Мои ночные кошмары
Я потихоньку поправляюсь, а в это время мне снится черти что. Подумываю, как бы поскорее вернуться в строй (работать надо, учицо!!) и наслаждаюсь ночными видениями.
Сегодня во сне был выездной семинар ПГУ. Кто не знает - кучу студклубовских ребят вывозят куда-то загород на несколько дней и вовсю вроде как развивают их творческий потенциал. Так вот. Этот семинар проходил где-то уж сильно за городом, на некой полузаброшенной базе - видать, в этот год у ПГУ не хватило денег. Вся база представляла собой одно большое общежитие с огромной общей комнатой на первом этаже и не очень большой клуб недалеко от общежития. Комнату на первом этаже (вернее, даже холл) разделили пополам стеной с проемом и во второй половине устроили репетиционную сцену. В первой половине проводили занятия.
Я записалась к Мерзлякову на режиссуру. Сесюнина почему-то не было, так что мне никто не мешал:)
Был вечер. Мерзляков собрал нас внизу, на стульях, составленных кружком. Начал свою обычную беседу: как он в бедовадцатом году смотрел какой-то спектакль и как его там раздражал, допустим, красный фонарь. И все в таком роде. Беседа отчего-то получилась оживленной. Спорили о месте режиссера в коллективе, говорили о личных качествах: должен ли он подчинять людей своему мнению и т.п. Вы, кстати, как считаете?..
Смеркалось. Пока мы беседовали, вокруг собрались другие ребята. Кузьмин отчего-то решил проводить свои занятия тут же, по соседству с нами. Вокруг него галдели и постоянно ржали, но Мерзлякову это не мешало. Туда-сюда ходил Макс Ишматов. Ночью должен был быть коцнерт, начиналось движение-брожение.
Совсем стемнело. Мерзляков отпустил нас, на прощание сказал лично мне что-то приятное, я возгордилась. Довольно улыбаясь и строя в уме свою будущую режиссерскую карьеру, пошла во вторую половину холла. Там на старых письменных столах кто-то возился с аппаратурой, тускло горела лампа. Репетиционная наша сцена была совсем в темноте, там кто-то оттачивал танец, помню девочек в блестящих костюмах и светящихся перчатках. Девочек было видно лишь силуэтами. Зато костюмы поблескивали в сумерках и ткань перчаток светилась. эффектно, надо сказать.
Я понаблюдала за ними и вспомнила, что еще не ужинала. Спросла нескольких человек, но они все носились по коридорам, им было не до еды. Я почему-то в этот вечер ничего не делала, тупо прохлождалась и предавалась мечтам, так что мне-то как раз есть хотелось. Я пошла в столовую.
Местность была, как всегда в моих снах, уныла: голые деревья, какие-то глиняные кочки-пригорки. На небе собирались темные облака, была совсем почти ночь.
От нефиг делать я прихватила с собой фотоаппарат. Завернула за дом, шла по тропе к столовой. Вдруг увидела с одной стороны тропы лес и решила свернуть туда. Там отчего-то было светло. И деревья совсем даже не голые, а как сейчас, - разноцветные. Я снимала всякую ерунду, отчего-то долго возилась с макросъемкой. В итоге так увлеклась, что свернула с тропы и побрела по траве-мху-опавшей листве. Хрустели под ногами ветки.
Я нашла милую полянку и решила кого-нибудь после концерта позвать сюда пить пиво. Саши отчего-то на семинаре не было, зато была Санька Мальцева, и я надеялась на нее.
