Когда отец и сын в одном «ударе»...
У нас с отцом праздник, большой-пребольшой. В Омске вышла наша совместная книга - «Двое в городе». Как говорится, вот и дожили.
Это всегда очень волнительно, когда идея, обсуждаемая в течение года, или двух, или трёх, вдруг начинает обрастать обложкой. «Материализация чувственных идей» происходит ровно тогда, когда надо, не раньше и не позже, идея должна вызреть. В этом есть что-то из биологии, да, но на эту тему ещё Вознесенский высказался.
Огромное спасибо омскому министерству культуры, благодаря которому наш сборник был издан в рамках серии «Библиотека омской лирики». И низкий поклон Лидии Петровне Трубициной за такое замечательное предисловие. Читать о себе - тоже очень волнительно. Тем более такие добрые слова.
Ниже - предисловие к книге, после него - несколько стихов отца (пап, с праздничком!).
Откровения в диалоге
Книга, которая перед нами, - довольно редкий, в чём-то даже экспериментальный экземпляр. В ней представлено творчество двух поэтов, соединённых узами кровного родства и разделённых рубежом поколений. Конечно, каждый из авторов мог индивидуально собрать по книге, значительно большей по объёму, чем эта. Но идея была в другом: из двух поэтических монологов сочинить диалог - принципиально другой жанр жизни и творчества.
В эту книгу, обозначенную понятием «лирика», отобраны стихи, открывающие или по крайней мере приоткрывающие глубоко личные переживания, многие из них - на уровне исповеди, прикосновения к таинству творчества. Пробираясь к себе через слова, Иван и Сергей Денисенко ищут новые жизненные смыслы, острые, сегодняшние. В этих поисках следовать за ними увлекательно и для собственного познания плодотворно.
Оба автора ко всему обладают волшебной театральной способностью вживаться в образы иных времён, других пространств, говорить о себе, примерив поэтическую маску. У Сергея невероятное по лиричности высказывание в «Белой песне», сочинённой для спектакля»: «Ну зачем ты со мной, Одиночество?..». У Ивана - о тургеневской «Первой любви»: «Живёт воспоминанием во мне // любовь из позапрошлого столетья».
Они, конечно, очень разные. Иван молод, открыт, наполнен энергией поиска контактов с нашим не самым совершенным из миров. И столь же очевидной является в его поэзии энергия сопротивления этому миру, дистанцирования от него, противопоставления ему чистого творчества, где «всё сущее скрывается в словах». Поэзия для него - пристанище и убежище.
Иван Денисенко - из когорты, ныне, как я понимаю, редкой, хорошо обученных, элитно образованных молодых писателей, которые сохранили в нашем деформированном мире понятие об этических нормах и следование им. В его стихах честность, совестливость, рыцарство может проявляться открыто или прозвучать вскользь, невзначай.
Сергей Денисенко опытен и в поэтическом ремесле изощрён, он умеет и любит играть словами, высекая в этом увлекательном занятии новые повороты образов и мыслей. Он мастерски вводит конкретику - жизненные детали, реальных персон, чтобы затем увести читателя к поэтической фигуральности. И даже свои пронзительные лирические откровения он предпочитает прятать за высказываниями, облечёнными в форму сюжетных стихов, баллады или притчи.
Соединённые под одной обложкой два этих текста - сына и отца - с непедалируемой очевидностью являют нам глубинную разность мироощущений представителей двух поколений, разными жизненными касаниями воспринявших рубеж веков, разлом устоев. Мы видим, как по-разному «форматирует» их время. То, что в строчках отца вырулит к безоговорочному оптимизму, у сына будет поставлено под большой вопрос. И это не столько отражение персонифицированного восприятия жизни, сколько влияние на личность изменившихся жизненных реалий.
Вся книга выстроена как диалог. Он не всегда ведётся прямо (по принципу эха: «Сезон открыт» - «Сезон закрыт»), только однажды каждый из авторов позволил себе сделать это открыто - в стихотворении «Отцу» (Иван) и «Несколько фрагментов из писем к старшему сыну» (Сергей).
Самым чудесным и по-человечески трогательным мне представляется в этом диалоге посыл «Держись!», который адресуют через годы и расстоянья себе и друг другу отец и сын: «И жизнь докатилась до точки, // до самовнушенья: «Держись!» (Иван). «И слышу приказ: «Держись! // Ведь всё впереди ещё!...» (Сергей).
Впрочем, у каждого, кто будет читать эту необычную книгу и вчитываться в тексты Ивана и Сергея Денисенко (а лирика предполагает необходимость вчитывания и ответного читательского душевного отклика), найдутся свои точки творческого соприкосновения с двумя явленными нам поэтическими мирами.
Лидия ТРУБИЦИНА,
член Союза журналистов
и Союза театральных деятелей России,
заслуженный работник культуры РФ
А теперь, как обещал, несколько стихов отца из сборника.
Сергей ДЕНИСЕНКО
СЕЗОН ЗАКРЫТ
(Вариация на тему)
«…слушая далёкий
гул моря, омывающего Крит».
(Из стихотворения Ивана Денисенко «Не может быть другого варианта…»)
Как некая трагическая данность, -
начертаны печально и навзрыд
два слова (словно выставлен диагноз):
«Сезон закрыт».
Пустой рекламный стенд репертуарный
похож на мир, что снегом занесён
(иль на анонс - дизайнерски кошмарный, -
где по́верху «Сезон закрыт»; и - всё).
…Но, в принципе, иного ж быть не может!
Смысл - прост, традиционен и не нов!..
Так почему же так меня тревожит
пронзительная зву́копись двух слов?
