Наталья уезжает в Америку
Наталья уезжает в Америку
Накануне
Я прислонилась лопатками к батарее центрального отопления. Я не чувствовала ее тепла ,казалось, мы срослись,как сиамские близнецы, и вместе не потому что хорошо, а просто необходимость.
Я думаю об уроке, веренице долгих уроков, напряжении нервов, апатии, опустошении. И бесконечные тетради, тетради- они снятся мне по ночам ,ими забиты подвалы и лестницы многоэтажек , тетради с красной пастой, моими росписями , тетради как свидетели и свидетельства.Тихо идут уроки и застыл в ожидании перемены непревычно пустынный школьный коридор . Ему ,конечно, больше полувека, но сколько точно не знаю, вернее забыла, хотя могла бы и помнить.Я вижу этот белый коридор целую вечность - здесь мы получали среднее образование , а теперь сами работаем учительницами- я и две мои школьные подруги , нет не подруги- а так, но скорее все же подруги.
Пять месяцев назад Наталья встретила американца - фотографа с толстым лицом, и теперь мы с Шуркой знаем о нем все . И о том ,как Наталья будет жить в маленьком южном городе штата Тенесси , и о том, как на Новый Год американец прислал ей теплого плюшевого медведя.
Наталья, такая маленькая, пухлая, ясноглазая, румяная .Наталья любит пирожки и пирожные и длиные романы, Наталья-глупышка, Наталья- застенчивая, Наталья-склочница.
Ее маленький сырой кабинет забит цветами в горшках , чучелами животных , чем-то пыльным , старым и тоскливым .Он окнами выходит на длинные тихие пустыри и даже мои дикие, необузданые трнадцатилетние с каким -то почтительным страхом входят сюда.
-Здравствуй Наталья,- говорю я тоже тихо, незаметно , боясь нарушить ,показаться назойливой этим печальным стенам .
Наталья говорит - Здравствуй- и пишет в журнале острым аккуратным подчерком .
-Сказал, что любит мои веснушки , представляешь ?
Я беру стакан, беру бутылку , я лью кипяченую воду ,я делаю глотки - и так громко, что Наталья поднимает глаза от заполненного журнала .
-У тебя когда-нибудь так было ?
Я качаю головой . У меня так не было, у меня нет веснушек, Наталья.
-Он любит меня - это ясно. Я не знаю, я не понимаю чего мне надо. У меня такая депрессия , у меня менструация. Он говорит- заберет меня , он сделает меня своей музой .
Музой печали, музой труда без цели, музой провинциальной тоски.
Наталья не быстро и как будто случайно гладит маленькой детской ручкой свои округлые бедра . Она любит себя истерично, переходя в ненависть, она плачет когда смеется и смеется когда плачет.
Да я помню , я уже хорошо знаю - он приедет 29 февраля , в мутно- хрустальный день, когда все так нереально -и зыбкие весенние сосульки и чувство вины перед умершим месяцем и испуганное ожидание весны.....
Американец, шестидесятилетний фотограф, штат Тенесси , тихий южный город. Он сделает Наталью своей женой, музой, своей маленькой планетой , стуком сердца, приливом и отливом ,кровью и потом.
Маленькая Наталья с белокурой челкой -вот и все в твой жизни решено и разрешено . Ты полюбишь своего нареченного мужа с его фотокамерой, тяжелым носом ;его глаза скажут тебе- "будь " и ты будешь - цвести под душным американским небом , тихо проживая свою белокурую маленькую жизнь.
- Вот- я показываю на стопу ученических дневников , портреты на обложках загорелого актера и другого - некого странного, волоокого ,с накрашенными губами , и кто же их только печатает.- Они опять нарушают, а потом - весна и выброс адреналина в тринадцатилетнюю кровь - я все понимаю, я так устала их понимать .
- Аэропорт Шереметьево, аэропорт Чикаго ....- знаешь, это полоса препятствий , нет - это полосы, минные поля на пути в лучшую жизнь .
-Что это - лучшая жизнь ,Наталья ? Что это- жизнь ? Запах пыли, сладкая вата, красные шары , лодочка качается, качается и мы вместе летим к солнцу .Так, Наталья?
