О Египте
Источник
http://putnik1.livejournal.com/862685.html
Великий почин
Теперь конкретно. Революция 1952 года в Египте была не путчем и не, прости Господи, «майданом», а именно Революцией. Не переделом власти в надстройке, а ликвидацией самой надстройки, инертной и регрессивной, переставшей соответствовать интересам базиса. Устранив совершенно сгнившую феодально-компрадорскую аристократию, «Свободные офицеры» (в том числе, в том числе и молодой тогда еще капитан Мубарак) создали плацдарм для развития национальной производительной буржуазии. Что само по себе прогресс. При этом, самой по себе буржуазии в стране еще фактически не было, и армия (единственная жесткая управленческая структура, укомплектованная выходцами из низов, достаточно образованными, чтобы понимать хотя бы основные задачи текущего момента) стала гарантом спокойствия на период, необходимый для её (буржуазии) формирования. При этом основной контрреволюционной силой, с которой армии, как - по факту - управленческому корпусу, пришлось бороться, были не свергнутые аристократы (у них поддержки не было вообще), а идеологи крестьянской общины, взбаламученной и напуганной ощущением неизбежности перемен. То есть, «Ихван» (братья-мусульмане), стихийные социалисты-народники, стремящиеся к возвращению к традиционному социализму, социализму общины, основанному на незыблемости «божественных установлений». Иными словами, к уравниловке и регрессу в чистом виде. Это был страшный противник, и справиться с ним Насеру удалось только благодаря выдвижению доктрины, удивительно точно, в самой что ни на есть пропорции связавшей научный социализм с национализмом. Если кто-то не совсем понимает, подтверждаю: да, национал-социализм, и не следует бояться называть вещи своими именами. Далее прошла аграрная реформа, после которой влияние «Ихвана» стало куда меньше прежнего, серьезные структурные преобразования в экономике и много других полезных мероприятий.
Государство и революция
На этом этапе, - и, в общем, практически до смерти Насера, умевшего контролировать ситуацию, - армия достаточно последовательно выполняла свои функции, опираясь на широкую социальную поддержку (в рамках Арабского Социалистического Союза). Однако в какой-то момент позитивный импульс, данный стране Революцией 1952 года, начал иссякать. В отличие от Сирии и Ирака, имевших определенный потенциал промышленного развития, в достаточной степени реализованный «Баас» в обоих ее проявлениях, в Египта создание собственной тяжелой промышленности буксовало, в связи с чем опорой, насеристов как на селе, так и в городе, оставалась мелкая буржуазия, с одной стороны, желающая стабильности и потому нервно реагирующая на перемены, а с другой, не способная понять, что стабильность без перемен невозможна. Коммунистов в таком раскладе давили беспощадно, тем паче, что особой опоры в массай они и не имели. С другой стороны, безраздельная власть развращала и армию. Будучи бесконтрольным гарантом и арбитром (АСС к реальной власти никто не подпускал), она, - на управленческом уровне, - коррумпировалась и бюрократизировалась, срастаясь с нарождающимся слоем «жирных котов» (спекулянтов, наживающихся на дефиците), что уже в конце правления Насера, безуспешно пытавшегося эти тенденции пресекать, понемногу вызывало недовольство в низах. Усугубляемое, к тому же, ростом населения, началом пауперизации сельской общины и первой волной наплыва «лишних людей» в города, где их никто не ждал.
Что делать?
К моменту смерти Насера перед лидерами революции, доведенной только до (в какой-то степени) завершения «нулевого цикла», стояла серьезнейшая, требующая экстренного решения задача: куда идти дальше? Вариантов было только два. Либо углублять социалистические преобразования по классическим лекалам (жесткими методами ломать я структуру деревни, укрупняя наделы в латифундии госхозного типа), силовым путем подрывать позиции клерикалов из «Аль-Азхар», ликвидировать «жирных котов», конфискуя их накопления, отказываться от идеологии национализма и так далее, то есть, идти сталинским путем. Либо легализовать «черный капитал», переходя к либеральной экономике и какой-никакой демократии, хотя бы для высшего слоя общества, наращивая потенциал национальной производственной буржуазии. Как известно, Садат избрал именно этот вариант, задавив «социалистическое» окружение Насера, Мубарак же в полной мере продолжил его линию. Могло ли быть иначе? Честно говоря, не уверен; бывшие «Свободные офицеры» оставались детьми своего времени и своего класса, не способными перепрыгнуть через самих себя, а к тому же, повторюсь, экономика Египта, в отличие от экономик Сирии и Ирака, не предполагала развития собственной тяжелой промышленности. Многие потребности перекрывались отчислениями от эксплуатации Канала, немалый доход приносил туризм, серьезным подспорьем стали и постоянные, более чем льготные кредиты Запада. «Жирные коты» официально вылезли из нор, легализовались, вписались в экономику, но, по понятным причинам, в основном, в легкую промышленность, в фабричное, чуть ли не надомное производство, используя труд вчерашних крестьян, покинувших деревню (перенаселение, потеря земли) и готовых трудиться где угодно за копейки. О формировании пролетариата речи не было.
