Дом на Огородной. Ч.2. Случай с архитектором
С утра на стол Павлу Семеновичу Кокину, главному архитектору ленинградского архитектурного бюро №7 легла утвержденная резолюция реконструкции исторического здания на Огородной улице. Он стянул нарукавники, защищавшие его белую рубашку от соприкосновения с плохо отстирывающейся даже хозяйственным мылом графитовой пылью, нащупал в нагрудном кармане пачку «Герцоговина Флор» и пошел в курилку, куда путь был через все учреждение, мимо столовой, где, сквозь стекло было видно, что несъеденными остались одни лишь бутерброды с завернувшимся по краям уже сыром, мимо зимнего сада с хищными монстерами и мирными финиковыми пальмами в круглых деревянных кадках, мимо кассы, у которой кучковались командировочные, все как один в болоньевых чехословацких плащах. Поворот - запахло дымом. Павел Семенович был заядлым курильщиком, таким, что никакие решения в жизни он не принимал без пары папирос. На сердце было неспокойно, муторно. Будь на то воля Павла Семеновича, снес бы он это здание к чертям собачьим. И так уже судачат все. А чему это научит молодежь? Стоял себе дом и стоял, а как реконструировать, так народ и заговорил, усмехаясь, вполголоса: а наш-то Павел Семенович бордель отстраивать будет, Павел Семенович, когда открытие-то? Да и как узнали-то? Ну старуха болтливая брякнула по дури старческой, да что она там, лично что ли участвовала? Врет ведь небось. Стоял дом и стоял, была там гостиница и магазин молочный, да обветшало все, а что там до революции было, ну кому это сейчас интересно? Как в деревне, ей Богу, будто и не город Ленинград. Да еще и сумасшедший этот, в рыжей шляпе донимает постоянно, хоть милицию вызывай.
Подымил немного Павел Семенович и решение принял: стандарт 21-33: реорганизация и переоборудование внутренних помещений здания под нужды гостиничного хозяйства, реконструкция кирпичной кладки, стяжка трещин фасада, усиление всех несущих конструкций, наращивание цоколя, усовершенствования устаревшей планировки, обеспечения большей несущей способности междуэтажных перекрытий, проведения современных коммуникаций (вентиляция, теплоснабжение). Оставшуюся лепнину сбить, оштукатурить заново и в серый цвет покрасить. Хватит с него, в конце концов, и ста годков дому еще не исполнилось, невелика ценность - постоит дальше без кандибоберов.
Поставив под резолюцией выбранный штамп, Павел Семенович уже открыл рот, чтобы крикнуть секретаря Аллочку, но взгляд его упал на часы: 19-02. Но нет уже Аллы, убежала, твердыми ногам стуча по лаковому паркету, оставив за собой шлейф «Пиковой дамы», тю-тю. Положив документ в ящик и замкнув на ключ, Павел Семенович надел болоньевый чехословацкий плащ, набросил на шею кашне и, минуя лифт, посвистывая, пошагал вниз по лестнице, размышляя о том, что же приготовила к ужину супруга Рая, курятину или паровые котлетки? Но на улице настроение его снова испортилось: лишь только выйдя из дверей учреждения, Павел Семенович углядел на противоположной стороне улицы ставшую уже знакомой фигуру донимавшего его старичка в ветхой шляпе, стоявшую оловянным солдатиком средь спешащих по своим делам людей. При виде Павла Семеновича, фигура засуетилась и пришла в движение и кинулась через дорогу напрямик к нему. Павел Семенович резко сменил курс и заскочил в кондитерскую «Север», сразу же уткнувшись в очередь. Лишь только дверь за ним захлопнулась, крепко поддав под зад, на улице раздался протяжный звук автомобильного сигнала и пронзительный женский крик. Павел Семенович выбежал на улицу и увидел, как собирается толпа вокруг чего-то, судя по лицам людей страшного. Протиснувшись сквозь гомонившую толпу, он как в тумане рассмотрел распростертый у колес дымящейся капотом «Победы» серый потертый костюм, весь в бурых пятнах, скрюченные пальцы рук, выгнутые в разные стороны ноги и кровавый шар вместо головы. Кто-то поднял с асфальта уцелевшую рыжую шляпу и накрыл старику то, что было минуту назад лицом человека. «Свидетели, свидетелиииии! - отчаянно застонал водитель автомобиля, - сам же под колеса бросился!»
Павел Семенович до дома шел с трудом, держась за сердце и мотая головой, жена долго отпаивала его корвалолом и горячим чаем.
Наутро Павел Семенович пришел на работу ровно в 9-00 и первым делом уничтожил пропечатанный вчера документ. Достал чистую папку и вывел на титульном листе: «Проект реконструкции дома № 52 по Огородной улице, за номером 127427». Все, о чем умолял его на протяжении многих дней надоедливый старик, Павел Семенович исполнил в этом проекте, достав из ящика бумаги, сунутые ему прямо в руки несчастным в одну из встреч. Крутились в голове обрывки воспоминаний, сначала принятые за бред полоумного, но сейчас открывшиеся в новом свете: «возьмите эти рисунки, я вас умоляю, это же не просто дом, это погост, они не выбрались, они рвались, но он их не пустил…Понимаете, я же видел все, я молод тогда был, ходил к одной, я был богат, любил, хотел забрать, звал, упрашивал, дарил духи и пудры, браслет с изумрудами, она потом пропала и дом выгорел изнутри, а там они, но ведь так же нельзя, я давно хотел, узнал о реконструкции, смотрите, это эскизы, я же художник, я чертил сам и сам писал я. Послушайте, ведь надо именно так, как я говорю, поверьте, они просят. Чтобы знали все, что они существовали, что жили среди нас. Теперь они ходят за мной, как я за вами, как же вы не слышите их легких шагов?». На смятых эскизах по углам дома смеялись, страдали, терпели, каялись, смотрели в никуда десятки молодых простоволосых женщин с русалочьими лицами.
