Хорошие книги 2014. Лето
Стефан Цвейг «Нетерпение сердца»
«О том, каким ты был четверть века назад, можно говорить так, словно это касается кого-то другого».
Юнас Юнассон «Сто лет и чемодан денег в придачу»
«В умении заворожить слушателей своими историями вряд ли кто мог сравниться с моим дедом, маминым отцом, когда тот усаживался на лавочку у крыльца, чуть подавшись вперед и опираясь на палку, с полным ртом табачной жвачки.
- Но дедушка, - изумлялись мы, внуки, - неужто все это так и было на самом деле?
- Кто одну правду сказывает, того и слушать не стоит, - отвечал дед».
Чингиз Айтматов «Джамиля»
«И мне вдруг стали понятны его странности, которые вызывали у людей и недоумение и насмешки, - его мечтательность, любовь к одиночеству, его молчаливость. Я понял теперь, почему он просиживал целые вечера на караульной сопке и почему оставался один на ночь у реки, почему он постоянно прислушивался к неуловимым для других звукам и почему иногда вдруг загорались у него глаза и взлетали обычно настороженные брови. Это был человек глубоко влюбленный. И влюблен он был, почувствовал я, не просто в другого человека; это была какая-то другая, огромная любовь к жизни. К земле. Да, он хранил эту любовь в себе, в своей музыке, он жил ею. Равнодушный человек не мог бы так петь, каким бы он ни обладал голосом».
Ирвинг Стоун «Жажда жизни»
«- Вы можете уехать в Лондон и стать там проповедником, или служить в магазине, или крестьянствовать в Брабанте. Чем бы вы ни занялись, вы все будете делать на совесть. Я чувствую в вашей натуре что-то очень хорошее, вы станете настоящим человеком. Вероятно, вы не раз будете считать себя неудачником, но в конце концов выразите себя, и это будет оправданием вашей жизни».
Стефан Цвейг «Двадцать четыре часа из жизни женщины»
«Вероятно, только в неповторимые минуты их жизни у людей бывают такие внезапные, как обвал, стремительные, как буря, взрывы страсти, когда все прожитые годы, все бремя нерастраченных сил сразу обрушиваются на человека».
Элизабет Страут «Эми и Исабель»
«- Эми, ты не хочешь чего-нибудь поесть?
Но Эми просто мотнула головой, не в состоянии выговорить ни слова из-за внезапно нахлынувшего невысказанного сострадания к матери. Но Исабель на всю оставшуюся жизнь запомнится равнодушный кивок, подтверждающий, что девочка потеряна для нее, ибо основы материнства (а что может быть важнее кормления?) отвергаются. Девочка сама принимает решения, птенец вот-вот вылетит из гнезда».
Василий Шукшин «Любавины»
«Может быть, детская цепкая память схватила на всю жизнь образ дома, может быть, он его выдумал, этот дом, но дом был точно такой, Родина... Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас на всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим. А живет в нас от всей родины или косогор какой-нибудь, или дом, или отсыревшее бревно у крыльца, где сидел когда-то глухой весенней ночью и слушал ночь...»
Эдуард Веркин «Облачный полк»
«...старался смотреть вокруг, думать о шишках, об иголках, о цвете неба, стараясь занимать голову тысячей мыслей, поверхностных и гладких, и не пускать, не пускать. И приучился не пускать, давить ненужную, больную мысль другими, необязательными и легкими, а даже и тяжелыми, но только не теми. Научился бороться с посторонним звуком, а глаза закрывать было вообще легко, я их закрывал с первого дня. Я не помню, и не хочу...»
Владислав Крапивин «Мальчик со шпагой»
«Никогда-никогда ни один взрослый человек не ударил Сережу. И никогда Сережа не знал, что такое страх перед возвращением домой. Всякое бывало: и двойки, и записи в дневнике, и порванные штаны, и утонувшие в реке ботинки, но дом всегда оставался добрым. Это был его дом - свой, надежный. И не могло там случиться такого, чего надо бояться».
Агата Кристи «Бремя любви»
«Вы должны не забывать прошлое, а хранить его там, где ему положено быть - в памяти, но не в повседневной жизни. Вы должны принять не наказание, а счастье. Да, моя дорогая, счастье. Перестаньте только давать, научитесь брать. Бог поступает с нами странно - сейчас Он вам дает счастье и любовь, я уверен в этом. Примите их с кротостью».
