Криминальный Куйбышев. Кровавая ночь в Мелекессе (1936). Часть 1
5 декабря 1936 года Куйбышевский край в связи с принятием новой Конституции СССР стал именоваться Куйбышевской областью, а из его состава выделилась Мордовская АССР как самостоятельный субъект РСФСР. В декабре 1936 года территория Куйбышевской области ещё не соответствовала нынешним границам - в неё, кроме Самарской области, входили также современные Пензенская и Ульяновская области, и ещё отдельные участки Воронежской области.
11 декабря 1936 года в десятом часу вечера в городе Мелекессе (ныне Димитровград), входившем в то время в состав Куйбышевской области, была зверски убита делегатка VIII Чрезвычайного Всесоюзного съезда Советов учительница Мария Владимировна Пронина, которая в это время как раз приехала со съезда и шла домой от железнодорожного вокзала. Поскольку в краевом управлении НКВД сразу же выдвинули версию о политическом характере этого убийства, о происшествии немедленно доложили лично И.В. Сталину и В.М. Молотову.
Сложившуюся в городе обстановку, основываясь на документах тех лет, описывал куйбышевский писатель и краевед Михаил Тумшис. По его данным, в Мелекессе чекистами и милиционерами был устроен "полный шмон", прочесывались все притоны, злачные места и сборища уголовного элемента. Время от времени начальник Куйбышевского управления НКВД Фома Леонюк телеграфировал в Москву: "...опергруппа работает напряженно". Работала она действительно напряженно: за неделю было задержано 80 человек, из них передано "на тройку" и в суд пять человек, освобождено 23 человека и под арестом находилось 52 человека. Под подозрение попала и попутчица Прониной, Овчинникова. Чекисты никак не могли поверить в случайность их встречи. Их настораживал и тот факт, что "...при убийстве ее не тронули и вещей ее не взяли".
Мелекесс, где тогда проживало 35 тысяч человек, действительно был городом опасным для жизни. В 1935 году здесь было совершено пять убийств, в 1936 году - восемь. При этом, мелекесская городская милиция не славилась высоким уровнем раскрываемости преступлений: например, из восьми убийств, совершенных в 1936 году, было раскрыто лишь три.
Газета «Правда» писала: «Убийство в Мелекессе делегатки Всесоюзного съезда Советов М.В. Прониной - злодейский акт классового врага. Выполнение этого террористического акта было облегчено безобразным поведением, попустительством мелекесских головотяпов».
Местные чекисты и милиционеры приступили к поиску убийц. Они наметили несколько «групп предполагаемых преступников». В первую вошли местные жители - Сидоров, Аристов, Болотнов. Они попали в число подозреваемых благодаря простому умозаключению - «убийц трое, и этих тоже трое». Потом появились и более веские логические умозаключения: «…установлено, что они не имеют определённых занятий и связаны с контрреволюционными лицами из молодёжи, вели резкие контрреволюционные разговоры, занимались срывом советских плакатов, писали контрреволюционные лозунги на заборах».
«Неоценимую помощь» расследованию оказал местный милицейский пёс, который, взяв след с места гибели Прониной, привёл милиционеров во двор к Сидорову. Его приятель и собутыльник Болотнов вначале под давлением правоохранителей признался в убийстве, но потом отказался. Кстати, это были безработные бывшие шоферы. Они были определены как члены контрреволюционной группы, так как «вели резкие контрреволюционные разговоры, срывали советские плакаты». В отношении Сидорова следствием «установлено, что он писал и распространял контрреволюционные стихи, нелегально хранил «наган», который был в 1932г. был у него изъят. Правда, у всех подозреваемых было алиби: Сидоров еще 10 декабря выехал из города и в момент убийства находился на станции Инза, Аристов с 11 по 13 декабря безвыходно находился у своей сожительницы. И только Болотнов то признавался в соучастии в убийстве, то категорически отказывался. Просто у него то алиби и не было...
