Я не пытаюсь написать историю модернизации в России. Пусть эту непосильную задачу решают маститые профессора, окруженные сонмом аспирантов: каждый принесет по главке, глядишь, что-то и получится.
Но задача, которая передо мной стоит ничуть не проще: я хочу разобраться, что за неведомые силы раздирают на части нашу страну, разрывают семьи и сводят с ума, казалось бы, совершенно благоразумных людей.
Что выводит людей на улицы и площади наших городов, что загоняет их обратно в квартиры, заставляет верить и разочаровываться, совершать подвиги и преступления? Жить, как на пороховой бочке?
Так было позавчера, вчера, сегодня...
Интуиция подсказывает мне, что так будет и завтра.
А поскольку я прожил уже не так мало лет, и, как сказал поэт, "многому изведал цену", то, извините, не верю уже в богоподобных героев, меняющих по мановению руки ход истории (что не мешает верить в великих "козлов отпущения", на которых окружающие сваливают собственную подлость).
Мы сами делаем свою жизнь и сами творим историю: собственно, история России и есть приключения "загадочной русской души", и столкновение того, что принято называть "модернизацией" и "традицией", наверное лучше всего описано в "Бесах" Федора Достоевского. Но мой язык, увы, беднее, а знание природы человека ограниченнее, и потому я иду на ощупь, как слепой, используя в качестве ориентиров знакомые исторические вехи.
Великие реформы Александра II - вообще-то, это было совсем недавно - всего 150 лет назад, хорошая черепаха живет дольше. Надо полагать, мы не так уж сильно с тех пор изменились Многое узнаваемо.
Тогда за несколько лет все перевернулось: появилось местное самоуправление (земства, городские думы), европейское судопроизводство, современная армия, основанная на всеобщей воинской повинности, всесословная система просвещения и прочие неотъемлемые элементы модерна.
Но главное, отмена крепостного права - не сразу, не вдруг, через состояние "временно обязанных" исполнять традиционные повинности, то есть, работать на барина. Но, тем не менее, казалось бы, почти свобода. Правда, не совсем понятно, что с землей: крестьяне получали свои наделы (часто меньшие, чем раньше) за выкуп, да к тому же земли поступала в распоряжение общины, которая ее распределяла и перераспределяла. Выкупные платежи растянулись на десятилетия, и были окончательно отменены только Столыпиным в 1907 году. Народ ждал "воли", но совсем не такой: в представлении русского крестьянина "воля" - это жизнь без бар и чиновников, патриархальное единение народного царя и "мира", то есть крестьянской общины, которой должна была вернуться вся земля, изначально ей принадлежавшая. Реальную реформу крестьяне встретили вилами.
Хрестоматийный случай - крестьянский бунт в деревне Бездна (название обязывает) Казанской губернии, где после оглашения царского манифеста начались нешуточные волнения. Люди говорили, что произошел подлог ("царскую волю" подменили на "барскую волю") и отказывались исполнять повинности. Власть в таких случаях не церемонилась (чувствуете преемственность?): прислали войска, начались расстрелы, погибло около 100 человек.
Похожие события происходили по всей России: общее число крестьянских волнений за 1861 год достигло 1850 - а ведь это настоящая крестьянская война.
Волнения подавили, но недовольство осталось, а между народом и властью пролегла очередная глубокая трещина, которая окончательно так и не заросла.
На этой психологической почве и взросли в России несколько поколений революционеров, начиная с революционеров-демократов и заканчивая большевиками. Но духовный отец у них был один - Александр Иванович Герцен (тот самый, которого "разбудили" декабристы и который "развернул революционную агитацию").
И как бы потом российские социал-демократы ни тужились, доказываю свое генетическое родство с марксизмом, эхо герценовского "Колокола" отзывалось в каждом их слове (начиная от идеологии военного "пораженчества" и заканчивая "построением социализма в одной отдельно взятой стране").
Да-да, первым пожелал поражения своему правительству именно Александр Иванович в 1863 году во время подавления очередного польского восстания, ему же принадлежит фраза, ставшая знаменем нескольких поколений отечественной интеллигенции "Мне стыдно быть русским".
Впрочем, на самом деле, это, конечно, был эпатаж. Очень даже нравилось Герцену быть русским, гордился он своим "мощным и неразгаданным" народом , "отроческую силу" которого Европа узнала в 1812 году.
А старушку-Европу он разочарованно слегка презирал: "я вижу неминуемую гибель старой Европы и не жалею ничего из существующего, ни ее вершинное образование, ни ее учреждения", писал он еще в 1850 году., когда, по нашему сегодняшнему разумению, западно-европейской цивилизации еще ничто не угрожало.
Ох уж это перманентное разочарование русской интеллигенции в западной "земле обетованной"!
Со времени выхода в свет "С того берега" прошло больше 150 лет, и, высланный из СССР Солженицын, обжившись слегка на Западе, горестно восклицает: "поразительно для нас оказался "весь мир" совсем не таким, как мы надеялись: "не тем" живущий, "не туда" идущий".
Он говорит "весь мир", но нас -то не обманешь, речь идет, конечно, о Западе (хотя и Восток - "не так" и "не туда", совсем "не туда").
Вот из этих-то представлений о неминуемой и скорой "гибели старой Европы", из этих смутных "не так", "не туда" "не могу молчать" и вырастал кентавр русской революции, с большой, красиво слепленной головой бородатого Маркса и мощным крупом старого крестьянского мерина, норовившего при первой возможности сбросить свою верхнюю половину.
Продолжение следует.