И, как Али-Баба́, - я в беспокойстве
шепчу (и в том резон я вижу сам):
«Сезам, откройся!.. Эй, Сезам, откройся!..».
Но - нет, не открывается Сезам…
Сезам не открывается... Сезон ли…
Давно я здесь? Минуту?.. Тыщу лет?..
Что я искал? Какие-то резоны?..
«Сезон закрыт». Как будто - «Входа нет».
А, может, в Иера́петре (на Крите)
Буонапарте тоже начертал
два слова на песке: «Сезон - закрытый»
(после чего - Наполеоном стал)?
И, может, не вруча́я ветви лавра,
сказала Ариадна (снова Крит)
Тесею после смерти Минотавра, -
а с тихой болью: «Всё. Сезон закрыт»?..
…Омск. И июль. И карканье воро́нье
(чего орут? Сто лет им жить да жить!..).
Сезон закрыт. В Театре - межсезонье.
В Природе - тоже. В Жизни… может быть…
Всё! Стоп!.. «Закрыт»? - откро́ют, значит, скоро!
«Закрыт» - забыть! Всё будет хорошо!..
Вдруг рядышком увидел я Актёра
(он незаметно к стенду подошёл)…
…………………………
…Рассвет. Всходило солнце на Востоке.
Стоял Актёр, пока не знаменит,
и - плакал, словно слушал он далёкий
гул моря, омывающего Крит.
ДВА фрагментА ИЗ ПИСЕМ
СТАРШЕМУ СЫНУ ИВАНУ
В САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
…Но тут бы нужен и «Парад Планет»,
чтоб был не голос одиозных арий…
Хотя, pardon, таких «эпистолярий»
(когда отец и сын в одном «ударе») -
сегодня на Планете этой нет.
Проблема лишь витает с давних пор
про «город О.»… И снова я «в искусе»:
в журнале напечатан (в «Бизнес-Курсе»)
о мифах Омска любопытный спор:
мол, нету мифов в городской судьбе,
и этот путь «безмифный» очень долог…
Сказал В. Яшин, омский культуролог
(даю цитату): «Омск сам по себе -
город-миф, город призрак. Это крепость, которая никогда не воевала. Это столица, которая никогда не имела ни власти, ни статуса, ничего. Это город, куда сгоняли людей жить не по их воле. Это город, не давший миру ни одного омича: каждая значимая персона, хоть немного связанная с Омском, имеет к нему самое косвенное отношение: Достоевский, Врубель…».
Такой вот поворотец, чёрт возьми
(хотя и не бесспорная цитата):
не просто «Омск», а «призрак», «город-миф»,
в котором родили́сь мы все когда-то.
Прости банальность (мой посыл - не нов,
но снова понимаю я простое):
там, в окруженьи невских берегов -
«на расстояньи»! - чувствуешь другое.
И там твоя душа берёт «в курсив»
всё то, что мне - мучительно до дрожи,
и даже «упоительный мотив
Иртышских волн», на Лету не похожих.
И в этом я завидую тебе!
…Душа, конечно, призрачно-истомна,
но надо - надо! - продолжать забег;
старт взят давно, дистанция - огромна
(поболе, чем «Сибирский марафон»!),
и надо виражи пройти достойно!..
«Любимый город может спать спокойно…».
Задача - самому не впасть бы в сон.
…Ну вот, сейчас ответ свой завершу
(в моей душе письмо к тебе - курсивом),
взбодрю себя холодным омским пивом -
и выйду прогуляться к Иртышу,
где мысли обратятся к сентябрю
(сентябрь на сердце - он хороший признак),
и на свободных чаек посмотрю,
что сверху вниз глядят на город-призрак…
………………
…Итак, закончилась глава,
названия которой нету...
Я путешествовал по свету
(«свет» - это Петербург, Москва).
Я проезжал без всяких виз
в плацкарте безвоздушно-хмуром
Ишим, Свердловск, Казань, и Муром,
и даже странное - Агрыз.
Жара, бессонье и т(э)д(э).
Казалось - жизнь остановилась:
не кровь по жилочкам струилась, -
рос. жел. дороги, (э)РЖ(э)Д(э),
являя, аки «корм коню»
(«Речь - Жизни Дар»!), свою натуру.
Я эту аббревиатуру
навеки в сердце сохраню.
На дальней станции сойдя,
куплю планеты нашей атлас
(«навеки в сердце» - то не пафос,
наш (э)РЖ(э)Д(э) - народа для!),
в душе появится мандраж
(ведь атлас - мира отголоски)…
Но я, по-моему, отвлёкся,
в эпистольный войдя кураж.
Старинный ямб к себе призвав,
пишу: жизнь - это не дорога;
жизнь - ситуация Пролога,
пусть даже в ней три тыщи глав.
Но се - не грусть, не «зов полей»
(я про «поля» вообще не вспомнил);
другое, главное я понял
за десять петербургских дней:
своей Судьбою ты храним -
когда душе твоей вольготно!
…Но дежа вю - наоборотно:
Агрыз, Казань, Свердловск, Ишим…
…Проверил строчки все «на слух»:
всё вроде бы не в «микро» - в «макро».
…В разверстые, как раны, чакры
влетает тополиный пух…
Per aspera ad astra!
...Вдруг задумаюсь: как измениться мне,
чтоб в душе не копились долги?..
Излучая сияние лицами,
жмут мне руку с улыбкой враги
и, научены жизненной прозою,
путь, которым я в жизни влеком,
устилают торжественно розами,
потому что иду босиком.
Всё - по-чинному, с толком, не наскоро...
Улыбаюсь я тоже в ответ
и шепчу благодарно: «Per aspera...»…
На «...ad astra!» - дыхания нет.