Дни поздней осени редко когда побалуют хорошей погодой, так и в этот день, день был на редкость скверный. И зачем только мы ушли в лес, ведь в такую погоду вряд ли могут быть налеты самолетов. Низкие темные тучи задевали за верхушки деревьев, мелкий дождик, как через сито нудно сыпал сквозь хвою деревьев. И было холодно, костров разжигать не полагалось, обогреться нет где.
[Читать дальше] Укрывались от дождя кто как мог: кто наспех городил шалаш из веток ели, кто растягивал плащ-палатку, а кто просто забрался под телегу. Немного в сторонке собрались стайкой незнакомые девчата, только что прибывшие в наш отряд из под Орши из деревни Юрцево. Так вот они разместились под развесистой елью, позосовывав руки в рукава пальто, жмутся друг к дружке. - Пойдем до девчат потравим - говорю я своему товарищу, Колю Шершневу. - Пошли. У них там под елкой лучше.
Мы направились к девчатам по кустам, а заденешь случайно вести кустов, а с них целый поток воды пока шли вымокли еще пуще. - Ну что, девчата, позамерзали небось? Подходя спросил я. - Конечно позамерзали, а вы хоть бы что, а еще кавалеры. Погрели бы.- Да куда им. Они сами посинели и мокрые, как куры - вставила другая. - Мы-то, девочки, привышные, вот так по лесу - говорит Коля. - А мы тоже успели привыкнуть не менее вашего. - А где это вы успели привыкнуть, не у фрицев ли под боком - выпалил Коля, видя, что девочкам в рот пальца не клади. - А ты что видел или знаешь что? Вспылила одна. - Ну ладно девчата, парень вот пошутил, а вы… - Хороши шутки, знай как и с кем шутить - не сдавалась та. - А откудава вы, ведь вас ранее никого тут не видели? - спросил я примирительно. - Из под Орши мы. Вот две недели жили в «треугольнике» (треугольник - это массивы лесов, ограниченные линиями железных дорог Орша - Витебск - Смоленск - Орша) и вот целую неделю шли сюда. - А чем вы докажете, что вы не подъехали отОршанского гестапо - шутил я. - Так мы друг друга знаем да и документы есть. - А ну покажь что за документы. И они начали показывать свои советские паспорта. Я смотрел не Фамилию имя и год рождения. - А у меня паспорта нет - говорит одна молоденькая девочка. - А чем вот ты докажешь, что ты, это ты - наступал я. - Только вот это, что выдали немцы аусвас - говорит она, доставая листок аусваса. Два листочка бледно-розового цвета, через оба листка просвечивалось распятие орла. На немецком и русском языках были напечатаны вопросы. Фамилия: Клюева Имя: Нина Год рождения: 1927 Национальность: Белоруска Вера: православная - А да ты в Бога веруешь? Шутил я. - Нет, но так требует аусвас. Так… Рост: 158 см Волосы: русые Глаза: серые
Так, так…глаза значит серые, а в самом деле какие они? Спросил я, всматриваясь в ее глаза. Девчонка потупилась, прячась за спины подруг. Долго мы еще балагурили около девчат, как вдруг: - Жихарев, сменить постового у коров. Вот черт щербатый и надо же не раньше и не позже, а именно сейчас хорошо, что хоть сказал постового, а не пастуха. - И зачем тебе понадобилось помянуть, что пост у коров сказа бы просто пост для меня ведь понятно. - А какого черта ты выкобеливаешь перед девчатами…га-га-га-га ощерив свой беззубый рот. - А уж и пошутить нельзя что ли. - Ну иди, иди. Вот войдем в деревню, так и быть назначу тебя в караул патрулем и в напарники кого-либо из них. - Согласен. Идет - выпалил я, а сам направился на лесную полянку, где паслись наши коровы. Под вечер мы вошли в какую-то деревню, там уже была наша боевая группа отряда, я поспешил найти свой взвод и отделение. В одну избу обычно поселялось до восьми человек из них одна женщина для приготовления пищи.
В нашей избе уже шла своя суета: хозяйка с нашей хозяйкой чистили картошку, кто-то из ребят , колол дрова, кто-то носил воду, а другие приводили в порядок лошадей упряжь. Я пошел в хозвзвод получить мясо на отделение. Допоздна прохлопотали наши хозяйки пока всех нас накормили. Потом ребята собирались около стола побеседовать или поиграть в карты. А в избу ребята несли охапку соломы готовить для нас постель.