-Да , я знаю - все не так, все натянуто , не похоже на то, о чем мы мечтали ,качаясь в этой выкрашенной желтой краской, надтреснутой лодочке . И знаешь, так много не- не жизнь, не любовь, не свидание и в голове все бессмысленные английские фразы- loved- unloved, date -antidate .Ты меня осуждаешь ?
-Нет ,Наталья.
Одинокие школьные цветы на некрашенных подоконниках . Наталья внимательно поливает их , отпуская необходимое количество влаги. Влага необходима живому организму. Без нее желтеют кромки листьев, опадают цветы, трескается почва. Наталья знает это хорошо ,слишком хорошо. Но знание всего лишь источник скорби.
Краски нашего мира тусклы, как эти серые окна, стены, парты. И душевная пыль кажется опустилась над городом , вошла в легкие, нарисовала круги под глаза. И только Натальины веснушки , белокурая челка, ее детская истеричность чуть ярче и чуть теплее сырого провинциального Февраля. Но завтра- в лишний день длинного года приезжает он -фотограф из далекого штата Теннеси , приезжает, чтобы увезти Наталью в светлую и печальную американскую мечту.
Дорога
Где-то там, далеко светит неизменное солнце , обогревая нашу Землю с ее битыми тротуарами , злыми машинами , маленькими , смешными , укутанными, вечно сердитыми созданиями Великого Творца. А впереди лишь белая, белая дорога , дорога- пустыня и мы меряем наши шаги , мы экономим силы , мы сдерживаем дыхание . Мы с Натальей идем встречать Американца.
Поезд 245, Москва- Кисловодск, станция Пороги . Наш город- всего лишь станция , всего лишь точка на тесной карте мира.
Грязный снег тает под черными, начищенными до блеска немодными сапогами. Воротники шитые из меха неузнанного зверя тщетно пушатся, пытаясь защитить от холода наши простуженные шеи. Тонкие перчатки, вывезенные из далекого Китая колют ладони тысячами маленьких нудных иголочек. Мы- две унылые фигуры, две учительницы- биология и литература, два недосказанных предложния, две неоформившиеся корневые системы.
- Знаешь, Наталья, - говорю я сквозь зубы потому что холодно ,- он едет в шумном пыльном поезде , пьет чай и даже, по глупой русской традиции , водку, а рядом хохлушка с толстым животом любовно нарезает сало и чистит пахучие яйца. Она все говорит , невнятно, глуша слова , грубо и робко - и о своем дюже большом хозяйстве - а это такое обременение - днями все робыть да робыть , и уток столько-то , гуси есть, цыплаков взяла желтеньких - да подохли все- порченые может . И диты есть, да где ж им к матери, все в городе, все круть да верть , пьють тоже . Митько - мой пил, много пил, да не так ,как эти .И она сморщится вся презрительно и утрет губы белой рубахой. Он скажет снова- Да, да - карашо , и еще- интересно, it's Ok, babushka .Would you like me to take a photo? и вытащит камеру из блестящего чемодана.
Бабушка расстроится , забьется в угол и ,часто моргая подслеповатыми глазами, скажет - миленький мой, не надо своего хватоаппатату на мене ,старуху, тратить , неудобно и зубов нету , коронки б вставить , золотые есть ,от сесты покойницы остались , да где ж, за хозяйством не успеть все.
-As you wish ,-скажет он обиженно, strange folk. It's Ok , babushka. А бабушка годами-то не старше американца, но у него- вон, жизнь впереди и чистый городок в Соединенных Американских Штатах.
Наталья недовольно морщится, Наталья раздражена , Наталья бросает в воздух - Твои вечно нелепые фантазии .Он едет в поезде , вагон класса люкс . И там музыка и на столике мой портрет. Он любит меня,это ясно .
Наталя смотрит на меня и глаза ее, такие дымно- серые , замирают на мгновение в муке.
Мы проходим дома, заборы ,калитки , мы заглядываем в низкие окна за зелеными рамами , туда, вглубь, в фрагменты, ломтики чужих жизней . И вот- кактус, куклы с синими бантами, глиняная коза , серый кот с любопытством смотрит на нас - идущих, ищущих, замученных. Но заборы как всегда обрываются у заросшей ,заваленной мусором балки ,прозванной пьяной, а от нее пошла прямой стрелой железная дорога . И уже запахи , острые вокзальные запахи ударяются в нас , мешаются с тусклым воздухом .
