Первый раз в суде, и на тебе такое
Кэти МакЭлвани - молодая англичанка, сильно симпатизирующая России и начинающая неплохо говорить по-русски, три дня скучала в душном московском офисе газеты "Гардиан", пытаясь выудить из российских газет и журналов хоть какой-нибудь факт, пригодный для написания заметки. Но все тщетно, новостей не было. Корреспондент Том, пригласивший девушку приобщиться к миру журналистики, не смог спокойно смотреть на увядание по натуре деятельной Кэти и, желая взбодрить, предложил ей отправиться на заседание Хамовнического суда, где который месяц подряд длится судебная сага Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. При этом приставил к Кэти меня - видимо, потому, что вдвоем веселее.
К зданию суда мы подошли около часа дня. Полуденный зной плавил телекамеры, операторы и корреспонденты хватали тепловые удары в раскалившихся под солнцем автомобилях.
Не нужно никакого особого разрешения, чтобы повидать на скамье подсудимых бывших главу ЮКОСа и его напарника, достаточно лишь паспорта. Охранник на входе оказался приветливым и образованным: взглянув на паспорт Кэти, спросил, уж не валлийка ли она? Отплатив ему чистокровной английской улыбкой, Кэти последовала за мной на третий этаж, к залу суда номер семь.
Подходы к дверям, за которыми творилась "русская народная кафка", охраняли три человека в черных камуфляжах. Это сотрудники службы судебных приставов. Они несли свою публичную службу так, как и полагается в нашей стране любым, у кого на поясе дубинка и пистолет: вальяжно развалившись на стуле. "Не входите, судья не любит, когда кто-то входит во время заседания. Дождитесь перерыва", - сказал один из них, в то время как два других мерили взглядом миловидную Кэти.
Мы присели на скамеечку и начали оглядываться вокруг - атмосфера места не могла не вызывать интерес впервые сюда зашедшего. Избитые стены, потертый пол, топорно сглаживающая углы стенного проема арка, огнетушитель размером с газовый баллон и торчащими во все стороны шлангами - у людей, творивших это место, явно свои представления о том, как должно выглядеть изнутри здание суда в центре Москвы.
Но вот дверь в зал суда распахнулась, оттуда начал выходить народ. Все больше пожилые, кое-кто из них - в белых футболках с черно-красными надписями "Свободу Ходорковскому!". Вот появилась мать опального олигарха, а вот один за другим потянулись люди с хорошо ухоженными лицами и в галстуках - по всему адвокаты. Они обменивались мыслями о хлебе насущном - пришло время обеда.
Вдруг раздалась команда "Всем вниз на один лестничный пролет!". Немногочисленная группа пожилых и в футболках медлительно и со знанием дела заняла диспозицию, чтобы через минуту, когда из зала суда поведут куда-то наверх незагорелых и день ото дня седеющих главных героев, прокричать им слова поддержки, чем вызвать их благодарные улыбки.
Нам с Кэти не хотелось есть. Дверь в зал заседаний осталась открытой, и сев напротив нее, мы стали изучать убранство зала.
- Какая странная решетка, - удивлялась Кэти, показывая на конструкцию, больше напоминающую застекленный газетный киоск или вольер в зоопарке, но никак не место, предназначенное для обвиняемых в суде. - В Англии за такую решетку сажают только тех, кто убил кого-то, кто опасен для общества. Для всех остальных - просто огороженное перилами пространство.
- А вот посмотри на мебель - простейшие клеенные из ДСП столы. Ничего общего с солидностью дубовых убранств американских судов, которые показывают в фильмах.
- А огромные растения в кадках - вон там, в углу - они еще наверняка помнят Советский Союз. Раз в неделю уборщица вытирает с огромных листьев пыль, - сказал я.
За разговорами обеденный час пролетел незаметно. Начали подтягиваться адвокаты, журналисты и гости суда. Мы вошли вместе с ними в зал и присели на скамейку.
"Встать, суд идет", - произнесла юная секретарь, которую в июльском номере русского GQ описали как "в секси-джинсах с Черкизона и каком-то люрексе". Сегодня она была одета не намного достойнее - дешевые желтая блуза и светлые штанишки. Судья, с тоской оглянув зал, своим приземлением на стул дал старт очередному сеансу представления.
А дальше потекли минуты, которые на незаинтересованных и непосвященных иначе как усыпляюще подействовать не могли. Под шумок кондиционеров обвинение зачитывало документы, называло разные фамилии, упоминало стоимость тонны нефти в разные годы, суммы выплаченных налогов. В итоге несколько спящих голов: кто-то сидел и по традиции качался то вправо, то влево, а кто-то откровенно склонил голову на руки, предусмотрительно разместив те на спинке впереди стоящей скамейки. Глаза время от времени слипались даже у стороны обвинения.