Потом возникла ещё «группа убийц» - местные жители Салюков, Жителев и Горбунов. Чем они показались подозрительными? Выяснилось: эти граждане «пьянствовали, нуждались в деньгах и 11 декабря вечером находились в районе убийства». Кстати, тут тоже имелась собака, которая «…взяла след с места убийства, привела на квартиру Горбунова и облаяла там спящего Салюкова».
На поверку все эти версии оказались полной чепухой. Взялись за других...
Оказалось, что в Мелекессе проживали 12 политических ссыльных и свыше 200 политически неблагонадёжных людей. В их числе 73 церковника, 20 бывших белых офицеров, 11 эсеров, 1 безобидный интеллигентный анархист-толстовец, 25 перебежчиков и т. д. В процессе расследования, как указывалось в партийных документах, были вскрыты контрреволюционные группы учителей из числа бывших белых офицеров, эсеров, выявлена контрреволюционная группа молодёжи, поддерживающая связи с отбывающими административную ссылку. Подчёркивалось, что некоторые их этих людей срывали в городе политические плакаты, писали на стенах контрреволюционные лозунги, вели контрреволюционные разговоры. Дошли и до церковников, тут имелись два действующих храма и 20 батюшек, «группирующих вокруг себя довольно значительный актив церковников». Короче, местные сыщики имели уйму подозреваемых.
Время от времени начальник Куйбышевского управления НКВД Леонюк телеграфировал в центр, что «...опергруппа работает напряжённо». Действительно, трудились не покладая рук - за первые дни были задержаны 80 человек, из них переданы «на тройку» и в суд пять человек, освобождены 23 человека, под арестом находились 52 человека. Но...
Не прошло и недели с момента убийства Марии Прониной, как краевое милицейское начальство было вынуждено "капитулировать», и 17 декабря Леонюк направил в Москву телеграмму с просьбой «прислать в помощь пять человек работников уголовного розыска и эксперта".
Бригаду, направляемую в Мелекесс, возглавил руководитель столичных сыщиков майор милиции Виктор Овчинников. В неё также вошли начальник 7-го отделения ОУР капитан милиции Филипп Безруков, помощник начальника 9-го отделения ОУР лейтенант милиции Дмитрий Колбаев, старший инспектор уголовного розыска старший лейтенант милиции Николай Осипов, помощник уполномоченного 4-го отделения ОУР Виталий Реутов, помощник начальника 6-го отделения ОУР старший лейтенант милиции Георгий Тыльнер, эксперт-химик ОУР Иван Челядко, заместитель начальника Таганского района милиции Иван Свитнев, уполномоченный 6-го отделения ОУР младший лейтенант милиции Алексей Ефимов.
Уже 20 декабря они были в Мелекессе и приступили к работе.
Следует добавить, что их деятельность курировали следователь по важнейшим делам при Прокуратуре СССР Лев Шейнин и помощник прокурора СССР Михаил Острогорский.
Но в ходе расследования выяснилось, что политической подоплёки в этом деле нет никакой, а на самом деле убийство Прониной было совершено с банальной целью её ограбления.
СПРАВКА: Шейнин Лев Романович (1906-1967) - советский юрист, писатель и киносценарист, лауреат Сталинской премии. В 20-х годах работал в следственных органах в Москве и Ленинграде, с 1931 года он - следователь по особо важным делам (в то время - по важнейшим делам) при Прокуратуре СССР. Принимал участие в расследовании убийства С.М. Кирова, а также во всех крупных политических процессах 30-х годов. Во время пребывания Н.И. Ежова на посту главы НКВД Шейнин был репрессирован, но затем на волне «антиежовских» чисток его в 1939 году оправдали и освободили из лагеря. В 1945-1946 годах он участвовал в работе Нюрнбергского трибунала, но в 1951 году Шейнина снова арестовали по обвинению в участии в работе нелегальной организации еврейских националистов. Лишь после смерти Сталина он был освобождён.