- Знаешь, будет все по-другому ,все ново и ветер американских просторов и мы будет ехать, а я надену шелковую косынку. И руки ....Его шершавые руки, тонкие и жесткие ,как осенние листья - они, мелко вздрагивая, это только от волнения, скользят по моей груди , наспех, ощупывая , проверяя так ли, не снится ли. А его морозные глубоко посаженные глаза , такие мужественные, спокойно- уверенные , я уже люблю их, я не боюсь, ну нет же, нет .....ах, опять эти твои фантазии . Он, знаешь, сказал - я одна у него , единственная милая, русская любовь .
-Дай мне руку, держи меня крепко . Видишь, едет поезд , мы идем к рельсам . Перейти полотно железной дороги , это не так просто, не так просто ,как ты можешь подумать.
Я выросла у железной дороги, я слышала ночами стук поездов, я давала им имена. И в жаркие летние дни ходила смотреть застывший дымный воздух , брала его руками, растворялась в зное и пыли. И все поезда неслись в даль, в праздник , туда где красные шары и сладкую вату дают всем кто попросит и кто жаждет .Но они уезжали без меня, понимаешь, я тут - невидимка, точка на тесной карте мира , а они мчатся, стучат в ушах и еще где-то там, под ребами, в областях глубоких и влажных .
40 минут осталось, и вот наконец -мой поезд . Держи меня за руку, держи крепче, она онемела и пальцы не гнутся и перчатки made in China не греют и мех непонятно- дикого зверя не спасает от вечного холода и зноя, жажды жизни и смерти .Смотри -поезд....и всего один шаг .....может быть ?
Закончилось
-Поезд 245, Москва- Кисловодск прибывает на первый путь , стоянка поезда ровно четыре минуты , будьте внимательны и осторожны.
Пустынная платформа оживает, вдруг откуда-то появляются торговцы рыбой , медом, газетами , цыганочки-попрошайки непрерывно болтают , лузгают семечки, дерзко заглядывают в глаза будущим пассажирам . И вот ,наконец, поезд тугим грохотом разрезает серый вокзальный воздух .Как две волны встречаются и расходятся уезжающие и вновь прибывшие в родной город .Клетчатые сумки мешаются с крепо перевязанными белым полотном ведрами, ловко сбитыми ящичками, привычным скарбом жителей маленьких бедных русских городков.
Выплюнув и заглотнув народ поезд раздумчиво стоит еще минуту , кажется задавая себе все тот же вопрос - а стоит ли ехать дальше- и медленно трогается ,моргнув на прощанье зеленым глазом . Платформа пустеет и темнеет , деревья превращаются в тонкие тени под мутным светом случайных фонарей.
На перроне, крепко взявшись за руки все еще стоят две закутанные в длинные кургузые пальто фигурки , они не нарушают общей картины , сливаясь с пустынным мрачным пейзажем.Становится так так тихо ,что кажется закричи и крик захлебнется в этом вечернем тумане ,окутавшем сырой вокзал ,превращая его в нечто полузабытое ,слайд из старых снов и темных детских рассказов .
Но вот пути переходит слепой торговец газетами ,соскочивший с поезда видимо в последнюю минуту ,он двигается как все слепые медленно и осторожно ,как бы в полусне, но голос звучит странным контрастом его плавным движениям :" Комсомолка, Аргументы и Факты, свежие газеты, 1 Марта". Приближаясь слова его становятся все отчетливей , резко и неприятно нарушают идеальной безмолвие.
Фигурки вздрагивают, отряхиваются , как две маленькие замерзшие птички, медленно и растерянно идут по дороге, уводящей под темнеющий мост. Через минуту они пропадают, растворяюся в размытых контурах быстро наступающей мартовской ночи.
Но знаейте- если тусклый свет фонаря вдруг маленьким солнцем осветит бледные лица идущих вы увидите в их глазах и красные шары,и сладкую вату, испуганное ожидание весны и тихую печаль пустынных русских равнин .
