Вышел сборник «Говорит Омск», посвящённый 90-летию городского радио. Такие книги всегда ждёшь с волнением, сколько бы публикаций ни было за плечами. У меня там достаточно большой монолог, воспоминания о работе в редакции детских радиопрограмм, куда пришёл в декабре 1992-го.
Не буду растекаться по древу, скажу только, что бесконечно благодарен Александру Семёновичу Жидкову и Ларисе Мигдатовне Ханжаровой за приглашение поучаствовать. Ужасно рад, что выпала возможность выразить и опубликовать, сохранив на бумаге, то крепнущее с годами чувство дружеского тепла и признательности, которое испытываю к нашему редактору Эльвире Вячеславовне Пелтоле и всем, с кем довелось побывать на одной радиоволне.
Тираж у сборника несправедливо мал, посему книга не продаётся, разошлась по библиотекам и авторам. Выкладываю здесь свой монолог полностью. Предупреждаю: букв много )))
И да, вот ещё: 18 сентября - день рождения у Эльвиры Вячеславовны, собственно именно поэтому я решил сообщить о выходе книги сегодня.
Радиоволна из прошлого
Если соблюдать последовательность, стоило бы начать с того, что была зима - наша, омская, с багровыми рассветами и оранжевыми закатами, с чёрными кустами и синим снегом, с красными точками телебашни и набережной, окрашенной в фонарную охру.
Но мне не очень интересна последовательность, я воспринимаю происходящее как набор событий, которые лишь формально образуют цепочку, а по сути - это самостоятельные стёклышки мозаики. Крутани трубу - увидишь другой орнамент.
Вот, например, такое стёклышко: пару лет назад случайно встретил актрису Омского ТЮЗа Александру Афанасьевну Корневу. Когда-то мы работали в радиопередаче для старшеклассников: я был юнкором, она озвучивала нескольких персонажей - Кляксу, Санечку и Кузю. Тогда, 20 лет назад, я адресовал ей (кажется, по случаю бенефиса) стихотворение, в котором были такие строчки:
Пускай - цейтнот; неважно даже,
что дел опять - не разгрести;
как замечательно, что наши
пересекаются пути!..
Прошли годы, мы столкнулись в сосновом бору, куда я приехал из Петербурга, а она из Омска. Так странно. Наверное, с тем же успехом можно было бы рассчитывать на неожиданную встречу с давним знакомым где-нибудь на Марсе. Вы только представьте эту картину:
- О, какая встреча!
- Да, знаете ли, неожиданно, неожиданно…
И всё-таки я начну с зимы, оставив за собой право уходить в сторону и менять тему. Был декабрь 1992-го. Рано утром, собираясь в школу, я выиграл в радиоконкурсе: позвонил и правильно ответил на вопрос ведущего. А потом весь день томился и волновался: вечером предстояло ехать за призом. Я ничего не знал об Омском радио, это был такой волшебный теремок, пряничный домик, удивительное место, где можно сказать слово, пусть даже шёпотом, и тебя услышат все - в городе, в области.
Отступление номер один: жутко рад, что в моём детстве не было таких технологий, как сейчас. Я не говорю, что тогда было лучше, я хочу сказать, что знаю два мира - в одном общаются так, в другом эдак. Моё детство и подростковый период не были заполнены всем этим мерцающим интерактивом, и я был отнюдь не равнодушен, разглядывая громоздкую аппаратуру того времени.
Наш редакционный репортёр - неудобный, тяжёлый, в потёртом футляре - как же я им гордился! Едешь по городу, а ровесники аж шеи сворачивают, бормочут разные догадки. Некоторые подходят: «Что это такое?» - а ты им с царственной небрежностью: «Репортёр, что же ещё!»
- …Папа, а что ты пишешь? - интересуются дети.
- Работаю, детишки, работаю. Собирайте игрушки, спать скоро…
Так вот, я приехал на Омское радио, ужасно волнуясь, потому что был неуверенным 13-летним подростком с жуткой дикцией. Я говорил так, что никто ничего не понимал - меня подстёгивало опасение, что вот сейчас перебьют, не дадут досказать - и я торопился, спешил изо всех сил. Когда в гимназии на вечере мне поручили сыграть мольеровского мещанина, это, безусловно, был провал. После спектакля подошла девочка классом старше и утешительно сказала: «Зато у тебя голос хороший».
