Хазин о разделении труда.
Теперь, коли уж мы объяснили, что такое углубление разделения труда («появление новых технологий, трудовых навыков, и прочих элементов дифференциации трудовой деятельности») и чем парадигма научно-технического прогресса (НТП) отличается от других моделей развития (углубление разделения труда является принципиальной частью воспроизводственного контура экономики), нужно поговорить о разных типах разделения труда в экономической системе.
Приведем такой пример. Пусть у нас есть булавочная фабрика (по А.Смиту) в которой происходит внутренний процесс разделения труда. Вместо отдельных мастеров, которые делают булавки от начала до конца, появляются отдельные операции, на каждой из которых сидит не очень квалифицированный человек, который делает много простых операций. То есть имеет место технологическое разделение труда. Внешний рынок этого разделения может даже не заметить - только обнаружится, что владелец нашей фабрики стал несколько более богатым, чем все ожидали (за счет увеличения прибыли в условиях снижения себестоимости), да еще эта фабрика стала захватывать рынки и ликвидировать конкурентов, поскольку стала немножко снижать цены. Впрочем, если она стала монополистом, то цены снова выросли. Но, опять-таки, для внешних наблюдателей, которые на саму фабрику не заглядывают, ничего не изменилось.
Однако есть еще один вариант действий, который уже принципиально меняет всю систему внешних рынков. Например, владелец фабрики может решить, что ему выгоднее не продолжать делать булавки для рынка конечных их потребителей, а поставлять булавочные заготовки для других производителей булавок. То есть совершенствовать не вертикальную производственную систему, а выстраивать горизонтальные связи. Тогда он может за счет предложения более дешевой заготовки снова стать монополистом и начать куда более интересный процесс - изменение себестоимости самой булавки.
Если раньше добавленная стоимость была разделена между операциями на одной фабрике и определялась исходя из затрат (стоимости станков и оборудования) и стоимости рабочей силы, то теперь ситуация меняется - производитель заготовок может несколько повысить или понизить стоимость этих самых заготовок, исходя из, условно говоря, рыночной конъюнктуры. А если обнаружится, что он продает свои заготовки еще кому-то, то их стоимость для булавочной промышленности может вообще перестать зависеть от состояния дел в ней. Грубо говоря, производитель заготовок просто делает оферту - и булавочники обязаны согласиться. Либо же кто-то из них должен вложить серьезные деньги в восстановление производства, для себя и, возможно, для других.
Еще один вариант: может оказаться, что самый главный элемент добавленной стоимости для булавок - это красивая пимпочка, которая прилепляется к головке. Дальше в дело вступают маркетинговые технологии, отдельно развивается дизайнерская промышленность, которая разрабатывает и продает эти самые пимпочки (отдельно от чисто промышленной булавочной промышленности) и в конечную стоимость булавки начинают включаться рекламные расходы, которые превышают стоимость производства самой булавки. Это уже, можно сказать, постиндустриальные технологии.
Точнее, для того, чтобы сделать их окончательно постиндустриальными, нужно включить в дело кредит. Кредитовать будавочную фабрику легко, но не интересно - все считается, расходы и издержки, объемы малы и прибыль низкая. В конце концов некто делает булавочный станок и никто не запрещает его производить, поскольку себестоимость производства булавок в их стоимости на рынке составляет уже копейки - основная цена зависит от пимпочек. Но станок делает ненужным большое количество работников, которые становятся безработными, больше не могут покупать булавки с пимпочками, в результате серьезные кредиты, выданные под разработку дизайна новых пимпочек и их рекламные компании не возвращаются, начинается кризис.
Так вот, главная проблема НТП как модели развития состоит в следующем: углубление разделения труда и использование кредитования все время меняет структуру себестоимости производства, перенося основные центры прибыли с базовых на второстепенные процессы. Это увеличивает риски производителей - а значит, стоимость кредита. Отказаться от этого процесса невозможно, поскольку внедрение любой инновации стоит денег - и кто-то должен за нее платить.
Я уже как-то писал, что в устойчиво стационарной экономической системе инновации крайне затруднены - даже если кто-то найдет ресурс для создания соответствующего продукта, его будет крайне сложно продать. В лучшем случае это будет эксклюзивный продукт, проходящий по разделу «роскошь», то есть он будет покупаться очень богатыми людьми на деньги, которые обычно идут в сбережения. Или, в нашей терминологии, не будет влиять на воспроизводственный контур в экономике, хотя формально технология будет существовать. В худшем - он просто будет проигнорирован, тому есть тьма примеров, от паровоза Черепановых до парохода Фултона (который довольно долго не мог «впарить» свое изобретение кому бы то ни было, в том числе - Наполеону). Для того, чтобы инновация «включилась» в воспроизводственный контур нужен дополнительный ресурс ...