Шаг вперед, два шага назад
Диктатуры, кстати, не было тоже. Режим вел себя жестко по отношению к реальным врагам, - исламистам. Традиционные буржуазные партии щемить никто не собирался. Они даже получали поблажки. Которые, однако, никакой позитивной функции не играли, поскольку партии эти (та же «Вафд») являлись, по факту, партиями образованных столичных говорунов, представляющих только их самих. Армия же (вернее, отставники, тесно с нею связанные), все так же контролируя процесс, коррумпировалась все более и более, - при всем том, что на личностном уровне бывшие «Свободные офицеры» были люди вполне приличные и пахали, как галерные рабы. В конечном итоге, революция забуксовала. Реального пролетариата так и не сформировалось, буржуазные партии, формально легальные, но фактически от кормушки оттесненные, хотели, как максимума, хоть как-то разделить власть с правящим кланом, и не более того. Зато на низах, где рост населения приобрел уже катастрофические формы, а нищета углублялась на глазах, вновь начали укреплять свое влияние «ихванисты», предлагающие люмпенской массе (87% населения 80-миллионной страны, не шутка) предельно простой рецепт выхода из положения, - возвращения к простым и понятным традициями общинного социализма на основах, сформулированных Пророком. И когда однажды Мубарак решил провести эксперимент, позволив на очередных выборах свободно (реально свободно!) избрать 20% депутатов парламента, результат оказался ошеломительным: все до единого 20% достались Ихвану, хотя никакой легальной пропаганды братья не вели; традиционные партии, вбухавшие в кампания колоссальные средства, не слезавшие с экранов и пользовавшиеся полной благосклонностью властей, не сумели взять ни одного мандата. Это впечатлило, и Мубарак завинтил гайки по-новой.
О левом ребячестве и мелкобуржуазности
Итожим. Безусловно, события в Египте (и Тунисе) есть протест «униженных и оскорбленных». Чудовищный разрыв в доходах и полное отсутствие перспективы, усугубленное объективными причинами, не могли кончиться иначе. Да, детонатором стал протест молодежи. Квази-революционного студенчества, вполне возможно, даже и вполне демократически (в тамошнем понимании) настроенная. Дети торговцев среднего и чуть выше среднего уровня, из той пары процентов (нескольких сотен тысяч душ), что могут позволить себе мобилу и нет-бук. Вот только этих самых детонаторов, когда они, наконец, успокоятся, ждут горькие разочарования. Потому что роль «движущей силы» событий уже вовсю играет та самая мелкая и мельчайшая (уровня водоноса и торговца сувенирами) буржуазия, усиленная абсолютными люмпенами. То есть, согласно классикам, «мясо» революции, неспособное ее ни оседлать, ни возглавить, ни повести к конкретной цели. А значит, претендентами на роль лидера ныне являются две и только две социальные группы. Либо все та же коррумпированная элита, расширившая социальную базу за счет привлечения к кормушке более широких кланов высшей буржуазии. Либо клерикалы, лидеры «традиционных» движений, призывающих к возвращению в «общинный» социализм исламского толка, те самые, которых когда-то загнал в бутылку Насер, а затем, после краткого «облегчения» при Садате, отлившегося самому же Садату гибелью, вновь загнал в еще более прочную бутылку Мубарак. Первое означает возможность, - только возможность, без всяких гарантий, - постепенного выхода из тупика. Второе - только регресс. Третьего (пролетарской революции) не дано в силу отсутствия пролетариата. Второе наиболее вероятно, - хотя бы в силу невероятно выросшей количественно социальной опоры Ихвана, много лет просидевшего в подполье, но, как выясняется, в нужный момент легко мобилизовавшего массы. Так что, при всей моей симпатии к френдам-марксистам, согласиться с ними не могу, а успокоить нечем. Если к власти явно или (что куда вероятнее, неявно, в качестве заклисных суфлеров) придут лидеры Ихвана, это, действительно, станет реализацией чаяний тех самых 85% традиционного населения, которым очень плохо жилось при коррумпированном режиме. Но вот революцией, двигающей общество вперед, такой исход назвать не рискну. Ибо, - сравнение более чем уместно, - когда, после смещение Наджибуллы, власть в Афганистане захватили абсолютно продажные и паскудные феодалы, крестьяне смели их очень быстро. Но, думаю, мало кто готов заявить, что Мулла Омар, чистейший и честнейший крестьянский вождь, твердо стоящий на позициях пусть и исламского, но социализма, может быть признан носителем прогресса.
