С калашом осваивая плуг...
Ночь бодливый месяц льет из рога
на холмов синеющие мхи.
Не мужское дело верить в бога,
почитать врага, писать стихи,
по утрам поить герань сухую,
по годам вытягивать ремень,
на чужбине жить, затылком чуя
Гандзасара* праведную тень.
У Арцаха* тишина на страже,
и звезды булатный глаз блестит -
армянин научен счастью даже
ожидая новый геноцид.
Снова время расставляет сети
паутиной заскорузлых рук,
и растут воинственные дети,
с калашом осваивая плуг.
Ночь росою впитывает фетр
у подножья неба половиц,
дав чернила солнцу-геометру
начертить невидимость границ.
Облако свернулось в седловине,
миру отворяя Млечный путь.
Мы - на той и этой половине,
Ты - един. Так сделай что-нибудь!
Виталий Айриян.
на холмов синеющие мхи.
Не мужское дело верить в бога,
почитать врага, писать стихи,
по утрам поить герань сухую,
по годам вытягивать ремень,
на чужбине жить, затылком чуя
Гандзасара* праведную тень.
У Арцаха* тишина на страже,
и звезды булатный глаз блестит -
армянин научен счастью даже
ожидая новый геноцид.
Снова время расставляет сети
паутиной заскорузлых рук,
и растут воинственные дети,
с калашом осваивая плуг.
Ночь росою впитывает фетр
у подножья неба половиц,
дав чернила солнцу-геометру
начертить невидимость границ.
Облако свернулось в седловине,
миру отворяя Млечный путь.
Мы - на той и этой половине,
Ты - един. Так сделай что-нибудь!
Виталий Айриян.