Откуда он может взяться? Тут может быть несколько вариантов. Первый - изменение себестоимости продукта. В приведенном выше примере с булавочной фабрикой фабрикант может не увеличивать собственное потребление и сбережения, а увеличить зарплаты своим сотрудникам. Что, естественно, увеличит и их потребление. Это вариант использует только технологическое разделение труда, то есть, фактически, построен на повышение внутренней эффективности экономической системы, без введения в воспроизводственный контур инновационного процесса. Да и снижение спроса со стороны традиционных производителей булавок даст свой негативный эффект для конечного спроса.
Самый мощный из источников роста такого типа - аграрно-индустриальный переход, связанный с резким повышением производительности труда в сельском хозяйстве (наша коллективизация). Поскольку в феодальном, традиционном обществе доля занятый в сельском хозяйстве - до 90% населения, этот переход приводит к резкому росту производительности и, как следствие, существенному росту углубления труда. Но и этот источник носит ограниченный характер. В какой-то момент спрос уравновешивается с производством - наступает ситуация, в которой дальнейшее углубление разделения труда сильно усложняется.
Второй источник повышения эффективности системы в целом - перераспределение в ней рисков производителей. Для этого обычно используется банковская система, которая выдает производителям кредиты. Правда, при этом она и берет процент за свои услуги, по этой причине по мере того, как резервы эффективности в рамках воспроизводственного контура исчерпываются, ее роль из позитивной становится негативной. В общем, как показывает опыт, финансовая система позволяет существенно облегчить и ускорить процесс перераспределения капиталов между отраслями - но ее влияние на эффективность системы разделения труда достаточно ограничено.
А вот дальше начинаются более интересные способы. Третий путь - расширение рынков. Это позволяет получать дополнительную прибыль, которая может быть использована для углубления разделения труда в рамках воспроизводственного контура. Либо путем получения более дешевых ресурсов, либо более дешевого труда, либо - за счет продажи дешевых товаров по более дорогим ценам (пример - опиумные войны в Китае). Новые участники меняют конфигурацию воспроизводственного контура и возможна новая оптимизация - которая затем в очередной раз исчерпывает возможности роста.
Путь четвертый еще более интересен. Дело в том, что возможности финансовой системы не исчерпываются оптимизацией отношений в рамках воспроизводственного контура. Она еще может изменить его временные рамки. Традиционно, с того времени, когда практически все экономические системы были построены на сельском хозяйстве, в качестве базовой временной единицы был взят год. Соответственно, в рамках воспроизводственного контура должны балансироваться годовое производство и годовой спрос. Но, теоретически, ничего не мешает в рамках других отраслей использовать и другие временные рамки. Особенно это легко делать в периоды существенного изменения структуры экономики, то есть в период резкого расширения воспроизводственного контура.
Для решения этой задачи хорошо подходит механизм кредитования - и именно он сработал в 90-е - 2000-е годы, когда западная система разделения труда резко расширялась, соответственно, повысился уровень разделения труда, а затем начались процессы оптимизации ее структуры. Я не буду сейчас подробно останавливаться на этом процессе (хотя, скорее всего, это придется сделать), но смысл модели состоит в том, что в воспроизводственном контуре все время увеличивается объем спроса - за счет удлинения периода учета. Этот способ, как показал опыт, может работать несколько десятилетий (с учетом привходящих обстоятельств, в частности, расширения рынков в 90-е годы), но рано или поздно и он заканчивается. Ресурс углубления расширения труда исчерпан.
Нужно еще добавить, что, теоретически, далеко не исчерпан еще ресурс оптимизации структуры мировой экономики - о чем постоянно говорит МВФ и все связанные с ним структуры. Спорить не буду, поскольку это правда. Беда в другом. Политическая система и парламентская «демократия» жестко ограничивает структурные изменения в экономике, главным образом в связи с тем, что голосуют за политиков те, кто в стране работает, а перенос производств и перераспределение доходов имеет место в мировом масштабе. Сегодня мировая финансовая элита пытается разрушить национальный суверенитет (и даже добивается на этом пути вполне заметных результатов), однако в целом уже понятно, что она с этим сильно опоздала. Так что существенного рывка в углублении разделения труда ожидать не приходится.
Даже более того - созданные в процессе стимулирования спроса долги не могут больше поддерживаться, что означает резкое сокращение воспроизводственного контура в мировом масштабе, его возврат к естественному состоянию. Это сокращение будет неравномерным по различным регионам, но, впрочем, этот момент уже непосредственно к теме не относится.
