23 февраля
Памяти друзей-однокашников, погибших при выполнении воинского долга...
...то место тихо, потаённо:
Уйдя от жизни, от людей,
Лежат здесь ржаво, притоплённо
Останки бывших кораблей.
Тут, у последнего причала,
В укромной бухте схоронясь,
Подлодка старая устало
Дремала, к скалам привалясь.
Волна плескала в борт железный,
Ленки бродили в глубине,
В отсеках где-то скрип болезный
Звучал порою в тишине.
Спиной прижавшись к теплой рубке,
В тельняшке блеклой на плечах,
Сидел старик. А рядом, в шлюпке,
Парнишка с удочкой в руках.
Следя за пробкой поплавковой,
Ленков он ловко подсекал
И, опустив кукан с обновой,
Тайком за дедом наблюдал.
А дед достал стакан гранёный
Из сумки старенькой у ног
И огурец к нему солёный,
Да к ним сальца еще шматок.
А после выставил служивый
С десяток шкаликов в рядок,
Протер стакан неторопливо,
Отрезал хлебушка кусок.
"Ну что ж, ребятки, - тихо молвил, -
В гостях у вас сегодня я.
Вас не забыл. Все годы помнил.
Вы - рана вечная моя!"
Плеснул в стакан: "Здорово, Петя!" -
И шкалик осушил до дна.
Чу! Вроде кто-то и ответил,
А может, просто бьет волна?
"Привет, Иван! Ну, будем, Гарик..." -
Шептали губы в тишине.
И, булькнув, облегченный шкалик
Искал пристанища на дне.
Хрустел огурчик, а из трубки
Вился-кудрявился дымок,
И слышно было возле рубки:
"Братишки? командир? сынок..."
Стакан почти наполнен водкой.
Последний шкалик дед открыл
И, нежно гладя корпус лодки,
Стакан тот доверху долил.
"Эх, Пашка, Пашка!" - и, хмелея,
Старик последнюю допил,
Взглянул на шкалик, сожалея,
И вслед другим за борт пустил.
А пайку горькую стакана,
Что по числу друзей делил,
Горбушкой хлеба из кармана
Неспешно, бережно накрыл.
Дед знал и чувствовал: свиданье
Не повторить - не те года,
И вечер этот в подсознанье
С ним остается навсегда.
Ум говорил: "Пора прощаться",
А сердце плакало: "Постой...
Еще минутку с вами, братцы!"
И гладил старый сталь рукой.
От ласки мичманской ладони
Покрытый ржавчиной металл
Вдруг посветлел как на иконе
И, как живой, затрепетал.
...К закату солнце направлялось,
И тени на берег легли,
И чайка планером спускалась
Туда, где спали корабли,
Где старый мичман, сняв пилотку,
Щекою к корпусу припал,
Прощально обняв свою лодку,
Плечами мелко задрожал.
...то место тихо, потаённо:
Уйдя от жизни, от людей,
Лежат здесь ржаво, притоплённо
Останки бывших кораблей.
Тут, у последнего причала,
В укромной бухте схоронясь,
Подлодка старая устало
Дремала, к скалам привалясь.
Волна плескала в борт железный,
Ленки бродили в глубине,
В отсеках где-то скрип болезный
Звучал порою в тишине.
Спиной прижавшись к теплой рубке,
В тельняшке блеклой на плечах,
Сидел старик. А рядом, в шлюпке,
Парнишка с удочкой в руках.
Следя за пробкой поплавковой,
Ленков он ловко подсекал
И, опустив кукан с обновой,
Тайком за дедом наблюдал.
А дед достал стакан гранёный
Из сумки старенькой у ног
И огурец к нему солёный,
Да к ним сальца еще шматок.
А после выставил служивый
С десяток шкаликов в рядок,
Протер стакан неторопливо,
Отрезал хлебушка кусок.
"Ну что ж, ребятки, - тихо молвил, -
В гостях у вас сегодня я.
Вас не забыл. Все годы помнил.
Вы - рана вечная моя!"
Плеснул в стакан: "Здорово, Петя!" -
И шкалик осушил до дна.
Чу! Вроде кто-то и ответил,
А может, просто бьет волна?
"Привет, Иван! Ну, будем, Гарик..." -
Шептали губы в тишине.
И, булькнув, облегченный шкалик
Искал пристанища на дне.
Хрустел огурчик, а из трубки
Вился-кудрявился дымок,
И слышно было возле рубки:
"Братишки? командир? сынок..."
Стакан почти наполнен водкой.
Последний шкалик дед открыл
И, нежно гладя корпус лодки,
Стакан тот доверху долил.
"Эх, Пашка, Пашка!" - и, хмелея,
Старик последнюю допил,
Взглянул на шкалик, сожалея,
И вслед другим за борт пустил.
А пайку горькую стакана,
Что по числу друзей делил,
Горбушкой хлеба из кармана
Неспешно, бережно накрыл.
Дед знал и чувствовал: свиданье
Не повторить - не те года,
И вечер этот в подсознанье
С ним остается навсегда.
Ум говорил: "Пора прощаться",
А сердце плакало: "Постой...
Еще минутку с вами, братцы!"
И гладил старый сталь рукой.
От ласки мичманской ладони
Покрытый ржавчиной металл
Вдруг посветлел как на иконе
И, как живой, затрепетал.
...К закату солнце направлялось,
И тени на берег легли,
И чайка планером спускалась
Туда, где спали корабли,
Где старый мичман, сняв пилотку,
Щекою к корпусу припал,
Прощально обняв свою лодку,
Плечами мелко задрожал.