Накануне
Я прислонилась лопатками к батарее центрального отопления. Я не чувствовала ее тепла ,казалось, мы срослись,как сиамские близнецы, и вместе не потому что хорошо, а просто необходимость.
Я думаю об уроке, веренице долгих уроков, напряжении нервов, апатии, опустошении. И бесконечные тетради, тетради- они снятся мне по ночам ,ими забиты подвалы и лестницы многоэтажек , тетради с красной пастой, моими росписями , тетради как свидетели и свидетельства.Тихо идут уроки и застыл в ожидании перемены непревычно пустынный школьный коридор . Ему ,конечно, больше полувека, но сколько точно не знаю, вернее забыла, хотя могла бы и помнить.Я вижу этот белый коридор целую вечность - здесь мы получали среднее образование , а теперь сами работаем учительницами- я и две мои школьные подруги , нет не подруги- а так, но скорее все же подруги.
Пять месяцев назад Наталья встретила американца - фотографа с толстым лицом, и теперь мы с Шуркой знаем о нем все . И о том ,как Наталья будет жить в маленьком южном городе штата Тенесси , и о том, как на Новый Год американец прислал ей теплого плюшевого медведя.
Наталья, такая маленькая, пухлая, ясноглазая, румяная .Наталья любит пирожки и пирожные и длиные романы, Наталья-глупышка, Наталья- застенчивая, Наталья-склочница.
Ее маленький сырой кабинет забит цветами в горшках , чучелами животных , чем-то пыльным , старым и тоскливым .Он окнами выходит на длинные тихие пустыри и даже мои дикие, необузданые трнадцатилетние с каким -то почтительным страхом входят сюда.
-Здравствуй Наталья,- говорю я тоже тихо, незаметно , боясь нарушить ,показаться назойливой этим печальным стенам .
Наталья говорит - Здравствуй- и пишет в журнале острым аккуратным подчерком .
-Сказал, что любит мои веснушки , представляешь ?
Я беру стакан, беру бутылку , я лью кипяченую воду ,я делаю глотки - и так громко, что Наталья поднимает глаза от заполненного журнала .
-У тебя когда-нибудь так было ?
Я качаю головой . У меня так не было, у меня нет веснушек, Наталья.
-Он любит меня - это ясно. Я не знаю, я не понимаю чего мне надо. У меня такая депрессия , у меня менструация. Он говорит- заберет меня , он сделает меня своей музой .
Музой печали, музой труда без цели, музой провинциальной тоски.
Наталья не быстро и как будто случайно гладит маленькой детской ручкой свои округлые бедра . Она любит себя истерично, переходя в ненависть, она плачет когда смеется и смеется когда плачет.
Да я помню , я уже хорошо знаю - он приедет 29 февраля , в мутно- хрустальный день, когда все так нереально -и зыбкие весенние сосульки и чувство вины перед умершим месяцем и испуганное ожидание весны.....
Американец, шестидесятилетний фотограф, штат Тенесси , тихий южный город. Он сделает Наталью своей женой, музой, своей маленькой планетой , стуком сердца, приливом и отливом ,кровью и потом.
Маленькая Наталья с белокурой челкой -вот и все в твой жизни решено и разрешено . Ты полюбишь своего нареченного мужа с его фотокамерой, тяжелым носом ;его глаза скажут тебе- "будь " и ты будешь - цвести под душным американским небом , тихо проживая свою белокурую маленькую жизнь.
- Вот- я показываю на стопу ученических дневников , портреты на обложках загорелого актера и другого - некого странного, волоокого ,с накрашенными губами , и кто же их только печатает.- Они опять нарушают, а потом - весна и выброс адреналина в тринадцатилетнюю кровь - я все понимаю, я так устала их понимать .
- Аэропорт Шереметьево, аэропорт Чикаго ....- знаешь, это полоса препятствий , нет - это полосы, минные поля на пути в лучшую жизнь .
-Что это - лучшая жизнь ,Наталья ? Что это- жизнь ? Запах пыли, сладкая вата, красные шары , лодочка качается, качается и мы вместе летим к солнцу .Так, Наталья?