В то время в "вольере" происходили вещи, которые я никак не ожидал увидеть. Михаил и Платон о чем-то оживленно беседовали, улыбались. Казалось, в этом помещении они чувствовали себя лучше и свободнее всех, а по количеству улыбок, которые себе позволяли, им вообще не было равных.
- Смотри, на столах защиты стоят цветы, - тихо заметил я на ухо Кэти. - Несколько ваз. А у обвинения - голым голо.
И тут случилось неожиданное. Судья выкрикнул, чтобы какой-то молодой человек вышел из зала. При этом почему-то смотрел в ту сторону, где сидели мы с Кэти. Вокруг нас по очереди начали вставать молодые люди, пробуя себя на роль выгоняемых. Но судья хотел не их. Он хотел... меня.
- Я вам сделал несколько предупреждений, но вы продолжаете разговаривать, - властно сказал он.
- Простите, какие были предупреждения? Я ни одного не заметил, - попытался было оправдаться я, но шипение рядом "раз он решил выгнать, лучше с ним не спорить" и решительный вид охранника с автоматом, направившегося ко мне, заставили ретироваться за дверь. Следом вышла Кэти - судья расправился таким же образом и с ней.
- Но что произошло? - удивлялась Кэти.
- Ничего кроме того, что как и все гости в зале, мы периодически перешептывались. Но почему-то он выбрал нас.
Ответ удалось узнать позже, когда наступил очередной перерыв и кто-то из завсегдатаев суда объяснил, в чем суть.
- Выгоняет почти каждый раз, не удивляйтесь, - объяснила одна женщина. - Однажды он пытался выгнать меня за то, что я просто читала газету. Но я сказала, чтобы он занимался своим делом, а моя газета пусть его не волнует.
- Он прекрасно знает всех, кто ходит к нему на суд, а потому всегда видит новеньких, особенно молодых. И устраивает им "сеанс страха": в его зале разрешено улыбаться и обмениваться мыслями только тем, кого он судит.
- Он "предупреждает" тем, что смотрит на тебя. Будьте на чеку - раз смотрит, значит что-то ему в вас не нравится.
Мы с Кэти решили заявиться на глаза судье снова. И весь час, до следующего перерыва, он испепелял нас взглядом исподлобья. Я ему платил тем же. Но сидел, не двигаясь и ни с кем не разговаривая. Так что после окончания суда одна из завсегдатаев сказала: "О, вы явно запомнились друг другу. С почином!"
Хорош почин. Первый раз побывал в суде, и на тебе такая история вышла. А как Кэти довольна! Теперь она напишет об этом в блоге "Гардиан" и в своей университетской газете в славном английском городе Лидсе.
К зданию суда мы подошли около часа дня. Полуденный зной плавил телекамеры, операторы и корреспонденты хватали тепловые удары в раскалившихся под солнцем автомобилях.
Не нужно никакого особого разрешения, чтобы повидать на скамье подсудимых бывших главу ЮКОСа и его напарника, достаточно лишь паспорта. Охранник на входе оказался приветливым и образованным: взглянув на паспорт Кэти, спросил, уж не валлийка ли она? Отплатив ему чистокровной английской улыбкой, Кэти последовала за мной на третий этаж, к залу суда номер семь.
Подходы к дверям, за которыми творилась "русская народная кафка", охраняли три человека в черных камуфляжах. Это сотрудники службы судебных приставов. Они несли свою публичную службу так, как и полагается в нашей стране любым, у кого на поясе дубинка и пистолет: вальяжно развалившись на стуле. "Не входите, судья не любит, когда кто-то входит во время заседания. Дождитесь перерыва", - сказал один из них, в то время как два других мерили взглядом миловидную Кэти.
Мы присели на скамеечку и начали оглядываться вокруг - атмосфера места не могла не вызывать интерес впервые сюда зашедшего. Избитые стены, потертый пол, топорно сглаживающая углы стенного проема арка, огнетушитель размером с газовый баллон и торчащими во все стороны шлангами - у людей, творивших это место, явно свои представления о том, как должно выглядеть изнутри здание суда в центре Москвы.
Но вот дверь в зал суда распахнулась, оттуда начал выходить народ. Все больше пожилые, кое-кто из них - в белых футболках с черно-красными надписями "Свободу Ходорковскому!". Вот появилась мать опального олигарха, а вот один за другим потянулись люди с хорошо ухоженными лицами и в галстуках - по всему адвокаты. Они обменивались мыслями о хлебе насущном - пришло время обеда.