Из воспоминаний Льва Шейнина:
"Она принадлежала к тому племени самоотверженных, скромных, беспредельно преданных своей нелегкой профессии людей, которых когда-то было принято снисходительно и несколько иронически называть, «незаметными героями».
Но революция, опрокинувшая прежнюю скудную номенклатуру героизма, сделала заметными этих людей, вывела их на широкую арену общественной деятельности, зачислила их в боевые отряды культурного фронта.
Она была народной учительницей, представителем того поколения советских учителей, которых одно время не очень разборчивые люди сокращенно и развязно именовали «шкрабами». Скромные «шкрабы» отнюдь не относились к плеяде блистательных латинистов и математиков в синих вицмундирах с орлеными пуговицами, к плеяде лощеных педагогов, которые успешно двигались по иерархической лестнице учебных округов, и после революции столь же успешно саботировали, презирая хлынувших в школу «кухаркиных детей» и вопя о разрушении культуры.
Напротив, Мария Владимировна Пронина, как и многие ее товарищи, в годы гражданской войны и разрухи не бежала из нетопленой школы, ни на один день не выпускала мела из обмороженных пальцев и не ворчала по поводу голодных пайков и недостатка в учебных тетрадях.
Сотни учеников выросли на ее глазах, спокойно и уверенно вступили они в жизнь, и дети многих из них уже пришли в школу все к той же Марии Владимировне, которая когда-то обучала их отцов.
Будни Мелекесса. Из архива Ивана Герасимовича Букина
Так проходили годы, и каждый из них приводил к Марии Владимировне десятки новых детей, осматривавшихся робко и пытливо, слушавших жадно и внимательно, запоминавших Марию Владимировну благодарно и навсегда, как запомнили все мы свой первый учебник, свой первый урок, своего первого учителя. И, быть может, лучшей наградой каждому педагогу является именно это нежное и благодарное воспоминание, которое мы обычно храним в течение всей своей жизни.
Почти три десятилетия отдала Мария Владимировна своему делу.
В городе хорошо знали и любили эту женщину. Дети, встречая ее на улице, всегда здоровались с ней радостно и звонко, их родители приветливо ей улыбались еще издали, завидя хорошо знакомое, по-русски добродушное, широкое и спокойное ее лицо.
И пусть это было в грязном и маленьком Мелекессе, где не было ни театров, ни музеев, ни даже хорошего клуба, - Мария Владимировна не скучала. Она была счастлива, потому что наше время открыло ей богатую, содержательную жизнь. Она видела, каким вниманием окружают страна и партия ее любимое дело. Она активно участвовала в общественной жизни края, будучи делегатом ряда съездов и бессменным членом городского совета. Наконец, она была удостоена высокого звания делегата Восьмого съезда советов и была в числе двухсот двадцати его лучших избранников, редактировавших текст Конституции СССР.
Всей своей скромной и чистой жизнью, тысячами обученных ею людей, всем, чем жила и что сделала Мария Владимировна, она по праву заслужила эту честь.
И вот почему с такой болью и с таким негодованием встретили Мелекесс, и весь край, и вся страна трагическое известие о том, что на ночной ухабистой дороге нашли искромсанное бандитскими ножами тело возвращавшейся со съезда делегатки.
Это произошло 11 декабря. В десятом часу вечера Мария Владимировна возвращалась с вокзала домой. С нею шла случайная попутчица Овчинникова, вместе с которой она ехала из города Куйбышева. Впоследствии Овчинникова рассказывала нам, что всю дорогу Пронина не переставая делилась своими впечатлениями о съезде.
Когда они приехали в Мелекесс, было уже совсем темно. Никто не удосужился встретить Марию Владимировну. С вокзала кривыми и пустынными улицами женщины шли вдвоем. Они заметили во мраке три неясных мужских силуэта, которые, однако, быстро растаяли в скользкой темени неосвещенной улицы.
