Она жила там с незапамятных времен, так, что никто и не помнил уже, сколько ей лет. Но ведь и все люди тогда жили долго и многие десятилетия сохраняли молодость лица и тела, лишь глаза могли выдать возраст, если слишком много они повидали - на дне их накапливалось великое знание. Но ее глаза молчали, они смотрели вглубь, а не вокруг, как все глаза другие. Спокойный ее взгляд ни единый всплеск не нарушал, ни волнение. Зелены глаза были, как смарагдовая вышивка на ее белом платье. Она ходила босая, но ни упавшие ветки, на хвоя, ни шишки не ранили ее ступней. Волосы ниспадали ниже колен и отливали то серебром, то золотом - под светом то Луны, то Солнца.
Ее считали, разумеется, ведьмой, и бегали на новолуние тайком к ней молодые девки - гадать на любовь, и бывало, что рыдающие матери несли на руках недвижимых своих детей, а обратно те бежали уже на своих окрепших ножках. Но и боялись ее, и дурные разговоры ходили по деревне, если моровал скот, и портились под курами яйца. Ее считали и сумасшедшей: жить в чаще, на крохотной полянке среди бурелома в ветхом доме, неизвестно кем и сколько столетий назад возведенном, по мыслям людским могла лишь умалишенная. Ее называли распутницей тоже - по ночам украдкой пробирались к ней парни, все веселые, кудрявые, да высокие, но кто зачастит особо - потом чахнет, а один летней ночью утопился в озере, а до этого бродил неделю по деревне неприкаянно, на белый свет не глядя. Когда-то были дочери у нее две, высокие, белолицые, с болотными такими же глазами, да выросли давно и ушли друг за дружкой через поля и луга - в город. Как-то в деревне горели избы, в одну ночь - одна, в другую - другая, погорельцы с плачем бродили по улицам в поисках ночлега, зароптал народ, зашептался, осмелели мужики, подняли косы да вилы и пошли в самую чащу. Но чем глубже в лес уходили, тем медленнее и нерешительнее становился шаг, стихли шумные разговоры и крепкие слова застряли в глотках. Змеился из чащи холод по земле, и страх, сменяющийся леденящим ужасом, поднимался из самого нутра. Побросали мужики вилы и бросились, спотыкаясь, назад, а падающие хватали бегущих за пятки и от страха верещали зайцами. А через несколько дней девчонка перепуганная весть принесла. Ходила она на полянку с подарочком - тканью конопляной, крашенной пыреем, ворожить хотела, да нашла дом ее пустым, с распахнутой дверью. Внутри пахло сушеной ягодой, да грибами, и не было следов разбоя - висели по стенам расшитые рушники, в углу кухонном скарб стоял по полкам, да прочее добро в сохранности лежало в кованых сундуках под лавками. И завыли волки по ночам из лесу и, с тех самых пор, как только ночь ложилась на деревню, неуютно, жутко становилось жителям ее, задергивали они занавески на окошках и жались друг к другу, а детки в люльках плакали долго, не могли спать. А она - подалась видно дальше, в чащу, Лесная Отшельница.