Вдруг раздалась команда "Всем вниз на один лестничный пролет!". Немногочисленная группа пожилых и в футболках медлительно и со знанием дела заняла диспозицию, чтобы через минуту, когда из зала суда поведут куда-то наверх незагорелых и день ото дня седеющих главных героев, прокричать им слова поддержки, чем вызвать их благодарные улыбки.
Нам с Кэти не хотелось есть. Дверь в зал заседаний осталась открытой, и сев напротив нее, мы стали изучать убранство зала.
- Какая странная решетка, - удивлялась Кэти, показывая на конструкцию, больше напоминающую застекленный газетный киоск или вольер в зоопарке, но никак не место, предназначенное для обвиняемых в суде. - В Англии за такую решетку сажают только тех, кто убил кого-то, кто опасен для общества. Для всех остальных - просто огороженное перилами пространство.
- А вот посмотри на мебель - простейшие клеенные из ДСП столы. Ничего общего с солидностью дубовых убранств американских судов, которые показывают в фильмах.
- А огромные растения в кадках - вон там, в углу - они еще наверняка помнят Советский Союз. Раз в неделю уборщица вытирает с огромных листьев пыль, - сказал я.
За разговорами обеденный час пролетел незаметно. Начали подтягиваться адвокаты, журналисты и гости суда. Мы вошли вместе с ними в зал и присели на скамейку.
"Встать, суд идет", - произнесла юная секретарь, которую в июльском номере русского GQ описали как "в секси-джинсах с Черкизона и каком-то люрексе". Сегодня она была одета не намного достойнее - дешевые желтая блуза и светлые штанишки. Судья, с тоской оглянув зал, своим приземлением на стул дал старт очередному сеансу представления.
А дальше потекли минуты, которые на незаинтересованных и непосвященных иначе как усыпляюще подействовать не могли. Под шумок кондиционеров обвинение зачитывало документы, называло разные фамилии, упоминало стоимость тонны нефти в разные годы, суммы выплаченных налогов. В итоге несколько спящих голов: кто-то сидел и по традиции качался то вправо, то влево, а кто-то откровенно склонил голову на руки, предусмотрительно разместив те на спинке впереди стоящей скамейки. Глаза время от времени слипались даже у стороны обвинения.
В то время в "вольере" происходили вещи, которые я никак не ожидал увидеть. Михаил и Платон о чем-то оживленно беседовали, улыбались. Казалось, в этом помещении они чувствовали себя лучше и свободнее всех, а по количеству улыбок, которые себе позволяли, им вообще не было равных.
- Смотри, на столах защиты стоят цветы, - тихо заметил я на ухо Кэти. - Несколько ваз. А у обвинения - голым голо.
И тут случилось неожиданное. Судья выкрикнул, чтобы какой-то молодой человек вышел из зала. При этом почему-то смотрел в ту сторону, где сидели мы с Кэти. Вокруг нас по очереди начали вставать молодые люди, пробуя себя на роль выгоняемых. Но судья хотел не их. Он хотел... меня.
- Я вам сделал несколько предупреждений, но вы продолжаете разговаривать, - властно сказал он.
- Простите, какие были предупреждения? Я ни одного не заметил, - попытался было оправдаться я, но шипение рядом "раз он решил выгнать, лучше с ним не спорить" и решительный вид охранника с автоматом, направившегося ко мне, заставили ретироваться за дверь. Следом вышла Кэти - судья расправился таким же образом и с ней.
- Но что произошло? - удивлялась Кэти.
- Ничего кроме того, что как и все гости в зале, мы периодически перешептывались. Но почему-то он выбрал нас.
Ответ удалось узнать позже, когда наступил очередной перерыв и кто-то из завсегдатаев суда объяснил, в чем суть.
- Выгоняет почти каждый раз, не удивляйтесь, - объяснила одна женщина. - Однажды он пытался выгнать меня за то, что я просто читала газету. Но я сказала, чтобы он занимался своим делом, а моя газета пусть его не волнует.
- Он прекрасно знает всех, кто ходит к нему на суд, а потому всегда видит новеньких, особенно молодых. И устраивает им "сеанс страха": в его зале разрешено улыбаться и обмениваться мыслями только тем, кого он судит.
- Он "предупреждает" тем, что смотрит на тебя. Будьте на чеку - раз смотрит, значит что-то ему в вас не нравится.
Мы с Кэти решили заявиться на глаза судье снова. И весь час, до следующего перерыва, он испепелял нас взглядом исподлобья. Я ему платил тем же. Но сидел, не двигаясь и ни с кем не разговаривая. Так что после окончания суда одна из завсегдатаев сказала: "О, вы явно запомнились друг другу. С почином!"
Хорош почин. Первый раз побывал в суде, и на тебе такая история вышла. А как Кэти довольна! Теперь она напишет об этом в блоге "Гардиан" и в своей университетской газете в славном английском городе Лидсе.