the pied fiddler
...второй попался мне на глаза в метро, на перегоне между станциями. чёрные брюки, чёрный сюртук - понятно, он был одет иначе, но память сохранила именно такой образ, ведь примой в нём была скрипка. зашёл в вагон, когда двери уже закрывались; встал у поручня с виноватой улыбкой - нос с горбинкой, всклокоченная шевелюра - и подождал, пока состав тронулся. народу в вагоне было в самый раз, чтобы можно было играть, плясать и петь. так и вышло, скрипач разыграл привычный сценарий как по нотам: я не разобрал мелодию, она пропала за несколько шагов в грохочущем вагоне, но его кружение, его пляска... она напомнила мне пляску дервиша, потому что в тот момент скрипача не было в вагоне. было тело, белое лицо с приклеенной к нему улыбкой, была музыка - а сам он исчез. пассажиры отворачивались от него, танец был совсем ни к месту, где-нибудь в переходе - пожалуйста, но не здесь, к тому же ни мелодии, ни слов не разобрать. кто-то уткнулся в газету, так и не подняв головы; кто-то рассматривал своё отражение в оконном стекле; скрипка надрывно пела, пробиваясь сквозь грохот, никому не нужная, оплакивая судьбу скрипача. тот продвигался медленно, пританцовывая, что-то напевая, пол вагона стал базарной площадью, в лампах горело масло, скрипка перекрывала рёв песчаной бури - то пели джинны, пустынное племя. ковровая дорожка из лепестков роз, рокот толпы, подвесной мост над пропастью, гром водопада, люди как тени, земля качается под ногами, пот заливает глаза, игра продолжается. вот показалась станция; он добрался до начала вагона, встал там, сгорбившись - та же улыбка, те же изломанные жесты. чудак, юродивый в стальном черве, он смешался с толпой, как и не было его. но мелодия осталась, стены вагона вибрировали ей в такт, она проникла в костный мозг, осела в памяти. как и фигура скрипача, она воплотила в себе экстаз на грани отчаяния. экстаз подземного суфия, который тщетно пытается достучаться до сердец - ему нужнее не деньги, но люди, а те отводят взгляд и не желают узнавать красоту. они забыли о ней, город вытягивает их жизненную силу в обмен на ложные миражи; не восхождение через семь небес, но падение в джаханнам. и он спускается в этот ад, где серые лица и тени улыбок, где каждый замкнут и закрыт и виноват, и играет свою музыку - как умеет. в итоге город съест и его - он выйдет на кольцевой, сыграв в последний раз бездомным, не обращая внимания на смрад и отрепья, выйдет из вагона и сядет прямо на полу, за лестницей, где спокойно и сухо, примостив скрипку на острых коленях. там его и найдёт уборщица - ближе к двум, прямого, как палка, и на губах его будет играть иная улыбка, иной свет озарит его лицо - проникая в тоннель без стен, уводя в иные миры и времена