-Да , я знаю - все не так, все натянуто , не похоже на то, о чем мы мечтали ,качаясь в этой выкрашенной желтой краской, надтреснутой лодочке . И знаешь, так много не- не жизнь, не любовь, не свидание и в голове все бессмысленные английские фразы- loved- unloved, date -antidate .Ты меня осуждаешь ?
-Нет ,Наталья.
Одинокие школьные цветы на некрашенных подоконниках . Наталья внимательно поливает их , отпуская необходимое количество влаги. Влага необходима живому организму. Без нее желтеют кромки листьев, опадают цветы, трескается почва. Наталья знает это хорошо ,слишком хорошо. Но знание всего лишь источник скорби.
Краски нашего мира тусклы, как эти серые окна, стены, парты. И душевная пыль кажется опустилась над городом , вошла в легкие, нарисовала круги под глаза. И только Натальины веснушки , белокурая челка, ее детская истеричность чуть ярче и чуть теплее сырого провинциального Февраля. Но завтра- в лишний день длинного года приезжает он -фотограф из далекого штата Теннеси , приезжает, чтобы увезти Наталью в светлую и печальную американскую мечту.
Дорога
Где-то там, далеко светит неизменное солнце , обогревая нашу Землю с ее битыми тротуарами , злыми машинами , маленькими , смешными , укутанными, вечно сердитыми созданиями Великого Творца. А впереди лишь белая, белая дорога , дорога- пустыня и мы меряем наши шаги , мы экономим силы , мы сдерживаем дыхание . Мы с Натальей идем встречать Американца.
Поезд 245, Москва- Кисловодск, станция Пороги . Наш город- всего лишь станция , всего лишь точка на тесной карте мира.
Грязный снег тает под черными, начищенными до блеска немодными сапогами. Воротники шитые из меха неузнанного зверя тщетно пушатся, пытаясь защитить от холода наши простуженные шеи. Тонкие перчатки, вывезенные из далекого Китая колют ладони тысячами маленьких нудных иголочек. Мы- две унылые фигуры, две учительницы- биология и литература, два недосказанных предложния, две неоформившиеся корневые системы.
- Знаешь, Наталья, - говорю я сквозь зубы потому что холодно ,- он едет в шумном пыльном поезде , пьет чай и даже, по глупой русской традиции , водку, а рядом хохлушка с толстым животом любовно нарезает сало и чистит пахучие яйца. Она все говорит , невнятно, глуша слова , грубо и робко - и о своем дюже большом хозяйстве - а это такое обременение - днями все робыть да робыть , и уток столько-то , гуси есть, цыплаков взяла желтеньких - да подохли все- порченые может . И диты есть, да где ж им к матери, все в городе, все круть да верть , пьють тоже . Митько - мой пил, много пил, да не так ,как эти .И она сморщится вся презрительно и утрет губы белой рубахой. Он скажет снова- Да, да - карашо , и еще- интересно, it's Ok, babushka .Would you like me to take a photo? и вытащит камеру из блестящего чемодана.
Бабушка расстроится , забьется в угол и ,часто моргая подслеповатыми глазами, скажет - миленький мой, не надо своего хватоаппатату на мене ,старуху, тратить , неудобно и зубов нету , коронки б вставить , золотые есть ,от сесты покойницы остались , да где ж, за хозяйством не успеть все.
-As you wish ,-скажет он обиженно, strange folk. It's Ok , babushka. А бабушка годами-то не старше американца, но у него- вон, жизнь впереди и чистый городок в Соединенных Американских Штатах.
Наталья недовольно морщится, Наталья раздражена , Наталья бросает в воздух - Твои вечно нелепые фантазии .Он едет в поезде , вагон класса люкс . И там музыка и на столике мой портрет. Он любит меня,это ясно .
Наталя смотрит на меня и глаза ее, такие дымно- серые , замирают на мгновение в муке.
Мы проходим дома, заборы ,калитки , мы заглядываем в низкие окна за зелеными рамами , туда, вглубь, в фрагменты, ломтики чужих жизней . И вот- кактус, куклы с синими бантами, глиняная коза , серый кот с любопытством смотрит на нас - идущих, ищущих, замученных. Но заборы как всегда обрываются у заросшей ,заваленной мусором балки ,прозванной пьяной, а от нее пошла прямой стрелой железная дорога . И уже запахи , острые вокзальные запахи ударяются в нас , мешаются с тусклым воздухом .
