Джон Шемякин о том как Павел Петрович сватом работал

Nov 16, 2013 02:01

27 октября в FB

Примчался как-то в Россию от революции французский эммигрант, не понявший до конца всей прелести эгалитарного общества. Как и полагается, пристроился учителем. Как и полагается, влюбилась в него одна русская дева, младшая дочь статс-секретаря Козицкого.

Старшая дочь Козицкого к тому времени была уже замужем за князем Белосельским-Белозёрским. Всё прекрасно, всё семейство живёт солнечно и крайне зажиточно.

А тут учитель-француз! С предложенимем руки и сердца младшей кровиночке. Семейство Козицких, наследники миллионных состояний купцов Мясниковых и Твердышевых, родственники природных Рюриковичей и Гедеминовичей, киснет лицами и начинает соображать, как бы отделаться от настырного французика.

Обстновку в семействое можно вообразить весьма правдоподобно. В девичей бьётся в истерике головой об стену младшая дочка, отец семейства глядит-глядит в самовар, краснея лицом, да и помирает в разгаре переживаний, упавши несколько набок на персидский ковёр.

Весь Петербург припал к лорнетам и к скважинам- люди интересное любят, особенно когда соседи горят или незаконных детей из окон выкидывать начинают, или когда француза какого палками охаживают по тонким ножкам.

А время тогда было в стране несколько страннное. На троне сидит Павел Петрович, человек с трудной судьбой и непроглядной биографией. У него дома тоже не очень ладно было, как вскоре выяснилось. Мама невесты, г-жа Козицкая, бросает в знаменитый почтовый ящик в Змнем дворце письмо, адресованное императору. Чего только не кидали озорные здлые люди в этот почтовый ящик - словами не передать... В тут письмо!

И, что характерно, не привычный донос или, как полагается, прожект о строительстве сигнальной башни для "высматривания мест скопления злоумышляющих толп", а материнское послание. Полное слёзного отчаяния, торопливое (дочка-то бьётся пуще прежнего у себя в девичьей о мебель), такое тёплое женское письмо. Которое, если рассмотреть его по пунктам, трепетно шепчет государю Павлу:

1. Жених (Лаваль по фамилии) - француз, не нашей веры, вообще не пойми кто.
2. Его никто не знает.
3. Чин носит какой-то совсем ничтожный для славного рода Козицких.
4. Так что прошу принять меры к обузданию сластолюбца и исхитителя обеспеченнных девичьих сердец.

Такое вот письмо императору Павлу Петровичу.

Вытащив "из просьбо-приёмного ящика" омытое слезами послание, Павел Петрович, уставший выгребать из него каррикатуры на себя и похабные стихи будущих государственных деятелей, думаю, что обрадовался. Шмыгнул носом и строевым шагом немедля отправился отдавать точнейшие инструкции

Инструкции по сему важнейшему делу император решил дать своим самым верным и честным сотрудникам, которые очень скоро, Павла Перовича придушат и забьют до смерти прямо на дому, в Михайловском замке.

Но он этого ещё не знает, потому как сам никого не душил, не бил, не рубил, опыта никакого в этом деле не имел. Следовательно, людей не знал и народной любви не снискал в итоге.

А вот ходил бы с двумя пистолетами за поясом и гирькой на ремешке - всё могло бы кончиться иначе, веселее. Честных и верных сотрудников бы оттащили за ботфорты к месту захороненния с известью. Сыночек Саша поплакал бы на груди у папы и поехал бы в экспедицию на Камчатку, где вскоре бы научился есть сырую рыбу и полезную собачатину. Установилась бы в семье царской идилия и покой...

Поэтому не спрашивайте у меня, слаюо очнувшись в запечном углу, отчего я с утра даю пробовать свой чай сначала самому хилому родственнику. Он хилый не от природы - а от того, что всё пробует.
Жизнь сложна.

Инструкции Павла Петровича вдове Козицкой были по пунктам тоже впечатляющи:
1. Жених - христианин.
2. Его знаю я.
3. Чин у жениха для такого семейства как ваше вполне себе подходящий. Можем сыскать и попроще даже мужа для доченьки.
4.А меры будут такие: обвенчать немедленно, не смотря на Великий пост. Об исполнении доложить.

От брака Лаваля и миллионеровой дочки родился сын, который довольно быстро поконил с собой, познакомившись с творчеством раннего Гёте. А ещё в этом браке родились четыре дочери: княгиня Трубецкая, жена декабриста, поехавшая за своим удачливым мужем в Сибирь, графиня Лебцельтрен, жена австрийского посланника, в доме которого укрывался отважный декабрист Трубецкой после известных событий, графиня Борх, помершая в разгар Парижской коммуны, и графиня Корвин- Коссаковская, жена русского посла при испанском дворе.

Как пишет Бюллер: "Старик Лаваль производил впечатление очень счастливого и начитанного собеседника".
Чего и всем, что называется желаю. Вот тоолько про начитанного Бюллер не просто так написал. А с некоторым намёком, который был понятен не всем даже тогда, не то, что сейчас.

Я забыл сказать, чем г-н Лаваль занимался всю жизнь. А занимался добрый Лаваль очень полезным делом. В Министерстве Иностранных дел он был одним из заведующих тайной экспедиции. Бойцом был невидимого фронта.

Вся иностранная корреспонденция в России тогда перлюстрировалась. В первую очередь, дипломатическая. Лаваль ( получивший от французского короля графское достонство) все эти письма вскрывал. А это непростое дело, скажу. Сургуч, рисунок печати, шнуры, вплетённые в печати нити, всунутые под сургуч кольца и прочее. Вскрыть такой пакет было трудно. Но нужно! Ох, как нужно. И быстро!

Вот счастливый Лаваль и внедрил систему подделки печатей иностранных посольств и прочих врагов. Система называлась "4-х кратное переснятие образца". Сначала с помощью воска получали негатив печати. Потом с помощью гипса получали позитив печати, вдавив восковой оттиск в гипсовую смесь. Потом гипсовыю форму заливали свинцом и уже свинцовой печатью Лаваль хреначил по новому разогретому сургучу ранее встрытого письма. Три десятка лет были И.С. Лавалем отданы такой вот дипломатии. Имел Лаваль дом на Английской набережной, имения, уважение окружающих, Пушкин к нему ездил стихи читать, например.

И чуть было не потеряла Родина такого человека из-за глупых женских предрассудков о необходимой зажиточности жениха.

Матери, заглядывайте в будущее своих дочерей доверчивей. Паренёк из Верхних Сундуков, пришедший к вам на Кутузовский, может оказаться новым Иваном Степаноичем Лавалем.

юмор, Россия, Шемякин, элита, история

Previous post Next post
Up