«О том, каким ты был четверть века назад, можно говорить так, словно это касается кого-то другого».
Юнас Юнассон «Сто лет и чемодан денег в придачу»
«В умении заворожить слушателей своими историями вряд ли кто мог сравниться с моим дедом, маминым отцом, когда тот усаживался на лавочку у крыльца, чуть подавшись вперед и опираясь на палку, с полным ртом табачной жвачки.
- Но дедушка, - изумлялись мы, внуки, - неужто все это так и было на самом деле?
- Кто одну правду сказывает, того и слушать не стоит, - отвечал дед».
Чингиз Айтматов «Джамиля»
«И мне вдруг стали понятны его странности, которые вызывали у людей и недоумение и насмешки, - его мечтательность, любовь к одиночеству, его молчаливость. Я понял теперь, почему он просиживал целые вечера на караульной сопке и почему оставался один на ночь у реки, почему он постоянно прислушивался к неуловимым для других звукам и почему иногда вдруг загорались у него глаза и взлетали обычно настороженные брови. Это был человек глубоко влюбленный. И влюблен он был, почувствовал я, не просто в другого человека; это была какая-то другая, огромная любовь к жизни. К земле. Да, он хранил эту любовь в себе, в своей музыке, он жил ею. Равнодушный человек не мог бы так петь, каким бы он ни обладал голосом».
Ирвинг Стоун «Жажда жизни»
«- Вы можете уехать в Лондон и стать там проповедником, или служить в магазине, или крестьянствовать в Брабанте. Чем бы вы ни занялись, вы все будете делать на совесть. Я чувствую в вашей натуре что-то очень хорошее, вы станете настоящим человеком. Вероятно, вы не раз будете считать себя неудачником, но в конце концов выразите себя, и это будет оправданием вашей жизни».
Стефан Цвейг «Двадцать четыре часа из жизни женщины»
«Вероятно, только в неповторимые минуты их жизни у людей бывают такие внезапные, как обвал, стремительные, как буря, взрывы страсти, когда все прожитые годы, все бремя нерастраченных сил сразу обрушиваются на человека».
Элизабет Страут «Эми и Исабель»
«- Эми, ты не хочешь чего-нибудь поесть?
Но Эми просто мотнула головой, не в состоянии выговорить ни слова из-за внезапно нахлынувшего невысказанного сострадания к матери. Но Исабель на всю оставшуюся жизнь запомнится равнодушный кивок, подтверждающий, что девочка потеряна для нее, ибо основы материнства (а что может быть важнее кормления?) отвергаются. Девочка сама принимает решения, птенец вот-вот вылетит из гнезда».
Василий Шукшин «Любавины»
«Может быть, детская цепкая память схватила на всю жизнь образ дома, может быть, он его выдумал, этот дом, но дом был точно такой, Родина... Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас на всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим. А живет в нас от всей родины или косогор какой-нибудь, или дом, или отсыревшее бревно у крыльца, где сидел когда-то глухой весенней ночью и слушал ночь...»
Эдуард Веркин «Облачный полк»
«...старался смотреть вокруг, думать о шишках, об иголках, о цвете неба, стараясь занимать голову тысячей мыслей, поверхностных и гладких, и не пускать, не пускать. И приучился не пускать, давить ненужную, больную мысль другими, необязательными и легкими, а даже и тяжелыми, но только не теми. Научился бороться с посторонним звуком, а глаза закрывать было вообще легко, я их закрывал с первого дня. Я не помню, и не хочу...»
Владислав Крапивин «Мальчик со шпагой»
«Никогда-никогда ни один взрослый человек не ударил Сережу. И никогда Сережа не знал, что такое страх перед возвращением домой. Всякое бывало: и двойки, и записи в дневнике, и порванные штаны, и утонувшие в реке ботинки, но дом всегда оставался добрым. Это был его дом - свой, надежный. И не могло там случиться такого, чего надо бояться».
Агата Кристи «Бремя любви»
«Вы должны не забывать прошлое, а хранить его там, где ему положено быть - в памяти, но не в повседневной жизни. Вы должны принять не наказание, а счастье. Да, моя дорогая, счастье. Перестаньте только давать, научитесь брать. Бог поступает с нами странно - сейчас Он вам дает счастье и любовь, я уверен в этом. Примите их с кротостью».