- Знаешь, будет все по-другому ,все ново и ветер американских просторов и мы будет ехать, а я надену шелковую косынку. И руки ....Его шершавые руки, тонкие и жесткие ,как осенние листья - они, мелко вздрагивая, это только от волнения, скользят по моей груди , наспех, ощупывая , проверяя так ли, не снится ли. А его морозные глубоко посаженные глаза , такие мужественные, спокойно- уверенные , я уже люблю их, я не боюсь, ну нет же, нет .....ах, опять эти твои фантазии . Он, знаешь, сказал - я одна у него , единственная милая, русская любовь .
-Дай мне руку, держи меня крепко . Видишь, едет поезд , мы идем к рельсам . Перейти полотно железной дороги , это не так просто, не так просто ,как ты можешь подумать.
Я выросла у железной дороги, я слышала ночами стук поездов, я давала им имена. И в жаркие летние дни ходила смотреть застывший дымный воздух , брала его руками, растворялась в зное и пыли. И все поезда неслись в даль, в праздник , туда где красные шары и сладкую вату дают всем кто попросит и кто жаждет .Но они уезжали без меня, понимаешь, я тут - невидимка, точка на тесной карте мира , а они мчатся, стучат в ушах и еще где-то там, под ребами, в областях глубоких и влажных .
40 минут осталось, и вот наконец -мой поезд . Держи меня за руку, держи крепче, она онемела и пальцы не гнутся и перчатки made in China не греют и мех непонятно- дикого зверя не спасает от вечного холода и зноя, жажды жизни и смерти .Смотри -поезд....и всего один шаг .....может быть ?
Закончилось
-Поезд 245, Москва- Кисловодск прибывает на первый путь , стоянка поезда ровно четыре минуты , будьте внимательны и осторожны.
Пустынная платформа оживает, вдруг откуда-то появляются торговцы рыбой , медом, газетами , цыганочки-попрошайки непрерывно болтают , лузгают семечки, дерзко заглядывают в глаза будущим пассажирам . И вот ,наконец, поезд тугим грохотом разрезает серый вокзальный воздух .Как две волны встречаются и расходятся уезжающие и вновь прибывшие в родной город .Клетчатые сумки мешаются с крепо перевязанными белым полотном ведрами, ловко сбитыми ящичками, привычным скарбом жителей маленьких бедных русских городков.
Выплюнув и заглотнув народ поезд раздумчиво стоит еще минуту , кажется задавая себе все тот же вопрос - а стоит ли ехать дальше- и медленно трогается ,моргнув на прощанье зеленым глазом . Платформа пустеет и темнеет , деревья превращаются в тонкие тени под мутным светом случайных фонарей.
На перроне, крепко взявшись за руки все еще стоят две закутанные в длинные кургузые пальто фигурки , они не нарушают общей картины , сливаясь с пустынным мрачным пейзажем.Становится так так тихо ,что кажется закричи и крик захлебнется в этом вечернем тумане ,окутавшем сырой вокзал ,превращая его в нечто полузабытое ,слайд из старых снов и темных детских рассказов .
Но вот пути переходит слепой торговец газетами ,соскочивший с поезда видимо в последнюю минуту ,он двигается как все слепые медленно и осторожно ,как бы в полусне, но голос звучит странным контрастом его плавным движениям :" Комсомолка, Аргументы и Факты, свежие газеты, 1 Марта". Приближаясь слова его становятся все отчетливей , резко и неприятно нарушают идеальной безмолвие.
Фигурки вздрагивают, отряхиваются , как две маленькие замерзшие птички, медленно и растерянно идут по дороге, уводящей под темнеющий мост. Через минуту они пропадают, растворяюся в размытых контурах быстро наступающей мартовской ночи.
Но знаейте- если тусклый свет фонаря вдруг маленьким солнцем осветит бледные лица идущих вы увидите в их глазах и красные шары,и сладкую вату, испуганное ожидание весны и тихую печаль пустынных русских равнин .