Но вскоре под окнами дома № 17 по Больничной улице из-за угла внезапно снова выросли три фигуры. Их лица не были видны. Они набросились на Пронину, которая успела два раза крикнуть: «Разбой!» Испуганная Овчинникова отбежала в сторону и с криком о помощи начала стучаться в окна первого попавшегося дома, в котором жил учитель Тиунов. Разбуженный учитель и его соседи вышли с наспех зажженными фонарями, но, когда они подбежали к месту преступления, Мария Владимировна была уже мертва. Бандиты нанесли ей девять ножевых ранений.
И ничего, что давало бы в руки хоть какие-либо - пусть тончайшие и разрозненные - нити, никаких следов не оставили преступники на талой и грязной земле.
Перед следствием была поставлена нелегкая задача: найти троих убийц среди сорокатысячного населения Мелекесса. Вот почему так тяжело давалось раскрытие этого дела, вот почему так осторожно и неуверенно, как бы ощупью, как бы впотьмах, делало следствие свои первые шаги.
Работники прокуратуры, НКВД и угрозыска, работавшие сплоченно, не знали ни дня, ни ночи, лихорадочно проверяя одну версию за другой.
В Мелекессе почти не было учёта уголовного элемента. Происшествия и преступления не регистрировались. Сотрудники МУРа были вынуждены рыться в судебных архивах, кропотливо изучать истории болезней и врачебные записи в местной больнице, тщательно восстанавливать все случаи ранений и грабежей. Следуя известному правилу криминалистов, надо было найти аналогичные по способу совершения преступления. Преступники обычно действуют одним способом, сохраняют индивидуальность в своем преступлении, применяя одни и те же методы, оставляя, как говорят следователи, свою «визитную карточку».
И вот в ряду этих случаев, в пыли судебных архивов было найдено и извлечено дело об убийстве гражданина Малова, совершенном еще в апреле прошлого года. Малову было нанесено пятнадцать ножевых ран. Он был убит ночью на улице. Все обстоятельства этого преступления напоминали убийство Прониной.
В деле об убийстве Малова, кстати прекращенном мелекесскими пинкертонами «за необнаружением виновных», оказалось анонимное письмо. В этом письме сообщалось, что Малова убили местные бандиты Розов и Федотов. В письме сообщалось, что Розов убил Малова, приревновав его к Лизке Косой.
Среди множества мелекесских Елизавет мы с трудом разыскали Лизку Косую.
Смущенно хихикая и не отвечая на вопросы, она долго запиралась, и, наконец, рассказала, что Розов действительно ревновал ее к Малову и не раз грозился его «пришить».
- Уж очень лют, - говорила она, - чуть что, за нож хватается. А Федотов и Ещеркин, его дружки, у него вроде как помощники считаются…
На следующий день Розов, Федотов и их приятель Ещеркин были арестованы.
Когда мы ночью пришли в дом Розова, он спал на полатях. Разбуженный и недовольный, он потребовал предъявления ордера на арест, долго и придирчиво рассматривал ордер и затем, почесываясь, справился, имеется ли санкция прокурора на его задержание.
Такая неожиданная процессуальная грамотность быстро объяснилась: в кармане Розова была обнаружена выписка из 127-й статьи Конституции, в которой говорится о неприкосновенности личности и порядке производства ареста.
Это была вырезка из Конституции, в редактировании которой участвовала убитая им Пронина.
Розов вел себя нагло и уверенно. Он категорически отрицал свою причастность к убийству, требуя предъявления доказательств.
Первым сознался Федотов. Он тоже долго запирался, но не выдержал, когда мы ночью привезли его на Больничную улицу, на то самое место, где была убита Пронина.
- Уведите меня, - сказал он, - я все расскажу, как было, только уведите меня с этого места.
Всхлипывая и дрожа, он подробно рассказывал нам, как он, Розов и Ещеркин выследили двух женщин, возвращавшихся с вокзала, и убили одну из них.
