Шатрище - первые майские (с картинками)
Я ждала две недели как низнаюхто. Отмечала на календарике. Искала в инторнетах сайты с прогнозами погоды и выбирала те, на которых прогноз хоть на пол градуса да получше. Но даже самые оптимистичные прогнозы обещали дождь. День выезда ознаменовался прорывами по всем фронтам: сверху прорвало небесные хляби, на работе прорвало условную трубу с пидорасами и они заполонили, а до кучи внутри детей тоже прорвало некую хлипкую плотину и они фонтанировали вредностью и нытьем. А вот дороги наоборот - стояли намертво. Впотьмах въезжали в Лиски. Наощупь нашли село ЗалупЗалужное. По пачке беломора искали нужный поворот, нашли, свернули, поняли что не туда - справа потянулось нескончаемое кладбище. Увязая по днище в раскисшей грязи мы медленно тащились мимо крестов и венков. Если бы мы сели там на пузо, я бы вышла толкнуть, и не вернулась, ну и в таком духе далее - то получился бы вполне классический фильм ужасов. Но про нас видимо снимают другое кино.
С ужасом думаю, то было бы, не подожди нас на дороге случившаяся там чета Субботиных. Метров за двести пришлось толкнуть, и после дойти пешком через поле. Мои кроссовки собрали рекордный урожай - килограмма четыре чернозема снаружи, литра три воды внутри.
И да. Я одела таки резиновые сапоги. Да, сиреневые в розовую бабочку. Но как мне было хорошо.
Короче: глухая ночь, поле, все кругом мокрое, спальники и палатки свалены в кучу на пенку, сверху прыгают дети и орут "Зис из СПАРТААА-а-а-а!" и на фоне этого, ОльгаПална отрезает себе все пути назад - хлещет из горла что-то упоительно алкогольное. Это даже фотографировать нельзя. Это надо писать маслом.
А потом выдохнули и в четыре слабые женские руки собрали лагерь. Субботин нам светил собой и фонарем. Потом ушел, оставив светить один фонарь - и ей-богу стало темнее. Но потом пришла его жена, и снова стало как было.
Надо было выкопать кострище - пошла в ночах искать лопату, нашла топор. О как он шел к моим розовым резиновым сапогам и тельняшке. Валькирия Дети обжили палатку и возжелав есть выползли к костру работать птенцами - разевать рты и галдеть беспрерывно. На аромат жареных колбас возникли слегка знакомые мужчины, и великодушно предложили помощь. Помощь, увы, уже не требовалась. т
Дети как-то скоро вырубились. Ольга с Леной обсуждали сплетни, а я лежала на спине и тупо пялилась в небо, медленно напитываясь тишиной, ленью, покоем и безмыслием. Ну и сыростью тоже, дождь же шел два дня. А меж тем небо расчистилось совершенно вопреки прогнозам, и даже включили звезды. Я поняла - это знак, и мы пошли тусить.
Вообще я хотела остыть в уголочке, и слушать миллион раз слушаные и петые песни, песни с которых тошнить начало еще в ранней юности. Сейчас это даже приятно, можно представить что снова семнадцать лет: ночь, лес, мокро, костер, и "она не вышла замуж за седого еврея" и сразу бууэээээ, ваще ничего не изменилось. Я заняла исходную на краешке скамейке, обняла бутылку и приготовилась к окукливанию. Но ОльгаПална повела очами, покачала плечами, взмела цветными юбками и повела цыганочку с выходом. Сама не хотела, а подхватила: и украинские песни дурными голосами орали, шумели, хамили - сладкая парочка напротив мусолила одну из тех сто раз перепетых, мы же кратко восхитившись человеком придумавшим четыре блатных аккорда, на которые так много песен слажано, ринулись проверять на практике, вспоминая, перебивая друг друга, накидывая из закромов памяти свои четырехаккордовые поверх чужой несчастной четырехаккордовой песни. Возвращались уже под утро, ольпална пела в два голоса с мобильником "дай мне слово остаться со мноооой, дай мне слово одно только слово". Из палаток подпевали. Хотя по моим расчетам должны были убить. Но подпевали.