http://putnik1.livejournal.com/862685.html
Великий почин
Теперь конкретно. Революция 1952 года в Египте была не путчем и не, прости Господи, «майданом», а именно Революцией. Не переделом власти в надстройке, а ликвидацией самой надстройки, инертной и регрессивной, переставшей соответствовать интересам базиса. Устранив совершенно сгнившую феодально-компрадорскую аристократию, «Свободные офицеры» (в том числе, в том числе и молодой тогда еще капитан Мубарак) создали плацдарм для развития национальной производительной буржуазии. Что само по себе прогресс. При этом, самой по себе буржуазии в стране еще фактически не было, и армия (единственная жесткая управленческая структура, укомплектованная выходцами из низов, достаточно образованными, чтобы понимать хотя бы основные задачи текущего момента) стала гарантом спокойствия на период, необходимый для её (буржуазии) формирования. При этом основной контрреволюционной силой, с которой армии, как - по факту - управленческому корпусу, пришлось бороться, были не свергнутые аристократы (у них поддержки не было вообще), а идеологи крестьянской общины, взбаламученной и напуганной ощущением неизбежности перемен. То есть, «Ихван» (братья-мусульмане), стихийные социалисты-народники, стремящиеся к возвращению к традиционному социализму, социализму общины, основанному на незыблемости «божественных установлений». Иными словами, к уравниловке и регрессу в чистом виде. Это был страшный противник, и справиться с ним Насеру удалось только благодаря выдвижению доктрины, удивительно точно, в самой что ни на есть пропорции связавшей научный социализм с национализмом. Если кто-то не совсем понимает, подтверждаю: да, национал-социализм, и не следует бояться называть вещи своими именами. Далее прошла аграрная реформа, после которой влияние «Ихвана» стало куда меньше прежнего, серьезные структурные преобразования в экономике и много других полезных мероприятий.
Государство и революция
На этом этапе, - и, в общем, практически до смерти Насера, умевшего контролировать ситуацию, - армия достаточно последовательно выполняла свои функции, опираясь на широкую социальную поддержку (в рамках Арабского Социалистического Союза). Однако в какой-то момент позитивный импульс, данный стране Революцией 1952 года, начал иссякать. В отличие от Сирии и Ирака, имевших определенный потенциал промышленного развития, в достаточной степени реализованный «Баас» в обоих ее проявлениях, в Египта создание собственной тяжелой промышленности буксовало, в связи с чем опорой, насеристов как на селе, так и в городе, оставалась мелкая буржуазия, с одной стороны, желающая стабильности и потому нервно реагирующая на перемены, а с другой, не способная понять, что стабильность без перемен невозможна. Коммунистов в таком раскладе давили беспощадно, тем паче, что особой опоры в массай они и не имели. С другой стороны, безраздельная власть развращала и армию. Будучи бесконтрольным гарантом и арбитром (АСС к реальной власти никто не подпускал), она, - на управленческом уровне, - коррумпировалась и бюрократизировалась, срастаясь с нарождающимся слоем «жирных котов» (спекулянтов, наживающихся на дефиците), что уже в конце правления Насера, безуспешно пытавшегося эти тенденции пресекать, понемногу вызывало недовольство в низах. Усугубляемое, к тому же, ростом населения, началом пауперизации сельской общины и первой волной наплыва «лишних людей» в города, где их никто не ждал.
Что делать?
К моменту смерти Насера перед лидерами революции, доведенной только до (в какой-то степени) завершения «нулевого цикла», стояла серьезнейшая, требующая экстренного решения задача: куда идти дальше? Вариантов было только два. Либо углублять социалистические преобразования по классическим лекалам (жесткими методами ломать я структуру деревни, укрупняя наделы в латифундии госхозного типа), силовым путем подрывать позиции клерикалов из «Аль-Азхар», ликвидировать «жирных котов», конфискуя их накопления, отказываться от идеологии национализма и так далее, то есть, идти сталинским путем. Либо легализовать «черный капитал», переходя к либеральной экономике и какой-никакой демократии, хотя бы для высшего слоя общества, наращивая потенциал национальной производственной буржуазии. Как известно, Садат избрал именно этот вариант, задавив «социалистическое» окружение Насера, Мубарак же в полной мере продолжил его линию. Могло ли быть иначе? Честно говоря, не уверен; бывшие «Свободные офицеры» оставались детьми своего времени и своего класса, не способными перепрыгнуть через самих себя, а к тому же, повторюсь, экономика Египта, в отличие от экономик Сирии и Ирака, не предполагала развития собственной тяжелой промышленности. Многие потребности перекрывались отчислениями от эксплуатации Канала, немалый доход приносил туризм, серьезным подспорьем стали и постоянные, более чем льготные кредиты Запада. «Жирные коты» официально вылезли из нор, легализовались, вписались в экономику, но, по понятным причинам, в основном, в легкую промышленность, в фабричное, чуть ли не надомное производство, используя труд вчерашних крестьян, покинувших деревню (перенаселение, потеря земли) и готовых трудиться где угодно за копейки. О формировании пролетариата речи не было.