Леонид Яковлевич Кудрявский. Стройный, с проседью, доброжелательный. Боюсь соврать, кажется, в ту пору он руководил Омским радио. Леонид Яковлевич поздравил меня, пожал руку и вручил приз - аудиокассету с песнями Галича. Я храню её как талисман. Это был билет на радио, а позднее и в журналистику.
Потом мы шли по коридору - в редакцию детских радиопередач, к Эльвире Вячеславовне Пелтоле. Этот короткий путь тоже осел в памяти - вытертая ковровая дорожка, большие окна, за которыми густеет декабрьский вечер, синеет снег, а через дорогу высится, сливаясь с воздухом, телебашня, промороженный каркас в брусничных точках бессонных лампочек.
Знакомство с Эльвирой Вячеславовной помню несколько скомканно - она включила репортёр, чтобы записать со мной короткое интервью, и я совсем смешался. Отвечал коротко и путано, да так, что потом сам себя не узнал и не понял. Это был первый опыт слушания себя в записи. Я впервые узнал, какой у меня голос.
Так оно и началось. По понедельникам после уроков ехал на радио, где старушки-вахтёрши на протяжении почти десяти лет принципиально отказывались запоминать моё лицо и каждый раз дотошно выпытывали, куда я иду.
…На самый верх взлетаю плавно.
Работой воздух прегоряч
Там, где Эльвира Вячеславна
Готовит планы передач…
Кабинет Эльвиры Вячеславовны. Не знаю, что сейчас в этом помещении, но несколько лет назад один знакомый, работавший на радио, случайно увидел в мусорном контейнере табличку «Детская редакция». Теперь она лежит у меня в столе, иногда я достаю её и трогаю эти выпуклые буквы.
- …Папа, а что это? - опять дети прибежали.
- Это, дети, табличка такая. Будете себя хорошо вести, повешу вам на дверь комнаты...
Женя Фролова, Света Петрова, Ира и Оля Ловыгины, Оля Пляскина, брат мой Павел, Мишка Баранов, Толя Ставров, Костя Новиков… я не всех упомянул, виноват, некоторые фамилии просто запамятовал, такое дело…
С некоторыми ребятами до сих пор общаемся - привет социальным сетям: нашлись, законнектились. Толя Ставров, например. Он ещё тогда определился с жизненной стезёй - пошёл в балет и преуспел немало: Толины достижения описывать - страницы не хватит: тут и Датский Королевский Балет, и петербургская Мариинка, и Международная Балетная Компания города Саппоро (Япония). Вот что Толя написал мне:
- С большим теплом вспоминаю Омск, радио. Всегда от души восхищался дикторами Омского радио - Виктором Ларионовым, Ларисой Андриенко. «Говорит Омск!», «В эфире Омск!» - какие голоса, интонации… Я всё помню. Эльвира Вячеславовна для меня - самый родной и дорогой педагог Жизни. Творчество Эльвиры Вячеславовны - это Дар Божий, она умела рассмотреть в человеке Талант! И, самое главное, раскрыть его. Моей карьере можно позавидовать, с такой высокой легкостью она идёт. Но этим я обязан городу Омску - моей родной земле - и тому времени, когда я был юнкором Омского - самого дорогого сердцу - радио.
Название передачи менялось, порядок этих перемен не упомяну, да и не суть, пожалуй. Радиоклуб для старшеклассников, «Переменка», ЮТУ, ещё как-то… Название ЮТУ придумал Михаил Баранов, в этой аббревиатуре - и английское You To («Ты тоже»), и название скандинавской музыкальной группы, и сокращение «Юнкоровская ТУсовка»…
Я в этой жизни лишь наёмник.
От повседневности ледащ,
Включаю радиоприёмник
И лезу в пущу передач.
Непроходима эта пуща,
Но, все каналы перещупав,
Оставлю передачу ту,
Что называется «Ю ТУ».