Оглянулась: оказалось, не все так прекрасно, полянка вовсе не уединенная. За деревьями какой-то мужик в брезентовой куртке волок доски. Я присмотрелась и поняла, что он строит дом на соседней полянке, которую вполне было видать. Я подивилась, нафига ему дом посреди леса под дешевой базой, думала, кто он вообще такой, хотела подойти. Он меня заметил, оглянулся пару раз, но не остановился. Я бы, наверное, подошла, но тут увидела на тропке Владика, пошла к нему. Выяснила, что он тут пьет в одиночку. У меня возникла мысль, что у Влада депрессняк и надо его развеселить, а для этого можно утащить его на концерт и потом тоже позвать пить пиво. Но вид у него был совсем не грустный. Он был в черной футболке и старых джинсах, в которых обычно ездит на всякие дачи, спортивная ветровка обмотана вокруг талии. Без конца смеялся над тем, что его исключают. В итоге я все равно вычислила, что веселье напускное. Пока я болтала с Владиком, таинственный мужик изсчез, а его недостроенный дом совершенно скрылся в темноте - даже в этом светлом лесу наступала-таки ночь. Позвала Влада на концерт, он наотрез отказался. Я ушла, а он остался там с бутылкой пива в кромешной тьме. Напоследок я предупредила его, что тут шляется непонятый косматый мужик.
В столовую я уже не успевала, потому пошла сразу на концерт. Ребята выходили из общежития, шли к клубу: кто весело, кто сонно плелся. В основном шли группками. Я увидела Саньку, добежала до нее, мы пошли вместе. Она восхищалась студклубовской тусовкой, чем очень меня удивила: обычно Саше там было скучно. В ответ я делилась мечтами: как поступлю на режиссуру и вообще как все будет круто. Настроение было прекрасное.
На нашем пути стояла группа девушек. Мы стали их обходить, и вдруг одна из них показалась мне знакомой. Я пригляделась и решила, что это Наташа Черепанова. Она была со светлоыми короткими волосами, вообще какая-то другая, и я все не могла разобрать, может я ошиблась? Вдруг она поздаровалась, назвала меня по имени. Я обрадовалась. что не ошиблась, мы с Санькой остановились рядом с ней, я перебросилась с ней парой фраз. Она была в длинной своей темной юбке и полосатой футболке. Я посмотрела в сторону и вдруг увидела рядом другую Наташу Черепанову. Тут не было никаких сомнений, что это она - она выглядела совершенно так, как пару недель назад, когда мы встретили ее у пятого корпуса. Одеты обе Наташи были одинаково. Я почувствовала, как отвисает моя челюсть. Вторая Наташа тоже поздоровалась. Я оттащила Сашу в сторону (она уже успела с кем-то разговориться и совсем не собиралась оттаскиваться), все выспрашивала, кто это и зыркала глазами в сторону светловолосой Наташи. Саша не знала. Почему-то мы пришли к выводу, что это Наташина сестра. Откуда она знала мое имя, осталось тайной.
Пока мы трендели, облака превратились в тучи. Поднялся ветер. Саша куталась в свою розовую кофточку. Волосы нее в ту ночь были распущены, что с ней случается редко. Они летали вокруг меня, я смеялась, саша корчила свои забавные рожи, в ней просыпался "ФИБИнизм".
В общем, все было прекрасно. Вдали мелькнула фигура Владика с кем-то из наших, я обрадовалась, что он все-таки вылез из того странного леса. Макс шел рядом с Кузьминым, они о чем-то беседовали - это тоже меня удивило и почему-то порадовало. Меня вообще все радовало.
Вдруг кто-то сзади закричал: смотрети! Мы с Санькой обернулись ( а стояли мы, между прочим, почти уже у входа в клуб), увидели огромные свинцовые тучи. Даже не свинцовые, а бардово-черные. Все завопили, что начнется гроза, побежали, я подумала, что зря не взяла зонтик. Почему-то мы с Сашей не тронулись с места - наверное, опешили. Кто-то пробежал мимо нас. Мы, видимо, так долго стояли с Наташей, что оказались одними из последних, дорога за нами была уже почти пуста. Зато в клубе все галдели про грозу.
Порыв ветра. Сашины светлые волосы опять взлетают, прямо мне в лицо, я фыркаю, прищуриваюсь, уклоняюсь от ветра. Саша зажмуривается. Порыв проносится мимо, Саша открывает глаза, я выпрямляюсь.