Шаг вперед, два шага назад
Диктатуры, кстати, не было тоже. Режим вел себя жестко по отношению к реальным врагам, - исламистам. Традиционные буржуазные партии щемить никто не собирался. Они даже получали поблажки. Которые, однако, никакой позитивной функции не играли, поскольку партии эти (та же «Вафд») являлись, по факту, партиями образованных столичных говорунов, представляющих только их самих. Армия же (вернее, отставники, тесно с нею связанные), все так же контролируя процесс, коррумпировалась все более и более, - при всем том, что на личностном уровне бывшие «Свободные офицеры» были люди вполне приличные и пахали, как галерные рабы. В конечном итоге, революция забуксовала. Реального пролетариата так и не сформировалось, буржуазные партии, формально легальные, но фактически от кормушки оттесненные, хотели, как максимума, хоть как-то разделить власть с правящим кланом, и не более того. Зато на низах, где рост населения приобрел уже катастрофические формы, а нищета углублялась на глазах, вновь начали укреплять свое влияние «ихванисты», предлагающие люмпенской массе (87% населения 80-миллионной страны, не шутка) предельно простой рецепт выхода из положения, - возвращения к простым и понятным традициями общинного социализма на основах, сформулированных Пророком. И когда однажды Мубарак решил провести эксперимент, позволив на очередных выборах свободно (реально свободно!) избрать 20% депутатов парламента, результат оказался ошеломительным: все до единого 20% достались Ихвану, хотя никакой легальной пропаганды братья не вели; традиционные партии, вбухавшие в кампания колоссальные средства, не слезавшие с экранов и пользовавшиеся полной благосклонностью властей, не сумели взять ни одного мандата. Это впечатлило, и Мубарак завинтил гайки по-новой.
О левом ребячестве и мелкобуржуазности
Итожим. Безусловно, события в Египте (и Тунисе) есть протест «униженных и оскорбленных». Чудовищный разрыв в доходах и полное отсутствие перспективы, усугубленное объективными причинами, не могли кончиться иначе. Да, детонатором стал протест молодежи. Квази-революционного студенчества, вполне возможно, даже и вполне демократически (в тамошнем понимании) настроенная. Дети торговцев среднего и чуть выше среднего уровня, из той пары процентов (нескольких сотен тысяч душ), что могут позволить себе мобилу и нет-бук. Вот только этих самых детонаторов, когда они, наконец, успокоятся, ждут горькие разочарования. Потому что роль «движущей силы» событий уже вовсю играет та самая мелкая и мельчайшая (уровня водоноса и торговца сувенирами) буржуазия, усиленная абсолютными люмпенами. То есть, согласно классикам, «мясо» революции, неспособное ее ни оседлать, ни возглавить, ни повести к конкретной цели. А значит, претендентами на роль лидера ныне являются две и только две социальные группы. Либо все та же коррумпированная элита, расширившая социальную базу за счет привлечения к кормушке более широких кланов высшей буржуазии. Либо клерикалы, лидеры «традиционных» движений, призывающих к возвращению в «общинный» социализм исламского толка, те самые, которых когда-то загнал в бутылку Насер, а затем, после краткого «облегчения» при Садате, отлившегося самому же Садату гибелью, вновь загнал в еще более прочную бутылку Мубарак. Первое означает возможность, - только возможность, без всяких гарантий, - постепенного выхода из тупика. Второе - только регресс. Третьего (пролетарской революции) не дано в силу отсутствия пролетариата. Второе наиболее вероятно, - хотя бы в силу невероятно выросшей количественно социальной опоры Ихвана, много лет просидевшего в подполье, но, как выясняется, в нужный момент легко мобилизовавшего массы. Так что, при всей моей симпатии к френдам-марксистам, согласиться с ними не могу, а успокоить нечем. Если к власти явно или (что куда вероятнее, неявно, в качестве заклисных суфлеров) придут лидеры Ихвана, это, действительно, станет реализацией чаяний тех самых 85% традиционного населения, которым очень плохо жилось при коррумпированном режиме. Но вот революцией, двигающей общество вперед, такой исход назвать не рискну. Ибо, - сравнение более чем уместно, - когда, после смещение Наджибуллы, власть в Афганистане захватили абсолютно продажные и паскудные феодалы, крестьяне смели их очень быстро. Но, думаю, мало кто готов заявить, что Мулла Омар, чистейший и честнейший крестьянский вождь, твердо стоящий на позициях пусть и исламского, но социализма, может быть признан носителем прогресса.