После убийства, захватив ее чемодан, они убежали на кладбище. Там Ещеркин начал открывать чемодан, торопясь рассмотреть содержимое. Замки не поддавались, и он пытался открыть крышку чемодана ножом Розова, - тем самым ножом, которым была убита Пронина. Розов возмутился и дал понять, что этот нож предназначается для иного применения. Тогда, так и не открыв чемодана, они отнесли его в дом Розова. Наутро, узнав, что ими убита делегатка съезда М. В. Пронина, бандиты устроили совещание. Прежде всего решили сжечь чемодан, оставив, однако, вещи. Чемодан сжигали в печке, предварительно оторвав от него и запрятав металлические замки и застежки.
На следующий день они отправились втроём в Дом советов, где трудящиеся Мелекесса прощались с телом Прониной. Вместе с другими они подошли к постаменту, на котором был установлен открытый гроб, и внимательно рассмотрели убитую. Потом были похороны. И на них Розов, Федотов и Ещеркин присутствовали, с интересом слушая речи на гражданской панихиде.
- Очень важные были похороны, - говорил нам Федотов, - и жалостные. Ещеркин даже прослезился. Ей-богу, не вру. Народу было тьма-тьмущая.
Сразу же после допроса Федотова мы вместе выехали в дом Розова, где начали производить тщательный обыск. Под настилом дворового крыльца, в куче мусора, удалось обнаружить металлические замки и застежки, сорванные с чемодана М.В. Прониной.
Вторым сознался Ещеркин. Тупо улыбаясь, он цинично повторял уже знакомые подробности.
Розов все еще пытался отпираться. Когда ему было сообщено, что его соучастники уже сознались, он потребовал очной ставки. Ввели Федотова,
- Сашка, - хрипло произнес Федотов, - говори, чего уж там. Засыпались…
Розов метнул на него бешеный взгляд и, задыхаясь от злобы, закричал:
- Врешь, паразит, врешь, сволочь, это ты убивал, я ничего не знаю!
Тогда позвали Ещеркина. Все с той же тупой, дегенеративной улыбкой, обнажавшей гнилые зубы, Ещеркин подтвердил, что они втроем убили Пронину.
И только после этого, задыхаясь от бессильной злобы, клокочущей в его сожженном алкоголем горле, с раскаленными ненавистью глазами, главарь этой шайки Розов начал хрипло рассказывать о своем преступлении. Время от времени он прерывал рассказ и начинал вдруг протяжно, по-звериному выть, уставясь в одну точку налитыми кровью глазами. В эти минуты он походил на взбесившееся животное и был особенно страшен и отвратителен. Впрочем, его соучастники выглядели не лучше.
Все трое, спившиеся и озверевшие дети кабатчиков и кулаков, они являли собой гнусное зрелище отбросов общества. Они проводили время в бандитских налетах и грабежах, терроризируя население Мелекесса. Взращенные и воспитанные антисоветской средой, они занимались не только обычной уголовщиной, но и своеобразной борьбой с советской властью, с советским правопорядком. Недаром Федотов любил говорить о себе:
- Я ночной царь Мелекесса. Ночью я хозяин!
В течение последующих двух дней раскрывались все новые и новые преступления, совершенные этой шайкой.
Вещи Прониной были обнаружены на квартире сестры Розова Гуляевой и ее мужа, хорошо знавших о происхождении этих вещей. Там были найдены синие шапочки с трогательными помпонами, которые Пронина везла из Москвы в подарок своим детям.
Делегатский билет Марии Владимировны и сделанные ею на съезде записи были сожжены преступниками.
Так было раскрыто убийство Марии Владимировны Прониной".
Мария Владимировна Пронина родилась в 1893 году в посаде Мелекесс Самарской губернии в семье служащего. Девичья фамилия у нее была Яровая. Отец и мать служили у купца Хайдарова. Она успешно окончила начальную школу, затем поступила в Самарскую земскую школу по подготовки учительниц (тип учительской семинарии), где проучилась четыре года.