Так вот, о кабинете. Я не знаю, что с ним. Полагаю, либо пуст, либо преобразился - и в прежнем виде существует лишь в моей памяти. На стене - фотография Людмилы Яковлевны Костенко, которая руководила редакцией до Пелтолы. Пара столов, стулья, кресло. Большой аппарат для прослушивания аудиоплёнок - не знаю, как точно его назвать. А за окном - мост на Левый берег. Я видел этот пейзаж во все времена года. А он видел меня.
То Омское радио, которое я застал, было таким же домашним, как песня о фонарях, которые от снежинок мерцающих щурятся, оно несло в себе уют и атмосферу. Передачи выходили по графику, составлялись долгосрочные планы. Иногда приходили письма - настоящие, бумажные. А ещё время от времени Эльвира Вячеславовна поощряла гонорарами, на что я совершенно не рассчитывал.
Первый квиток о денежном переводе, найденный в почтовом ящике, лежит в моём архиве. С получением денег обычно возникали сложности: женщины на Главпочтамте отказывались верить, что деньги могут быть адресованы этому хмурому подростку. Они долго проверяли какие-то бумажки и совещались подозрительным шёпотом.
- …Папа, это ты? - интересуются дети, услышав аудиозапись, которую включил в процессе работы над воспоминаниями.
- Я, детишки, я. Бегите, надевайте пижамы. Спать пора.
Последний выпуск передачи для старшеклассников, 2003 год. Я уже взрослый, у меня есть борода и билет в Петербург - в один конец. Эльвира Вячеславовна пригласила меня и Женю Фролову принять участие в записи. Сквозь годы я слушаю, как мы благодарим слушателей, которые были с нами, желаем удачи.
Только сейчас начинаю понимать, что тогда чувствовала Эльвира Вячеславовна.
Я посетил её несколько лет спустя, когда она уже была скована болезнью. Эльвира Вячеславовна всегда была жизнерадостным, подвижным человеком, и теперь невероятно тяготилась своим положением. Я расспрашивал её о прошлом, рассказывал о своей жизни в Петербурге. Вспоминали общих знакомых.
Например, Кирилла Зашибина, первого омского киноактёра, который тоже тесно был связан с Омским радио. Насколько мне известно, Кирилл Сергеевич ушёл из жизни в начале 2015 года - и об этом нигде не говорилось, тишина была.
Потом я приходил ещё раз, в другой приезд, и уже не один - привёл познакомиться жену и годовалого сына. Эльвира Вячеславовна очень обрадовалась нам. Я всё ещё слышу её тихий глуховатый голос, помню приглушённый солнечный свет, проникавший сквозь штору, арбуз в приоткрытой двери балкона, фотографии на стене.
Она всегда давала слово другим - и не любила говорить о себе. Не поучала, давя опытом, не наставляла, пугая примерами своих успехов. Удивительный пример скромности. А в итоге я только в начале нулевых - спустя десять лет - понял, что ничего о ней не знаю. Согласие на интервью для газеты «Омский домовой» было получено не без труда.
У брата, кстати, ровно те же по тональности и цвету воспоминания о радийном детстве, что и у меня, - цитирую фрагмент из нашей переписки:
- От общения с Эльвирой Вячеславовной осталось большое тёплое чувство доброты и тепла. Она не критиковала, отчего казалось, что я делаю всё правильно, и от этого всегда было вдохновение. В памяти она осталась человеком, который любил своё дело по-настоящему…
Слово «тепло» и производные от него - вот то ключевое, что характеризует нашу бытность на радио и тех людей, с которыми довелось общаться. Тепло, понимаете? Даже когда зима, даже когда мороз - всё равно тепло, всегда тепло было…
Напротив дома Пелтолы (до сих пор помню номер её домашнего телефона) - областная юношеская библиотека, где наша редакция проводила иногда викторины, турниры. Позднее, будучи студентом кафедры библиотековедения и библиографии, я проходил здесь практику.
