Оленька изобильно-круглая и плотно огибаемая кольцом лунной энергии, будто вся состоит из заглавных букв своего имени: витые крупные кудри темных волос, огромные глаза с выразительными зрачками, трепетные ноздри, румянец щек, мягкие молочные плечи и пышные сферические полупопия (знак бесконечности любви к себе и сладкому, вверченный в гедонистическую страстную самость). Живая крутобокая матрёшка, покачивающаяся в стремительном танце порывистых движений холеного тела и в угоду изменчивым настроениям жаркой молодости, импульсивная иноземка в мглистой балтийской пелене. Её автобус приходит раньше, поэтому она дожидается меня, чтобы вместе идти в новый рабочий день: две вертлявые хохочущие фигуры на мостовой старого города, абрис пересекшихся судеб. Мы виртуозно попадаем в чувство юмора друг друга, в горьковатую сердцевину, расколдовывая сдержанную невозмутимость самыми возмутительными из замечаний и смысловых шарад.
Оленька пленена. Он -- дипломированный реабилитолог с личным кабинетом для приёмов и лицом задумчивой дуэньи на фоне белеющих на стенах сертификатов. Он милый!.. "Он мог бы реабилитировать меня как женщину, но не решается, -- рассудительно изнемогает она, -- Ему нетрудно принять моё безмолвное приглашение, я так смачно выделяю слюну во время наших профессиональных встреч наедине, что этот улиточный след тянется за мной до дома, как путеводная нить, оставленная в помощь алчущему, как строка любовного письма, как испарина на вздыбленной лошади". Выслушав эту тираду, я немедленно предложила перейти на "ты".
Улиточный след!
Оленька самоиронична, как Фанечка Раневская-Фельдман. Она выглядывает меня, прячась под козырьком остановки, но это я её дождалась.