В 1911 году Пронина получила назначение в деревню Новую Куликовку, в 35 км от Мелекесса. В 1914 году её перевели в Ново-Малыклинское двухклассное училище (Мордовия). В 1919 году она вернулась в Мелекесс, где была назначена учителем в школу первой ступени. Затем Пронина работала в средней школе № 1 города Мелекесса (ныне средняя школа № 9). В 1933 году она перешла в образцовую начальную школу № 1 (улица Куйбышева, 144 в Мелекессе).
В 1936 году Мария Владимировна Пронина, единственная из жителей Мелекесского района, была избрана делегатом VIII Чрезвычайного Всесоюзного съезда Советов, который 5 декабря 1936 года принял «сталинскую» Конституцию СССР. На съезде Пронину включили в состав Редакционной комиссии в составе 220 человек (председатель И.В. Сталин).
М.В. Пронина на встрече московских педагогов с учителями-делегатами Чрезвычайного VIII Всесоюзного Съезда Советов
Пронина в числе других областных делегатов 9 декабря прибыла в Куйбышев по железной дороге, собираясь затем на следующий день отправиться домой в Мелекесс. При этом из этого города в Куйбышев направили легковую автомашину с заведующим районным земельным отделом Ф.Я. Шишкиным, с условием, чтобы он на обратном пути взял с собой Пронину. Однако Шишкин данное ему поручение не выполнил, а предпочёл забрать из Куйбышева свою родственницу, заявив Прониной, что места в машине для неё нет. Поэтому делегатка съезда оказалась вынужденной ехать в Мелекесс из областного центра по железной дороге. А по приезду выяснилось, что никто из представителей власти Мелекесса не счёл нужным послать за Прониной автомашину хотя бы на вокзал, чтобы довезти её отсюда до дома. Неудивительно, что после убийства Прониной на тёмной улице не только Ф.Я. Шишкин, но и председатель Мелекесского райисполкома И.Л. Коннов предстали перед судом по обвинению в злоупотреблении властью и служебным положением.
Из правительственной телеграммы, ушедшей в Москву:
"ЦК ВКП (б) товарищу Сталину. Совнарком Союза товарищу Молотову
Представителем крайкома крайисполкома выехавшим место зверского убийства учительницы делегата Чрезвычайного съезда Советов Прониной установлено что убийство произошло самом городе Мелекессе недалеко от вокзала в то время когда Пронина направлялась домой тчк На вокзале Пронину никто не встречал тчк Мелекесский райком партии райисполком а также районная газета не придали политического значения факту выбора беспартийной учительницы на съезд и членом редакционной комиссии зпт отнеслись ко всему этому преступной беззаботностью зная ее приезде не приняли мер организации встречи тчк Органами НКВД и милиции до сих пор преступники не установлены тчк В отношении ряда арестованных по подозрению следствием добыты улики изобличающие их в совершенном преступлении тчк Предварительными данными следствия устанавливается что убийство носило преднамеренный характер и совершено с целью ограбления тчк Нами командированы на место член бюро крайкома начальник управления НКВД Леонюк который непосредственно руководит следствием по этому делу тчк Представители крайкома и партийного контроля на месте дополнительно проверяют все обстоятельства связанные убийством Прониной тчк Результаты их проверки будут обсуждены бюро крайкома 16 декабря решение которого Вам сообщим.
Секретарь крайисполкома Левин. № 161/с 14.12.1936 г."
Из Протокола допроса обвиняемого от 24 декабря 1936 года:
"Следователь по важнейшим делам при Прокуратуре Союза ССР Шейнин и помпрок[урора] Союза Острогорский допрашивали нижепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст.ст. 135-138 Уг. Процесс. Кодекса.