А утром пошли с детьми в пещеры.
Призрак надежды - свет в конце тунеля
возвращаясь, мы заблудились и дали неслабого круголя по полям, по долам. Загорели как черти и устали как собаки. Когда вышли на прямую до лагеря - ноги уже гудели. И тут мы встретили болото: две ямы заполненые талой еще водой. На дне ямы гнездилась бурая муть, но верхний слой воды, сантиметров пятнадцать - кристально чистый и теплый теплый.
А потом решили, что задолбались и домой поехали.
С ужасом думаю, то было бы, не подожди нас на дороге случившаяся там чета Субботиных. Метров за двести пришлось толкнуть, и после дойти пешком через поле. Мои кроссовки собрали рекордный урожай - килограмма четыре чернозема снаружи, литра три воды внутри.
И да. Я одела таки резиновые сапоги. Да, сиреневые в розовую бабочку. Но как мне было хорошо.
Короче: глухая ночь, поле, все кругом мокрое, спальники и палатки свалены в кучу на пенку, сверху прыгают дети и орут "Зис из СПАРТААА-а-а-а!" и на фоне этого, ОльгаПална отрезает себе все пути назад - хлещет из горла что-то упоительно алкогольное. Это даже фотографировать нельзя. Это надо писать маслом.
А потом выдохнули и в четыре слабые женские руки собрали лагерь. Субботин нам светил собой и фонарем. Потом ушел, оставив светить один фонарь - и ей-богу стало темнее. Но потом пришла его жена, и снова стало как было.
Надо было выкопать кострище - пошла в ночах искать лопату, нашла топор. О как он шел к моим розовым резиновым сапогам и тельняшке. Валькирия Дети обжили палатку и возжелав есть выползли к костру работать птенцами - разевать рты и галдеть беспрерывно. На аромат жареных колбас возникли слегка знакомые мужчины, и великодушно предложили помощь. Помощь, увы, уже не требовалась. т
Дети как-то скоро вырубились. Ольга с Леной обсуждали сплетни, а я лежала на спине и тупо пялилась в небо, медленно напитываясь тишиной, ленью, покоем и безмыслием. Ну и сыростью тоже, дождь же шел два дня. А меж тем небо расчистилось совершенно вопреки прогнозам, и даже включили звезды. Я поняла - это знак, и мы пошли тусить.
Вообще я хотела остыть в уголочке, и слушать миллион раз слушаные и петые песни, песни с которых тошнить начало еще в ранней юности. Сейчас это даже приятно, можно представить что снова семнадцать лет: ночь, лес, мокро, костер, и "она не вышла замуж за седого еврея" и сразу бууэээээ, ваще ничего не изменилось. Я заняла исходную на краешке скамейке, обняла бутылку и приготовилась к окукливанию. Но ОльгаПална повела очами, покачала плечами, взмела цветными юбками и повела цыганочку с выходом. Сама не хотела, а подхватила: и украинские песни дурными голосами орали, шумели, хамили - сладкая парочка напротив мусолила одну из тех сто раз перепетых, мы же кратко восхитившись человеком придумавшим четыре блатных аккорда, на которые так много песен слажано, ринулись проверять на практике, вспоминая, перебивая друг друга, накидывая из закромов памяти свои четырехаккордовые поверх чужой несчастной четырехаккордовой песни. Возвращались уже под утро, ольпална пела в два голоса с мобильником "дай мне слово остаться со мноооой, дай мне слово одно только слово". Из палаток подпевали. Хотя по моим расчетам должны были убить. Но подпевали.
А утром пошли с детьми в пещеры.
Призрак надежды - свет в конце тунеля
возвращаясь, мы заблудились и дали неслабого круголя по полям, по долам. Загорели как черти и устали как собаки. Когда вышли на прямую до лагеря - ноги уже гудели. И тут мы встретили болото: две ямы заполненые талой еще водой. На дне ямы гнездилась бурая муть, но верхний слой воды, сантиметров пятнадцать - кристально чистый и теплый теплый.
А потом решили, что задолбались и домой поехали.