На дороге совсем никого нет. мы оглядываемся к клубу, поднимаемся на крыльцо: везде тихо, никого не слышно. Что-то не так. Воздух словно наэлектризован. Шелестят листья, еще какие-то звуки слышны, но ни одного людского голоса. Мы заходим, оказываемся в темноте. Тихо. Мы ничего не понимаем, кого-то зовем, но все без толку.
Вдруг мы слышим странное шипение. Вслед за ним из проема на нас выходит человек в светлом костюме безопасности и противогазе (или в маске? никак не могу вспомнить). Шипение происходит от его дыхания. Он спрашивает: кто вы? Звук доносится из какой-то маленькой рации на его груди. Мы в шоке и ничего не можем сказать. Я, теряя самообладание, пвытаюсь пролепетать: где все, у нас тут концерт, что случилось, бла-бла... Он смотрит на меня непонимающе. Глаза у него были карие, их было видно. И говорит: вы понимаете, что вы единственные, кто остался в живых? Мы совсем не понимаем! Нам страшно. Саша что-то у него спрашивает, примерно то же, что и я до нее. Он опять не отвечает и говорит нам: столько лет прошло, как вы выжили? Ведь все погибли.
У нас ступор. мы не можем пошевелиться. Потом на меня находит паника. Человек говорит что-то еще, но я уже не слушаю его, выбегаю, бросаюсь к общежитию: я помню, там еще кто-то оставался, те девочки в блемстящих костюмах, ребята с аппаратурой - они ведь еще не вышли... Саша бежит за мной.
Дороги почти нет, только какая-то грязная жижа. Дверь заперта. Вернее, завалена разным мусором. Она заржавела, словно и правда прошли десятки лет - если не сотни. Общежитие какое-то покосившееся... Мы с трудом приоткрываем дверь. Получается щель на одного человека. Саша залезает первая, почти сразу выходит. зажав рот и нос рукой. У нее в глазах ужас, она бледная и ей явно не хорошо. Соберясь с духом, я тоже захожу. В нос ударяет резкий запах гнили: ужас, как это мерзко. Меня поташнивает, но я не выхожу. В окна и в щель двери проникает утренний свет. Я вижу огромное количество тел. Они валяются повсюду, обоженные, почти угли. Другие гниют. В этих телах что-то копошится. Слизь блестит в тусклом свете. КОшмар. Я выбегаю.
Рядом тот человек в противогазе. Он зол, что мы открыли дверь, все говорит про какую-то консервацию. Хватает нас за запястья, хочет куда-то тащить, повторяет про то, что мы - единственные, кто почему-то остался жив. Тут я понимаю, что человек какой-то странный, мне приходит в голову мысль, что это вовсе не человек, но пока мне это неважно, так что я не успеваю всего этого обдумать. Я вырываюсь, несусь обратно в корпус. Снова вижу эти тела. Где-то еще цела одежда. Те самые светящиеся перчатки. Стулья: они так и стоят кружком, только теперь покрыты пылью и мусором. Какие-то упали. Все в поесени, в грибке, где-то что-то прорастает. Старый письменный стол, на котором разложена ржавая аппаратура. Чьи-то вещи, корки от истлевших тетрадей, сумки, обувь, бутылки, банки из-под краски, этикетки. книги... Все это осталось здесь. Постепенно приходит осознание: прошло и правда много времени. Что случилось? Как?.. Саша стоит рядом, не шевелится. Противогаз наконец отстал от нас, отошел куда-то с рацией. Тут я насинаю понимать, о чем этот противогаз говорил: нет вообще никого. Нет Саши, нет мамы, нет ПГУ. Город - гигантский могильник. Прах, гниль и плесень. Какая карьера режиссера?.. Десять минут назад у меня была проблема: рискнуть всем, бросить журналистику и податься в Москву или Питер. Кому сейчас до этого дело? Где хваливший меня Мерзляков? Какая семья, Саша, любовь?...
Примерно то же в этот момент доходит до Саши. Она плачет. Десять минут назад у нас были смешные проблемы. Пять минут наза все неслись от туч и кричали, что будет гроза.
