Кирпич, вода и всякие трубы
Выпала на днях оказия, забежал по одному краеведческому вопросу в музей, устроенный в старой водонапорной башне на Шпалерной улице. Повезло: как раз в этот день музей не работал, так что мне подфартило побродить по тихим безлюдным залам. Разумеется, в сопровождении Хранителя.
Уж сколько раз пробегал мимо - а зашёл сюда впервые. Славное местечко, атмосферное. Всё-таки 150 лет сооружению. Старый кирпич, таинственные отверстия. В таком окружении любые ржавые железяки немедленно и органично приобретают статус концептуальной инсталляции.
Мои любимые железяки:
- А стропила у вас чьи? - интересуюсь.
- Английские, - говорит Хранитель. - Специально заказывали рельсы из Англии. Хотя наши явно не хуже. Есть только одно объяснение: 150 лет назад было то же, что и сейчас: честные тендеры, эффективные девелоперы, стратегические проекты…
Вспоминаю своё путешествие под крышей Зимнего дворца, решаю блеснуть:
- А как Вам, к примеру, чердаки Эрмитажа?
- А что мне чердаки? - пожимает плечами Хранитель. - Меня по роду деятельности подвалы больше интересуют. Вот подвалы в Зимнем интересные, да. Огромные красивые задвижки, оригинальные люки…
Вентиль с трубопровода, 1911:
Делаем несколько шагов, Англия снова оказывается в поле зрения. Перед нами - мощная экспозиция с биде и унитазами. Оказывается, в конце XIX - начале XX века британцы считались законодателями мод не только по сукну и технике, но и по горшкам (которые, в общем-то, тоже - техника).
Есть в этом что-то сюрное, не находите?
Кстати, по теме - листал тут книжку 1908 года, там расписывалось преимущество воздушных клозетов перед английскими ватерклозетами. Воздушные - это когда вытяжка из выгребной ямы подсоединяется к дымовой трубе, и ситуация с запахами зависит исключительно от качества тяги. А ватер - ну, тут всё понятно, да?
Юмор эпохи Серебряного века, ночная ваза, фарфор:
Цитирую: «Английские ватерклозеты действуют превосходно, но они не везде применимы; трудно, а во многих местах даже совсем невозможно, доставлять необходимое количество воды, а часто и отвод её затруднителен; вообще устройство ватерклозетов обходится дорого и они нередко нуждаются в ремонте. Починка ватерклозета в городах неприятна…»
Суровый бетонный унитаз, вырубленный в боли и печали, для людей, закалившихся в горниле революции:
- Очень широко была представлена сантехника фирмы «Сан Лоренс», - сообщает Хранитель. - Культурные петербуржцы не говорили «Пойти в туалет», они говорили «Удалиться в Сан Лоренс».
Ой, голая женщина! Дама принимает душ Колье:
Если в Эрмитаже меня встретила гулкая тишина зловещих анфилад, то здесь всё очень светлое и круглое. Центральная конструкция башни, её спинной нерв, это замурованная в кирпич дымогарная труба. Она не только согревала работников, но ещё и поддерживала тяжеленные баки с водой: в неё упирались несущие балки.
- Маловато места, - качает головой Хранитель. - Если бы нам всю башню предоставили, и этого не хватило бы. В городе постоянно идёт реконструкция, нам часто приносят разные старинные детали, чугун, свинец. Всё принимаем.
Залы, окружающие дымогарную трубу, просторны и местами двухэтажны. Приятно рассматривать лестницы, переходы, площадки и налипшую снаружи современную стеклянную пристройку, во всём есть воздух, лёгкость и вообще что-то от дирижабля. Эдакий «Интеграл» Замятина (оценили аллюзию?).
Выход из башни в пристройку, из кирпичного пространства в стекло и металл:
Красивые ступеньки. Вот так бы ходил и ходил по ним.
Кстати, а тут все в курсе, что цвет сукна, покрывающего рабочий стол, связан с классом чиновника? Признаюсь, серость моя безмерна, узнал об этом только в башне, когда зашли в комнату управляющего. Шкаф, часы, стол, покрытый зелёным сукном. На столе - фото любимой супруги.
- Зелёное сукно - средний уровень иерархии, - поясняет Хранитель. - Синее - самый низ. Красное сукно - вершина. А это, - он утыкает негодующий перст в пятно на потолке, - рабочие много лет назад пролили бочку с маслом, и кирпич пропитался…
Вот оно, пятно на репутации недостойных представителей пролетариата:
На пути - восковая фигура: старичок за пультом. Сие - манекен старейшего диспетчера Петра Малютина. Пётр Фёдорович доныне здравствует, к идее увековечить себя в воске отнёсся настороженно, но потом ничего, привык. Уборщицы тоже привыкли, а то поначалу всё здоровались с манекеном.
Хранитель бегает пальцами по пульту.
- Тут должна включиться программа, - говорит он. - И свет с экрана упадёт на лицо манекена таким образом, что оно покажется живым. То есть на соответствующие точки будут спроецированы световые изображения глаз и рта.