Розов Александр Ефимович, 1916 г.р., уроженец гор. Мелекесса, сын рабочего, образование - шесть классов средней школы, холост, живёт с родителями, без определённых занятий, не судим, допризывник, беспартийный, прож. г. Мелекесс, Садовая ул., д. 87.
Показал:
11 декабря вечером я был на вечеринке в педшколе, где были танцы. Со мною там был Витька Федотов, и, кажется, Ваня Ещеркин, брат моего товарища Митьки Ещеркина. Ещё до вечеринки у меня болел живот, и я выпил, сколько, не помню.
Побыв на вечеринке, мы пошли к станции, и там встретились с Митькой. Пошли втроём. На обратном пути заметили двух женщин, которые шли с вещами. У меня был в кармане нож. Я сам не знаю, как у меня возникла мысль ограбить этих женщин. У дома на Больничной улице я бросился к одной из них и схватил её за горло. Она закричала, и я стал наносить ей удары ножом. Витька и Митька в это время стояли рядом. Потом они убежали к кладбищу, а я взял чемодан этой женщины и побежал за ними. Вернее, мы к кладбищу пошли вместе. На вечеринке я был с Витькой, а Ваньки не было.
Признаю себя виновным в убийстве Прониной. Протокол мне прочитан, записан верно.....
Я хочу добавить, что за убитую нами учительницу надо было грудью стоять, а мы её убили".
Розов Александр Ефимович
Из Протокол допроса обвиняемого от 24 декабря 1936 года:
"Следователь по важнейшим делам при Прокуратуре Союза ССР Шейнин и помпрок Союза Острогорский допрашивали нежепоименованного в качестве обвиняемого с соблюдением ст.ст. 135-138 Уг. Процесс. Кодекса.
Федотов Виктор Кириллович, 19 лет, уроженец гор. Мелекесса, сын стекольщика, учащийся неполной средней школы, холост, живёт с отцом, не судим, допризывник, беспартийный, прож. Мелекесс, Больничная ул., 19.
Данные мною час назад устные показания начальнику МУРа тов. Овчинникову и пом. прокурора СССР Острогорскому, в которых я признал своё участие в убийстве М.В. Прониной и в совершении мною в апреле сего года убийства Малова я полностью подтверждаю.
11 декабря этого года я зашёл к моему товарищу Митьке, проживающему по Садовой ул., рядом с домом, в котором живёт другой мой товарищ Розов. Митьки дома не оказалось, и его мать мне сказала, что он пошёл на станцию проводить своего брата. Тогда я пошёл к Сашке Розову. Сашка был дома, и мы пошли погулять. Это было часов в семь вечера. У Сашки заболел живот, и он купил на казёнке на базаре четвертушку водки и выпил её.
Потом мы пошли в педагогическую школу, и с нами пошёл Митькин брат Валька. В школе был вечер, шли танцы. Танцевали под гармошку. Побыв на вечеринке, мы уже без Вальки пошли на станцию. Когда мы пришли на станцию, Митьки там не оказалось. Мы вдвоём пошли обратно. Только мы прошли саженей двадцать, как нас догнал Митька, который, как оказалось, был в станционном буфете. Мы пошли втроём. По дороге, не доходя до Заготзерна, мы обогнали двух женщин, которые шли от вокзала. Одна из женщин несла на плече какой-то узел, а что несла вторая, я не заметил. У дома Заготзерно мы этих женщин обогнали и пошли вперёд. Я и Митька курили. Когда дошли до моего дома, то Митька хотел уходить, но Сашка его обнял и что-то ему сказал на ухо. Уточняю, что не Митька, а я хотел уйти. Сашка мне тоже сказал: «Айда пойдём обратно». Мы втроём повернули обратно, и тут встретили этих двух женщин. Сашка сразу бросился к одной из них и схватил её за горло. Она стала кричать, а вторая женщина тоже закричала и побежала с тротуара на дорогу. Я и Митька прошли вперёд и крикнули Сашке: «Брось, брось». Но Сашка вцепился в эту женщину и что-то с ней делал. Тогда я и Митька убежали по направлению к кладбищу, за больницу.