В заключение отмечу, что все эти темы требуют обсуждения - к чему я и призываю читателей.
http://worldcrisis.ru/crisis/1204909
Приведем такой пример. Пусть у нас есть булавочная фабрика (по А.Смиту) в которой происходит внутренний процесс разделения труда. Вместо отдельных мастеров, которые делают булавки от начала до конца, появляются отдельные операции, на каждой из которых сидит не очень квалифицированный человек, который делает много простых операций. То есть имеет место технологическое разделение труда. Внешний рынок этого разделения может даже не заметить - только обнаружится, что владелец нашей фабрики стал несколько более богатым, чем все ожидали (за счет увеличения прибыли в условиях снижения себестоимости), да еще эта фабрика стала захватывать рынки и ликвидировать конкурентов, поскольку стала немножко снижать цены. Впрочем, если она стала монополистом, то цены снова выросли. Но, опять-таки, для внешних наблюдателей, которые на саму фабрику не заглядывают, ничего не изменилось.
Однако есть еще один вариант действий, который уже принципиально меняет всю систему внешних рынков. Например, владелец фабрики может решить, что ему выгоднее не продолжать делать булавки для рынка конечных их потребителей, а поставлять булавочные заготовки для других производителей булавок. То есть совершенствовать не вертикальную производственную систему, а выстраивать горизонтальные связи. Тогда он может за счет предложения более дешевой заготовки снова стать монополистом и начать куда более интересный процесс - изменение себестоимости самой булавки.
Если раньше добавленная стоимость была разделена между операциями на одной фабрике и определялась исходя из затрат (стоимости станков и оборудования) и стоимости рабочей силы, то теперь ситуация меняется - производитель заготовок может несколько повысить или понизить стоимость этих самых заготовок, исходя из, условно говоря, рыночной конъюнктуры. А если обнаружится, что он продает свои заготовки еще кому-то, то их стоимость для булавочной промышленности может вообще перестать зависеть от состояния дел в ней. Грубо говоря, производитель заготовок просто делает оферту - и булавочники обязаны согласиться. Либо же кто-то из них должен вложить серьезные деньги в восстановление производства, для себя и, возможно, для других.
Еще один вариант: может оказаться, что самый главный элемент добавленной стоимости для булавок - это красивая пимпочка, которая прилепляется к головке. Дальше в дело вступают маркетинговые технологии, отдельно развивается дизайнерская промышленность, которая разрабатывает и продает эти самые пимпочки (отдельно от чисто промышленной булавочной промышленности) и в конечную стоимость булавки начинают включаться рекламные расходы, которые превышают стоимость производства самой булавки. Это уже, можно сказать, постиндустриальные технологии.
Точнее, для того, чтобы сделать их окончательно постиндустриальными, нужно включить в дело кредит. Кредитовать будавочную фабрику легко, но не интересно - все считается, расходы и издержки, объемы малы и прибыль низкая. В конце концов некто делает булавочный станок и никто не запрещает его производить, поскольку себестоимость производства булавок в их стоимости на рынке составляет уже копейки - основная цена зависит от пимпочек. Но станок делает ненужным большое количество работников, которые становятся безработными, больше не могут покупать булавки с пимпочками, в результате серьезные кредиты, выданные под разработку дизайна новых пимпочек и их рекламные компании не возвращаются, начинается кризис.
Так вот, главная проблема НТП как модели развития состоит в следующем: углубление разделения труда и использование кредитования все время меняет структуру себестоимости производства, перенося основные центры прибыли с базовых на второстепенные процессы. Это увеличивает риски производителей - а значит, стоимость кредита. Отказаться от этого процесса невозможно, поскольку внедрение любой инновации стоит денег - и кто-то должен за нее платить.
Я уже как-то писал, что в устойчиво стационарной экономической системе инновации крайне затруднены - даже если кто-то найдет ресурс для создания соответствующего продукта, его будет крайне сложно продать. В лучшем случае это будет эксклюзивный продукт, проходящий по разделу «роскошь», то есть он будет покупаться очень богатыми людьми на деньги, которые обычно идут в сбережения. Или, в нашей терминологии, не будет влиять на воспроизводственный контур в экономике, хотя формально технология будет существовать. В худшем - он просто будет проигнорирован, тому есть тьма примеров, от паровоза Черепановых до парохода Фултона (который довольно долго не мог «впарить» свое изобретение кому бы то ни было, в том числе - Наполеону). Для того, чтобы инновация «включилась» в воспроизводственный контур нужен дополнительный ресурс ...