Многое забывается, но уж что останется наверняка - это поездка в лагерь юных техников «Смена». Там невозможно было не писать стихи - искренние, неумелые. Формально я поехал как юнкор, но по большому счёту это была путёвка на отдых с полным карт-бланшем по части каких-либо аудиозаписей для передачи.
Мне выдали отдельную комнатку с выходом на улицу. Предоставленный самому себе, я гулял по ночам с гитарой, спал до обеда, пару раз встретил рассвет. Марал черновики, сидел на крылечке. В памяти сохранилось: густой чернозём ночного пространства, хвойное дыхание, чудесное преображение сырого и серого пространства за минуты до появления солнца.
Там тропинка лесная картинно
Убегает за сосен гряду…
Татуирован паутиной,
По тропинке неспешно иду.
Потемнеет. Проявятся звёзды.
Посвежеет измученный воздух,
И запомнится навсегда
Всё, что знал на момент этот чудный,
Старый лес - добродушный и чуткий,
И ночная речная вода…
Нам не дано предугадать не только, как, но и где отзовётся наше слово - некоторое время спустя Эльвира Вячеславовна, лукаво улыбаясь, включила запись с открытия очередного сезона «Смены». И я услышал: ветер, гул, ощущение пространства, и кто-то, волнуясь (кажется, девочка, кажется, симпатичная), читает мои строчки. Кажется, это был первый раз, когда я слышал себя со стороны. Не свой голос - свои слова.
Памятна и поездка по области. Эльвира Вячеславовна сумела выбить машину с водителем от Дома радио, договорилась насчёт постоя. Мы ехали от села к селу, встречали старушек с корзинами, полными грибов; пастухов на лошадях; орлов над полем. Чудесная речка встала на пути: удочку приходилось выдёргивать ежеминутно, и вскоре набралось полное ведро трепещущей серебристой плоти. А потом был вечер, полный приятной усталости, банка с густым коровьим молоком и крепкий, крепкий сон.
Сон, полный усталости, вечер, полный молока. Банка с вечером, сон с молоком… орлы кружатся над миром, реки кишат серебряной рыбой, поля дышат разнотравьем, туман выбирается из леса… а мы - юнкоры, и у нас вся жизнь впереди…
Регулярно встречал на радио отца - он появлялся здесь чаще меня: участвовал в разных передачах, какое-то время выпускал один за другим два проекта: передачу «Ну наконец-то»! и «След» совместно с Ларисой Егоровой. У него я учился лёгкости, с которой он звучал в эфире, бодрости, которая исходила от его передач. Не просто говорить в микрофон «здравствуйте, уважаемые слушатели», а при этом ещё и улыбаться - вещь вроде очевидная, но и до неё надо было дойти.
Родители были моими первыми слушателями и критиками. Мы еженедельно собирались у радиоприёмника, ловили волну - и ждали. Если была каша во рту - так и говорили, если старался - отмечали. Помню, как обрадовалась мама, когда я отважился спеть в эфире под гитару с Алёной Олейник, красивой, талантливой и удивительной.
Алёна не была юнкором - просто зашла в гости и приняла участие в записи передачи. Она изначально видела себя на телевидении и далеко ушла по этому пути. Алёна, если читаешь, улыбнись, тебе привет!
Спустя годы я пришёл в Дом радио в новом статусе - Леонид Яковлевич Кудрявский создал новую радиопередачу и пригласил меня на интервью. До сих пор жалею, что подвёл: вопросы были больше меня, я отвечал неинтересно, односложно, беседы не получилось. Был ещё один подобный опыт - в 2008-м меня снова пригласили на интервью - в передачу к Андрею Крылову. Говорил вроде лучше, но… думаю, что всё же недостаточно хорошо.
Воспоминания можно продолжать - много ещё мозаичных осколков в моей копилке. Но времени нет - ни у вас, ни у меня, и вы это понимаете, и я понимаю. Несколько страниц мы были вместе - спасибо вам за это. Нельзя всё пересказать, в конце концов, жизнь вершится не под запись, без протокола, в этом-то и прелесть.
- …Папа, - кричат дети. - Мы уже легли и готовы спать!
- Сейчас, сейчас, иду…