ПРоснулась, проспав всего три часа, уснуть не смогла. Жалею, что так и не узнала во сне, что случилось. Жду сегодня продолжения...
Сегодня во сне был выездной семинар ПГУ. Кто не знает - кучу студклубовских ребят вывозят куда-то загород на несколько дней и вовсю вроде как развивают их творческий потенциал. Так вот. Этот семинар проходил где-то уж сильно за городом, на некой полузаброшенной базе - видать, в этот год у ПГУ не хватило денег. Вся база представляла собой одно большое общежитие с огромной общей комнатой на первом этаже и не очень большой клуб недалеко от общежития. Комнату на первом этаже (вернее, даже холл) разделили пополам стеной с проемом и во второй половине устроили репетиционную сцену. В первой половине проводили занятия.
Я записалась к Мерзлякову на режиссуру. Сесюнина почему-то не было, так что мне никто не мешал:)
Был вечер. Мерзляков собрал нас внизу, на стульях, составленных кружком. Начал свою обычную беседу: как он в бедовадцатом году смотрел какой-то спектакль и как его там раздражал, допустим, красный фонарь. И все в таком роде. Беседа отчего-то получилась оживленной. Спорили о месте режиссера в коллективе, говорили о личных качествах: должен ли он подчинять людей своему мнению и т.п. Вы, кстати, как считаете?..
Смеркалось. Пока мы беседовали, вокруг собрались другие ребята. Кузьмин отчего-то решил проводить свои занятия тут же, по соседству с нами. Вокруг него галдели и постоянно ржали, но Мерзлякову это не мешало. Туда-сюда ходил Макс Ишматов. Ночью должен был быть коцнерт, начиналось движение-брожение.
Совсем стемнело. Мерзляков отпустил нас, на прощание сказал лично мне что-то приятное, я возгордилась. Довольно улыбаясь и строя в уме свою будущую режиссерскую карьеру, пошла во вторую половину холла. Там на старых письменных столах кто-то возился с аппаратурой, тускло горела лампа. Репетиционная наша сцена была совсем в темноте, там кто-то оттачивал танец, помню девочек в блестящих костюмах и светящихся перчатках. Девочек было видно лишь силуэтами. Зато костюмы поблескивали в сумерках и ткань перчаток светилась. эффектно, надо сказать.
Я понаблюдала за ними и вспомнила, что еще не ужинала. Спросла нескольких человек, но они все носились по коридорам, им было не до еды. Я почему-то в этот вечер ничего не делала, тупо прохлождалась и предавалась мечтам, так что мне-то как раз есть хотелось. Я пошла в столовую.
Местность была, как всегда в моих снах, уныла: голые деревья, какие-то глиняные кочки-пригорки. На небе собирались темные облака, была совсем почти ночь.
От нефиг делать я прихватила с собой фотоаппарат. Завернула за дом, шла по тропе к столовой. Вдруг увидела с одной стороны тропы лес и решила свернуть туда. Там отчего-то было светло. И деревья совсем даже не голые, а как сейчас, - разноцветные. Я снимала всякую ерунду, отчего-то долго возилась с макросъемкой. В итоге так увлеклась, что свернула с тропы и побрела по траве-мху-опавшей листве. Хрустели под ногами ветки.
Я нашла милую полянку и решила кого-нибудь после концерта позвать сюда пить пиво. Саши отчего-то на семинаре не было, зато была Санька Мальцева, и я надеялась на нее.