Откуда он может взяться? Тут может быть несколько вариантов. Первый - изменение себестоимости продукта. В приведенном выше примере с булавочной фабрикой фабрикант может не увеличивать собственное потребление и сбережения, а увеличить зарплаты своим сотрудникам. Что, естественно, увеличит и их потребление. Это вариант использует только технологическое разделение труда, то есть, фактически, построен на повышение внутренней эффективности экономической системы, без введения в воспроизводственный контур инновационного процесса. Да и снижение спроса со стороны традиционных производителей булавок даст свой негативный эффект для конечного спроса.
Самый мощный из источников роста такого типа - аграрно-индустриальный переход, связанный с резким повышением производительности труда в сельском хозяйстве (наша коллективизация). Поскольку в феодальном, традиционном обществе доля занятый в сельском хозяйстве - до 90% населения, этот переход приводит к резкому росту производительности и, как следствие, существенному росту углубления труда. Но и этот источник носит ограниченный характер. В какой-то момент спрос уравновешивается с производством - наступает ситуация, в которой дальнейшее углубление разделения труда сильно усложняется.
Второй источник повышения эффективности системы в целом - перераспределение в ней рисков производителей. Для этого обычно используется банковская система, которая выдает производителям кредиты. Правда, при этом она и берет процент за свои услуги, по этой причине по мере того, как резервы эффективности в рамках воспроизводственного контура исчерпываются, ее роль из позитивной становится негативной. В общем, как показывает опыт, финансовая система позволяет существенно облегчить и ускорить процесс перераспределения капиталов между отраслями - но ее влияние на эффективность системы разделения труда достаточно ограничено.
А вот дальше начинаются более интересные способы. Третий путь - расширение рынков. Это позволяет получать дополнительную прибыль, которая может быть использована для углубления разделения труда в рамках воспроизводственного контура. Либо путем получения более дешевых ресурсов, либо более дешевого труда, либо - за счет продажи дешевых товаров по более дорогим ценам (пример - опиумные войны в Китае). Новые участники меняют конфигурацию воспроизводственного контура и возможна новая оптимизация - которая затем в очередной раз исчерпывает возможности роста.
Путь четвертый еще более интересен. Дело в том, что возможности финансовой системы не исчерпываются оптимизацией отношений в рамках воспроизводственного контура. Она еще может изменить его временные рамки. Традиционно, с того времени, когда практически все экономические системы были построены на сельском хозяйстве, в качестве базовой временной единицы был взят год. Соответственно, в рамках воспроизводственного контура должны балансироваться годовое производство и годовой спрос. Но, теоретически, ничего не мешает в рамках других отраслей использовать и другие временные рамки. Особенно это легко делать в периоды существенного изменения структуры экономики, то есть в период резкого расширения воспроизводственного контура.
Для решения этой задачи хорошо подходит механизм кредитования - и именно он сработал в 90-е - 2000-е годы, когда западная система разделения труда резко расширялась, соответственно, повысился уровень разделения труда, а затем начались процессы оптимизации ее структуры. Я не буду сейчас подробно останавливаться на этом процессе (хотя, скорее всего, это придется сделать), но смысл модели состоит в том, что в воспроизводственном контуре все время увеличивается объем спроса - за счет удлинения периода учета. Этот способ, как показал опыт, может работать несколько десятилетий (с учетом привходящих обстоятельств, в частности, расширения рынков в 90-е годы), но рано или поздно и он заканчивается. Ресурс углубления расширения труда исчерпан.
Нужно еще добавить, что, теоретически, далеко не исчерпан еще ресурс оптимизации структуры мировой экономики - о чем постоянно говорит МВФ и все связанные с ним структуры. Спорить не буду, поскольку это правда. Беда в другом. Политическая система и парламентская «демократия» жестко ограничивает структурные изменения в экономике, главным образом в связи с тем, что голосуют за политиков те, кто в стране работает, а перенос производств и перераспределение доходов имеет место в мировом масштабе. Сегодня мировая финансовая элита пытается разрушить национальный суверенитет (и даже добивается на этом пути вполне заметных результатов), однако в целом уже понятно, что она с этим сильно опоздала. Так что существенного рывка в углублении разделения труда ожидать не приходится.
Даже более того - созданные в процессе стимулирования спроса долги не могут больше поддерживаться, что означает резкое сокращение воспроизводственного контура в мировом масштабе, его возврат к естественному состоянию. Это сокращение будет неравномерным по различным регионам, но, впрочем, этот момент уже непосредственно к теме не относится.
В заключение отмечу, что все эти темы требуют обсуждения - к чему я и призываю читателей.
http://worldcrisis.ru/crisis/1204909