
Трус ли я, Боже? Осчастливлен ли?
Тот, кто преданно держал лестницу, спросил что со мной. Отвечала коротко, не дыша: "Что-то бьётся у меня в сплетении солнц", - указав на участок чуть выше груди. Пальцы ещё помнят как чувствовали мерный бушующий танец где-то за скрипичными ключами костей, как держали его, будто вещь, вещь, лишённую всякого веса.
Я невольно стала прямая - натянута Орфеева струна, вся во власти откровения, что уже мешало не сбиться с ритма дыхания, будто небесное тело росло во мне неуклонно. Пока будучи размером с большое яблоко оно царило красотой, но неминуемо увеличивалось, и светом своим затмило бы всё, что было мной и вне меня. Вот оно - Единство? Вот оно - созревание золотого смертного часа, или мира вне смертных часов?
И тут тихо, боясь потерять дар, но и боясь распасться на яро-зеленые перламутры взрезанных молний, на трещинки в неверной позолоте дня, больше не вынося своего положения, я попросила нежного спутника: "Оно пульсирует так неистово, сними меня отсюда!". И он снял, будто была я наливающимся, звонким плодом на ветке, или звездой, которую одним движением можно задеть штыком и положить в размашистый рукав лёгкого и узкого цапельного пальто.
Трус ли я, Боже? Осчастливлен ли?