На другую ночь я и в самом деле был назначен в караул патрулем и в напарники мне назначили одну девицу другого взвода. Вот щербатый мне удружил, и почему он не дал мне в напарники ту девочку? Я побежал его искать, чтоб перестроить это назначение, встретив его, я говорю: - Ну что же ты Иван назначил мне кобылу? Что тебе не все равно? Давай отмени ее а включи одну из тех. - А эти еще присяги не принимали я не могу их назначать. А ты что струсил? Девушка что надо замерзнуть не дает -гы-гы-гы гоготал он. Мне было неловко, так как тут стояла группа ребят. - Ничего Ванюша, бабенка хоть куда. Вот когда шли из треугольника, так всю неделю меня грела - говорит один парень. - Ну - думаю себе - черта с два я с тобой буду ходить. Когда наступил вечер, я пошел в караульное помещение, получив карабин, не став ожидать своей напарницы вышел на улицу. Ночка выпала как на заказ, сырой ветер продувал насквозь немецкую шинель, а темень хоть глаз выколи ничего не видно в пяти метрах. Я немного постоял, пока немного глаза привыкли к темноте, и я стал различать дорогу, помалу пошел к краю деревни. Подошел к посту, ребятам тоже было несладко укрыться негде, вот пулеметчик немного выкопал в землю подобие окопа, настелил соломы и сидел там, что в гнезде, а вот постовому доставалось, он прижался к толстому стволу березы, прячась от ветра.
Я спросил была ли патруль, они говорят нет вот только первый ты пришел. Пошел я в обратный путь, а деревня словно вымерла, хоть бы собака, где тявкнула или огонек у кого-либо горел все спали.
Пройдя деревню в другой конец я дошел до друого поста этим ребятам было легче тут ветра такого не было, а устроились они за сараем. Около них моей напарницы также еще не было. Ну нет - решил я - ты видимо дрыхнешь, а я один ходи, зайду-ка я в караульное и скажу начальнику караула. И вдруг: - Ваня, это ты? - спросил меня женский голос. - Да я - И где это ты запропастился я уже давно тебя жду, а ты вот только явился - Вот нахалюга - думаю себе - сама где-то отиралась, а спирает на меня. - Это вот ты где была? Я уже во второй раз иду, а ты только вышла. - Ну ладно, ладно, ты же видишь какая темень, куда я одна пойду, вот ждала, ждала и чуть не задремала. - Да скажи уж, что вздремнула малость. Вот, что будем ходить раздельно в оба края сразу встречаемся среди деревни. - Нет я одна не пойду. Схватила меня под руку, и мы пошли по деревне. - Вот стерва - думаю себе - и не отвяжемся да еще под руку держит. - Слушай Галя, ты отпусти мою руку, а вдруг нужно будет карабин вскинуть, а ты мне мешаешься. - А ты что, думаешь немцы могут придти да они ночи пуще черта бояться. - Все равно ты не на прогулке. - Ну ладно, дай хоть руку у тебя в кармане погрею, - и засовывает свою руку ко мне в карман шинели. Подошли к посту. - Ну что нашелся напарник? А то уж совсем парень забеспокоился - говорит пулеметчик. - Да это я его нашла, а не он меня, и сама закатилась хохотом. - Вдвоем конечно веселее, да и посидеть где-либо в потемочках можно - подтрунивал пулеметчик. - Куда там посидишь ему немцы мерещатся, винтовку на изготовку норовит носить. Да, парнишка зелененький нецелованый. А сама закатилась хохотом. - Тихо там! Предупредил постовой. Вот подлюка, осрамила вдобавок подумал я. Она заговорилась с пулеметчиком, а я шагнув в сторону и темень поглотила меня пошел один. В эту ночь я ее более не видел.
Я никак не хотел мириться с тем, что у меня нет оружия. Однажды мне попала в руки винтовка СВТ без ложе. И вот я решил сделать ложе. В хозяев нашелся деревянный березовый брус, и я при помощи топора и перочинного ножика сделал хорошее ложе, получилась хорошая автоматическая винтовка. На мою винтовку нашелся охотник, чтоб сменить на трехлинейку, и я стал обладателем простой пятизарядки.
Как то мы вели заготовку продуктов недалеко от нашей деревни, и я решил забежать повидать родных. Дома меня впервые видели вот в этой чужой одежде с оружием, в общем, я был таким как многие партизаны.
Я первый раз в жизни закурил из отцовского кисета, отец знал, что я курил и раньше, но я не показывал себя курящим. И вот мы курим вместе мать захлопотала, чтоб сделать что-либо мне поесть. - Не надо мама, я не голоден, да и время у меня нет, меня ведь ребята ждут. - А ты чего так зарос бородой (я его ранее никогда не видел таким) - Надо сынок маскироваться под старика, ведь немцы забирают постарше на оборонные работы, а молодежь как ты во власовскую армию. Вот и Валентина забрали. - Так он может убежать к нам с оружием - А что делать, ведь их заставили подписать, что они не убегут, а если убегут, то их семьи будут расстреляны. Вот и решай, как им быть. - Да фашисты знают, что делают ты смотри, что придумали гады - негодовал я. Я ведь знал как Валентин хотел к нам в отряд влиться, но командование обезоруженных сейчас не принимало - Ты сынок в бою береги себя почем зря не высовывался. Всегда окапывайся, а чтоб не поразила шрапнель, делай подкоп под бруствер. Не знал отец, что в этой войне шрапнели не применялось, а он знал по своему опыту в войне с белополяками 1920 г, что шрапнель производила не малое опустошение. Долго мы с отцом так беседовали и не знал ни он, ни я того, что беседуем в последний раз в жизни.