Оглянулась: оказалось, не все так прекрасно, полянка вовсе не уединенная. За деревьями какой-то мужик в брезентовой куртке волок доски. Я присмотрелась и поняла, что он строит дом на соседней полянке, которую вполне было видать. Я подивилась, нафига ему дом посреди леса под дешевой базой, думала, кто он вообще такой, хотела подойти. Он меня заметил, оглянулся пару раз, но не остановился. Я бы, наверное, подошла, но тут увидела на тропке Владика, пошла к нему. Выяснила, что он тут пьет в одиночку. У меня возникла мысль, что у Влада депрессняк и надо его развеселить, а для этого можно утащить его на концерт и потом тоже позвать пить пиво. Но вид у него был совсем не грустный. Он был в черной футболке и старых джинсах, в которых обычно ездит на всякие дачи, спортивная ветровка обмотана вокруг талии. Без конца смеялся над тем, что его исключают. В итоге я все равно вычислила, что веселье напускное. Пока я болтала с Владиком, таинственный мужик изсчез, а его недостроенный дом совершенно скрылся в темноте - даже в этом светлом лесу наступала-таки ночь. Позвала Влада на концерт, он наотрез отказался. Я ушла, а он остался там с бутылкой пива в кромешной тьме. Напоследок я предупредила его, что тут шляется непонятый косматый мужик.
В столовую я уже не успевала, потому пошла сразу на концерт. Ребята выходили из общежития, шли к клубу: кто весело, кто сонно плелся. В основном шли группками. Я увидела Саньку, добежала до нее, мы пошли вместе. Она восхищалась студклубовской тусовкой, чем очень меня удивила: обычно Саше там было скучно. В ответ я делилась мечтами: как поступлю на режиссуру и вообще как все будет круто. Настроение было прекрасное.
На нашем пути стояла группа девушек. Мы стали их обходить, и вдруг одна из них показалась мне знакомой. Я пригляделась и решила, что это Наташа Черепанова. Она была со светлоыми короткими волосами, вообще какая-то другая, и я все не могла разобрать, может я ошиблась? Вдруг она поздаровалась, назвала меня по имени. Я обрадовалась. что не ошиблась, мы с Санькой остановились рядом с ней, я перебросилась с ней парой фраз. Она была в длинной своей темной юбке и полосатой футболке. Я посмотрела в сторону и вдруг увидела рядом другую Наташу Черепанову. Тут не было никаких сомнений, что это она - она выглядела совершенно так, как пару недель назад, когда мы встретили ее у пятого корпуса. Одеты обе Наташи были одинаково. Я почувствовала, как отвисает моя челюсть. Вторая Наташа тоже поздоровалась. Я оттащила Сашу в сторону (она уже успела с кем-то разговориться и совсем не собиралась оттаскиваться), все выспрашивала, кто это и зыркала глазами в сторону светловолосой Наташи. Саша не знала. Почему-то мы пришли к выводу, что это Наташина сестра. Откуда она знала мое имя, осталось тайной.
Пока мы трендели, облака превратились в тучи. Поднялся ветер. Саша куталась в свою розовую кофточку. Волосы нее в ту ночь были распущены, что с ней случается редко. Они летали вокруг меня, я смеялась, саша корчила свои забавные рожи, в ней просыпался "ФИБИнизм".
В общем, все было прекрасно. Вдали мелькнула фигура Владика с кем-то из наших, я обрадовалась, что он все-таки вылез из того странного леса. Макс шел рядом с Кузьминым, они о чем-то беседовали - это тоже меня удивило и почему-то порадовало. Меня вообще все радовало.
Вдруг кто-то сзади закричал: смотрети! Мы с Санькой обернулись ( а стояли мы, между прочим, почти уже у входа в клуб), увидели огромные свинцовые тучи. Даже не свинцовые, а бардово-черные. Все завопили, что начнется гроза, побежали, я подумала, что зря не взяла зонтик. Почему-то мы с Сашей не тронулись с места - наверное, опешили. Кто-то пробежал мимо нас. Мы, видимо, так долго стояли с Наташей, что оказались одними из последних, дорога за нами была уже почти пуста. Зато в клубе все галдели про грозу.
Порыв ветра. Сашины светлые волосы опять взлетают, прямо мне в лицо, я фыркаю, прищуриваюсь, уклоняюсь от ветра. Саша зажмуривается. Порыв проносится мимо, Саша открывает глаза, я выпрямляюсь.
На дороге совсем никого нет. мы оглядываемся к клубу, поднимаемся на крыльцо: везде тихо, никого не слышно. Что-то не так. Воздух словно наэлектризован. Шелестят листья, еще какие-то звуки слышны, но ни одного людского голоса. Мы заходим, оказываемся в темноте. Тихо. Мы ничего не понимаем, кого-то зовем, но все без толку.