Прошло довольно много лет и даже десятилетий. Достаточно в Санкт-Петербурге домов, в чьем нутре вершились судьбы, но трудно найти приметнее того, чья былая жизнь проступила на его несущих стенах. Дом кричит, зовет и плачет, плохо спится постояльцам гостиницы внутри, но исправить это никак невозможно.
Подымил немного Павел Семенович и решение принял: стандарт 21-33: реорганизация и переоборудование внутренних помещений здания под нужды гостиничного хозяйства, реконструкция кирпичной кладки, стяжка трещин фасада, усиление всех несущих конструкций, наращивание цоколя, усовершенствования устаревшей планировки, обеспечения большей несущей способности междуэтажных перекрытий, проведения современных коммуникаций (вентиляция, теплоснабжение). Оставшуюся лепнину сбить, оштукатурить заново и в серый цвет покрасить. Хватит с него, в конце концов, и ста годков дому еще не исполнилось, невелика ценность - постоит дальше без кандибоберов.
Поставив под резолюцией выбранный штамп, Павел Семенович уже открыл рот, чтобы крикнуть секретаря Аллочку, но взгляд его упал на часы: 19-02. Но нет уже Аллы, убежала, твердыми ногам стуча по лаковому паркету, оставив за собой шлейф «Пиковой дамы», тю-тю. Положив документ в ящик и замкнув на ключ, Павел Семенович надел болоньевый чехословацкий плащ, набросил на шею кашне и, минуя лифт, посвистывая, пошагал вниз по лестнице, размышляя о том, что же приготовила к ужину супруга Рая, курятину или паровые котлетки? Но на улице настроение его снова испортилось: лишь только выйдя из дверей учреждения, Павел Семенович углядел на противоположной стороне улицы ставшую уже знакомой фигуру донимавшего его старичка в ветхой шляпе, стоявшую оловянным солдатиком средь спешащих по своим делам людей. При виде Павла Семеновича, фигура засуетилась и пришла в движение и кинулась через дорогу напрямик к нему. Павел Семенович резко сменил курс и заскочил в кондитерскую «Север», сразу же уткнувшись в очередь. Лишь только дверь за ним захлопнулась, крепко поддав под зад, на улице раздался протяжный звук автомобильного сигнала и пронзительный женский крик. Павел Семенович выбежал на улицу и увидел, как собирается толпа вокруг чего-то, судя по лицам людей страшного. Протиснувшись сквозь гомонившую толпу, он как в тумане рассмотрел распростертый у колес дымящейся капотом «Победы» серый потертый костюм, весь в бурых пятнах, скрюченные пальцы рук, выгнутые в разные стороны ноги и кровавый шар вместо головы. Кто-то поднял с асфальта уцелевшую рыжую шляпу и накрыл старику то, что было минуту назад лицом человека. «Свидетели, свидетелиииии! - отчаянно застонал водитель автомобиля, - сам же под колеса бросился!»
Павел Семенович до дома шел с трудом, держась за сердце и мотая головой, жена долго отпаивала его корвалолом и горячим чаем.
Наутро Павел Семенович пришел на работу ровно в 9-00 и первым делом уничтожил пропечатанный вчера документ. Достал чистую папку и вывел на титульном листе: «Проект реконструкции дома № 52 по Огородной улице, за номером 127427». Все, о чем умолял его на протяжении многих дней надоедливый старик, Павел Семенович исполнил в этом проекте, достав из ящика бумаги, сунутые ему прямо в руки несчастным в одну из встреч. Крутились в голове обрывки воспоминаний, сначала принятые за бред полоумного, но сейчас открывшиеся в новом свете: «возьмите эти рисунки, я вас умоляю, это же не просто дом, это погост, они не выбрались, они рвались, но он их не пустил…Понимаете, я же видел все, я молод тогда был, ходил к одной, я был богат, любил, хотел забрать, звал, упрашивал, дарил духи и пудры, браслет с изумрудами, она потом пропала и дом выгорел изнутри, а там они, но ведь так же нельзя, я давно хотел, узнал о реконструкции, смотрите, это эскизы, я же художник, я чертил сам и сам писал я. Послушайте, ведь надо именно так, как я говорю, поверьте, они просят. Чтобы знали все, что они существовали, что жили среди нас. Теперь они ходят за мной, как я за вами, как же вы не слышите их легких шагов?». На смятых эскизах по углам дома смеялись, страдали, терпели, каялись, смотрели в никуда десятки молодых простоволосых женщин с русалочьими лицами.
Прошло довольно много лет и даже десятилетий. Достаточно в Санкт-Петербурге домов, в чьем нутре вершились судьбы, но трудно найти приметнее того, чья былая жизнь проступила на его несущих стенах. Дом кричит, зовет и плачет, плохо спится постояльцам гостиницы внутри, но исправить это никак невозможно.