Как то производя переход внутри партизанской зоны, шли ночью и я как раз был верхом на лошади. Подзывает мпеня командир взвода и говорит: - Давай, Жихарев, на километр вперед и не теряй из виду впереди идущего на лошади товарища.
Дорога шла лесом по обе стороны, словно стена стоял лес, только снежная дорога белой лентой выделялась в этой темени. Я старался на упускать из виду товарища, но вот белая лента дороги повернула в сторону, а как доехал я до этого поворота, то не видел уже своего дозорного. Я продолжал ехать, пока не дошел до развилки, и кто его знает куда он поехал, я и с лошади сошел, чтоб разглядеть в темноте следы его лошади, но дорога в снегу имело множество лошадиных следов, как в одну, так и в другую сторону. Повернул я налево. Долго я ехал лесом, дорога имела много санных следов в сторону от дороги, так что «моя» дорога становилась все хуже и хуже и, наконец, пропала совсем. Я уже знал, что я не в ту сторону пошел, но вот я заметил просвет сквозь деревья леса и поехал на опушку леса. Да предо мной было очень большое поле, покрытое снегом. Только далеко на горизонте темнел гребенкой лес. Я остановил лошадь и стал осматриваться и слушать, а может где собака тявкнет или огонек заблестит.
И вдруг я увидел бледный далекий огонек. Я обрадовался, что это огонек деревни и пустил коня на огонек. Я заметил, что против огонька вдеревьях был просвет в гребенке леса и это служило мне ориентиром. Лошадь шла тяжело, ведь кругом был целик, но я ее не гнал, пусть идет себе помалу. Что-то уж долго я не приближаюсь в этому огоньку, потом глянул, а мой ориентир оказался в стороне.
Что за черт, ведь я еду на огонек и вдруг в стороне, я остановил лошадь, и у меня мурашки побежали по коже, огонек-то двигался. Волки, догадался я. Вот этого мне еще недостовало. Я конечно не испугался, я ведь с оружием, но все равно встреча с волком, а еще со стаей, встреча не из приятных. Лошадь моя тревожно пряла ушами, начала похрапывать. А огоньки-то то-же стали. Видимо они меня ведут, решил я, а дайка я стегану по вас разом. Если бы я знал, что сулит мне этот выстрел, я стрелять не стал бы.
Сняв винтовку прицелился и грохнул выстрел и в это время моя лошадь как прянет в сторону, я конечно кубарем с нее, хорошо еще, что не зацепился за стремена. Когда я поднялся моя лошадь резво бежала от меня по следам откуда мы ехали.
Огоньков уже не было видно, но и я один вот в поле, с лошадью было как-то веселее. Ну и я хорош, ведь надо было знать, что лошадь испугается выстрела, а вот теперь поймай ее. Я пошел за лошадью, я ее и манил, звал лыской, и крыл ее на чем свет стоит. Но она далеко маячила впереди. Я уже и вспотел, что расстегнул свою одежду, пробовал бегом бежать, но куда там, разве по целику долго не\пробежишь.
Но вот лошадь растворилась на темном фоне леса, а что если она побежит по другой дороге, я прибавил шагу и, вдруг, вижу, что моя лошадь маячит на опушке леса. Касек, касек - стал я ее манить и лошадь доверчиво далась мне в руки. Я потрепал ее по шее и сам уселся на ее спине, а вот куда теперь ехать, я и сам не знал. И вдруг я услышал голос петуха, я стал прислушиваться и по голосу петуха определил направление. Лошадь по-прежнему шла очень тяжело и мы долго еще были в пути, пока увидели очертания строений деревьев. Я уже успел остыть и стал мерзнуть, пока достигли жилых построек. Постучав в первую избу, я разбудил хозяев и попал в тепло натопленое помещение. Хозяйка, видя, что я промерз, давай меня кормить, а хозяин пошел привести в порядок мою лошадь. Когда вернулся хозяин, я уже поел, рассказал им свою встречу с волками и как я стрельнул по ним.