Вдруг мы слышим странное шипение. Вслед за ним из проема на нас выходит человек в светлом костюме безопасности и противогазе (или в маске? никак не могу вспомнить). Шипение происходит от его дыхания. Он спрашивает: кто вы? Звук доносится из какой-то маленькой рации на его груди. Мы в шоке и ничего не можем сказать. Я, теряя самообладание, пвытаюсь пролепетать: где все, у нас тут концерт, что случилось, бла-бла... Он смотрит на меня непонимающе. Глаза у него были карие, их было видно. И говорит: вы понимаете, что вы единственные, кто остался в живых? Мы совсем не понимаем! Нам страшно. Саша что-то у него спрашивает, примерно то же, что и я до нее. Он опять не отвечает и говорит нам: столько лет прошло, как вы выжили? Ведь все погибли.
У нас ступор. мы не можем пошевелиться. Потом на меня находит паника. Человек говорит что-то еще, но я уже не слушаю его, выбегаю, бросаюсь к общежитию: я помню, там еще кто-то оставался, те девочки в блемстящих костюмах, ребята с аппаратурой - они ведь еще не вышли... Саша бежит за мной.
Дороги почти нет, только какая-то грязная жижа. Дверь заперта. Вернее, завалена разным мусором. Она заржавела, словно и правда прошли десятки лет - если не сотни. Общежитие какое-то покосившееся... Мы с трудом приоткрываем дверь. Получается щель на одного человека. Саша залезает первая, почти сразу выходит. зажав рот и нос рукой. У нее в глазах ужас, она бледная и ей явно не хорошо. Соберясь с духом, я тоже захожу. В нос ударяет резкий запах гнили: ужас, как это мерзко. Меня поташнивает, но я не выхожу. В окна и в щель двери проникает утренний свет. Я вижу огромное количество тел. Они валяются повсюду, обоженные, почти угли. Другие гниют. В этих телах что-то копошится. Слизь блестит в тусклом свете. КОшмар. Я выбегаю.
Рядом тот человек в противогазе. Он зол, что мы открыли дверь, все говорит про какую-то консервацию. Хватает нас за запястья, хочет куда-то тащить, повторяет про то, что мы - единственные, кто почему-то остался жив. Тут я понимаю, что человек какой-то странный, мне приходит в голову мысль, что это вовсе не человек, но пока мне это неважно, так что я не успеваю всего этого обдумать. Я вырываюсь, несусь обратно в корпус. Снова вижу эти тела. Где-то еще цела одежда. Те самые светящиеся перчатки. Стулья: они так и стоят кружком, только теперь покрыты пылью и мусором. Какие-то упали. Все в поесени, в грибке, где-то что-то прорастает. Старый письменный стол, на котором разложена ржавая аппаратура. Чьи-то вещи, корки от истлевших тетрадей, сумки, обувь, бутылки, банки из-под краски, этикетки. книги... Все это осталось здесь. Постепенно приходит осознание: прошло и правда много времени. Что случилось? Как?.. Саша стоит рядом, не шевелится. Противогаз наконец отстал от нас, отошел куда-то с рацией. Тут я насинаю понимать, о чем этот противогаз говорил: нет вообще никого. Нет Саши, нет мамы, нет ПГУ. Город - гигантский могильник. Прах, гниль и плесень. Какая карьера режиссера?.. Десять минут назад у меня была проблема: рискнуть всем, бросить журналистику и податься в Москву или Питер. Кому сейчас до этого дело? Где хваливший меня Мерзляков? Какая семья, Саша, любовь?...
Примерно то же в этот момент доходит до Саши. Она плачет. Десять минут назад у нас были смешные проблемы. Пять минут наза все неслись от туч и кричали, что будет гроза.
ПРоснулась, проспав всего три часа, уснуть не смогла. Жалею, что так и не узнала во сне, что случилось. Жду сегодня продолжения...