Вскоре нас догнал Сашка, который нёс чемодан. В руке у него был нож. Мы поняли, что он зарезал, а вернее, что он ограбил чемодан. Через кладбище мы пошли вдоль линии, желая подальше уйти от места нападения.
На наш вопрос, что за чемодан, Сашка ответил: «Чуть вырвал», и спросил: «А зачем вы убежали?» Мы ответили, что испугались. Побродив около часа, мы пошли к Сашке домой. Чемодан был тяжёлый, мы несли его по очереди. Придя к Сашкиному дому, мы по его указанию зашли в сарай. Там открыли чемодан, и, зажигая спички, рассматривали содержимое. Сашка потом сбегал и принёс лампу. В чемодане были граммофонные пластинки, одно платье, несколько отрезов шёлковой и бумажной материи, две детские шапочки, письма, женский вязаные свитер и юбка. Пластинок было десять штук, они лежали в жёлтой четырёхугольной картонной коробке. Рассмотрев эти вещи, Сашка положил чемодан под ларь, стоящий в сарае. Потом мы сговорились, что сойдёмся на следующий день для того, чтобы решить вопрос о вещах. После этого мы разошлись по домам.
На следующий день я узнал, что зарезана Пронина. Я понял, что это Сашкина работа. Я сразу побежал к нему узнать об этом. Я спросил его о Прониной, и он сказал: «Я её насмерть зарезал, чуть вырвал у мёртвой чемодан, так крепко держала». Тогда я предложил ему уничтожить вещи, т.к. боялся их хранить. Сашка согласился, что чемодан надо сжечь. Чемодан уже стоял у Сашки в комнате, где живут постояльцы, которых дома не было. Он достал все вещи из чемодана, связал их в узел и подготовил узел, чтобы его куда-то перебросить. Затем он оторвал от чемодана замок и боковые металлические никелевые [уголки] и выбросил их во дворе под крыльцо. Ременную ручку чемодана он тоже оторвал и положил её в комнате. После этого пустой чемодан мы вдвоём бросили в топившуюся русскую печь. Матери Сашки в это время дома не было, она убиралась во дворе. Чемодан мы изломали на мелкие части и кусками бросали в печь. Ломать было тяжело, так как он сделан был из крепкого материала. Чемодан был, кажется, тёмно-зелёного цвета, но точно я не помню.
Затем Сашка спрятал узел с вещами в корзинку и сказал, что где-нибудь спрячет. Чемодан был небольшой, примерно ¾ метра. Пластинки Сашка в узел не заворачивал, а поставил коробку с ними в стороне. Я предлагал Сашке сжечь все вещи, но он не соглашался, сказав, что вещи мы продадим. Митьки при этом не было. Но Сашка мне сказал, что Митька был с утра, ещё до меня. Мать Сашки видела, когда я приходил. Потом я ушёл домой, а Сашка остался. Дня три после этого я его не видел.
На похоронах Прониной я был с моим соучеником Юркой Карповым. Юрке я не говорил о том, что Пронину убил Сашка. К Сашке я три дня не ходил, так как в городе поднялся большой шум вокруг этого дела. Я боялся собак, с которыми ходили по городу для розыска убийц. Через три дня я встретил Сашку в доме соцкультуры, и, сидя с ним на диване, сказал ему, что вот, мол, убили мы Пронину, делегатку, ищут убийц с собаками, и я боюсь, как бы нас не нашли. Сашка ответил, что собаки нас не найдут, но что дело серьёзное, так как Пронина делегатка, и за неё будет расстрел".
Федотов Виктор Кириллович
Ещеркин Дмитрий Семёнович
Федотов и Ещеркин показали, что главарь их банды Розов любил говорить о себе: «Ночью я - хозяин в городе, я - царь Мелекесса».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