Так это ты пальнул? А я как раз был на улице и чую на гарьковщине кто-то бахнул. И это с того времени ты добирался, да тут-то версты четыре не более. Я за лошадью долго бегал - как бы оправдываясь ответил я. Хорошо поев, я забрался на печку и уснул сном праведника. Наутро добродушный хозяин рассказал каким путем мне ехать до ближайших деревень на пути следования отряда.
И верно примерно час я в первой же деревне застал своих, готовых уже продолжать свой путь. Мне часто выпадало быть в составе караулов. Назначался на посты, на посты у штабного дома, в патрульную службу и были еще посты секретных дозоров. Секретный дозор это пост из двух человек, выставляемый от места базирования отряда на 3-4 км. Недаром он именовался секретным, потому что он должен быть скрытым, его не должен видеть посторонний глаз. В задачу этого поста входило своевременно дать знать отряду об предстоящей опасности. В случае невозможности пустить нарочного в отряд, мы должны были открыть стрельбу то есть принять бой, тем самым мы даем знать отряду о движении противника.
Посту придавался один ручной пулемет. Пост устраивался обычно по опушкам лесов, кустарников, дворовых хозяйственных посроек близ деревьев. И применялся этот секрет только теми отрядами, которые базировались вблизи границы партизанских зон, то есть за ними уже были немецкие гарнизоны.
В дозор уходили на сутки. Заступали и сменялись вечером. В дозоре должна быть лошадь. Летом под седлом, зимой в упряжи легких саней. Один ведет наблюдение, другой отдыхает. Зимой одевались тепло, для этой цели была добротная шуба, на ногах валенки.
Вот и топаешь под развесистой елью, днем рассматриваешь немецкий гарнизон в бинокль. А там своя жизнь, живут как дома, ведутся занятия строевой с песнями и думаешь. Эх! Сейчас-бы рубануть из пулемета по этому строю. Но нет. Нам этого делать нельзя. А вот ночью хуже. Одолевает сон вот и стараешься не уснуть, внимательно всматриваешься в ночное поле, напрягаешь свой слух. Зимний ночной лес выглядит загадочно. На фоне белого снега каждое деревце, занесенное снегом, чудится черт знает чем. Ветви елей с шапкам снега склонились чуть не до земли, образую темный шатер. И зимой ночной лес не бывает безжизненным, вот по опушке балуют зайцы, обгладывают молодые побеги осины, их тут множество, вот где-то в лесу прохохотав филин ажно эхо покатилось по лесу или волки завоют в поле, да так жутко, что порой робость охватывает.
Но вот проходит четыре часа, иду будить товарища, зарывшегося в сено на санях. Укладываюсь и я в него гнездо. Пока сморит сон, смотришь сквозь ветви ели на далеко мерцающие в морозном воздухе звезды, а над головой мерно похрумывает сено, привязанная к передку саней лошадь. И так хорошо словно войны нет. И незаметно засыпаешь.
В зимнее время мы в основном базировались по деревням, но были дни, когда мы уходили из теплых изб деревнь в леса. На то были разные причины, а основная из них это когда каратели (немцы, власовцы) при поддержке техники. Проникали вглубь партизанских зон. Их целью было выловить оставшуюся молодежь для угона в Германию, забрать здоровых мужчин для ведения работ на оборонительных сооружениях близ фронта. И подобрать у людей то, что еще оставалось: коровы, зерно, картофель. Вот и приходилось крайним отрядом отходить, чтоб соединившись с другим отрядом, организовать достойную им встречу. А вся небоевая единица отряда и хозвзвод отходили в глубь лесов. В леса уходили и молодежь деревень, в деревнях оставались старики. Нас шпингалетов (таких как я) не всегда включали в состав вот таких боевых действий, а оставляли при хозвзводе.
Вот и на этот раз мы шли зимним лесом. Дороги нет, идем целиком чтоб пройти абозу людьми тарилась тропа в снегу, а уж потом шли лошади в санях и коровы. Забравшись в лесные дебри мы коротали день, вернее мерзли, так как костров жечь не полагалось. Одни забравшись в сани зарывались в сено и сидели скрючившись, пока мороз не пробирал до костей, а другие, в основном молодежь, так безустали барахтались в санях, валялись в снегу, толкали друг друга. -А ты что сидишь, что курица в гнезде? - сказал я подходя к саням, на которых сидела Нина и уже явно замерзла, хотя и была укутана воротником пальто, что одни глаза да посиневший нос выглядывали.
Схватив ее за руку, подняв из насиженного места и давай мы барахтаться в санях, но вот мы свалились в снег и продолжали возиться, пока она не подняла визг. На ее зов подбегает ее односельчанин Митя. - Ну что ты девчину замучил совсем - говорит Митя. - Замерзла ведь окончательно, давай ты Митя отогревай ее. И барахтались мы пока Нина не раскраснелась с явным признаком того, что согрелась.