(no subject)
А эти домишки когда-то росли на горе,
Но, к морю сходя, вдруг однажды навеки застыли.
Лет двести так славно - под утро ни ветра, ни пыли,
Ни злобы, ни зависти. Жалко, что лишь на заре.
И утренней лошадью в город въезжал Аполлон,
И лошадь плясала, а в городе жизнь воскресала.
С оси колесницы топленое капало сало,
Пригретое щедрым не в меру хозяйским теплом.
И дружно дворняги вывешивали языки -
Не злые, а мокрые, узкие флаги собачьи,
И, прячась в тени, за кобылой бежали, тем паче,
Что больше и некуда было бежать от тоски.
Нет, было куда - той тропинкой, что шла сквозь леса,
Вилась по ручью, с каждым шагом другая, но та же.
И девочка грустно кораблик несла на продажу,
Но кто-то уже заприметил его паруса
В.Л.
Но, к морю сходя, вдруг однажды навеки застыли.
Лет двести так славно - под утро ни ветра, ни пыли,
Ни злобы, ни зависти. Жалко, что лишь на заре.
И утренней лошадью в город въезжал Аполлон,
И лошадь плясала, а в городе жизнь воскресала.
С оси колесницы топленое капало сало,
Пригретое щедрым не в меру хозяйским теплом.
И дружно дворняги вывешивали языки -
Не злые, а мокрые, узкие флаги собачьи,
И, прячась в тени, за кобылой бежали, тем паче,
Что больше и некуда было бежать от тоски.
Нет, было куда - той тропинкой, что шла сквозь леса,
Вилась по ручью, с каждым шагом другая, но та же.
И девочка грустно кораблик несла на продажу,
Но кто-то уже заприметил его паруса
В.Л.