Хранитель настойчиво тыркает в кнопки, бормоча о том, что после некоторых любителей фотографироваться с манекеном настройки с неизменным успехом сбиваются. Программа не включается. На носу Петра Фёдоровича висит грустная световая полоска, на которой отчётлива надпись: no signal.
На пути - могучий кусок деревянной трубы. Потом другие фрагменты, поменьше. Это - части первых водопроводов. Конкретнее - некоторые экспонаты раньше обслуживали дворцы. Лежали в земле, пропуская воду, и было им глубоко фиолетово, куда эта вода бежит, к князю, аль ещё куда.
- Дерево не уступает по прочности железу, - замечает Хранитель. - Если это морёный дуб, так ему вообще сноса нет. Наша башня как раз на дубовых сваях стоит.
Киваю головой, стараюсь шагать осторожнее.
Потом мы ещё долго бродим по залам, смотрим макеты и фотографии. Слушаю рассказ, как ещё к Александру I подъезжали иноземные авантюристы, которые предлагали устроить водопровод, при этом отказывались знакомить с проектом. Знакомлюсь с идеей прорыть 43-километровый канал от Ладоги до Питера (ассоциации: хрустальный мост отсюда и до города Парижа).
А вот эту прозрачную штуку подарило правительство Швеции. Вроде как символ воды и жизни:
Жаль, что музей не охватывает «заречье», то есть другой берег Невы, на котором я в основном и реализую свои краеведческие амбиции и потенции. Зато вид отсюда красивый. На большое поле, под которым раньше находились подземные очистные резервуары, на вскрывшуюся Неву, на Выборгскую сторону. И в другую сторону, если чуть пройти по кругу: позолота знакомых шпилей и крестов.
Хорошо, когда в музее тихо.
Атмосферно!
Уж сколько раз пробегал мимо - а зашёл сюда впервые. Славное местечко, атмосферное. Всё-таки 150 лет сооружению. Старый кирпич, таинственные отверстия. В таком окружении любые ржавые железяки немедленно и органично приобретают статус концептуальной инсталляции.
Мои любимые железяки:
- А стропила у вас чьи? - интересуюсь.
- Английские, - говорит Хранитель. - Специально заказывали рельсы из Англии. Хотя наши явно не хуже. Есть только одно объяснение: 150 лет назад было то же, что и сейчас: честные тендеры, эффективные девелоперы, стратегические проекты…
Вспоминаю своё путешествие под крышей Зимнего дворца, решаю блеснуть:
- А как Вам, к примеру, чердаки Эрмитажа?
- А что мне чердаки? - пожимает плечами Хранитель. - Меня по роду деятельности подвалы больше интересуют. Вот подвалы в Зимнем интересные, да. Огромные красивые задвижки, оригинальные люки…
Вентиль с трубопровода, 1911:
Делаем несколько шагов, Англия снова оказывается в поле зрения. Перед нами - мощная экспозиция с биде и унитазами. Оказывается, в конце XIX - начале XX века британцы считались законодателями мод не только по сукну и технике, но и по горшкам (которые, в общем-то, тоже - техника).
Есть в этом что-то сюрное, не находите?
Кстати, по теме - листал тут книжку 1908 года, там расписывалось преимущество воздушных клозетов перед английскими ватерклозетами. Воздушные - это когда вытяжка из выгребной ямы подсоединяется к дымовой трубе, и ситуация с запахами зависит исключительно от качества тяги. А ватер - ну, тут всё понятно, да?
Юмор эпохи Серебряного века, ночная ваза, фарфор:
Цитирую: «Английские ватерклозеты действуют превосходно, но они не везде применимы; трудно, а во многих местах даже совсем невозможно, доставлять необходимое количество воды, а часто и отвод её затруднителен; вообще устройство ватерклозетов обходится дорого и они нередко нуждаются в ремонте. Починка ватерклозета в городах неприятна…»
Суровый бетонный унитаз, вырубленный в боли и печали, для людей, закалившихся в горниле революции:
- Очень широко была представлена сантехника фирмы «Сан Лоренс», - сообщает Хранитель. - Культурные петербуржцы не говорили «Пойти в туалет», они говорили «Удалиться в Сан Лоренс».
Ой, голая женщина! Дама принимает душ Колье:
Если в Эрмитаже меня встретила гулкая тишина зловещих анфилад, то здесь всё очень светлое и круглое. Центральная конструкция башни, её спинной нерв, это замурованная в кирпич дымогарная труба. Она не только согревала работников, но ещё и поддерживала тяжеленные баки с водой: в неё упирались несущие балки.
- Маловато места, - качает головой Хранитель. - Если бы нам всю башню предоставили, и этого не хватило бы. В городе постоянно идёт реконструкция, нам часто приносят разные старинные детали, чугун, свинец. Всё принимаем.
Залы, окружающие дымогарную трубу, просторны и местами двухэтажны. Приятно рассматривать лестницы, переходы, площадки и налипшую снаружи современную стеклянную пристройку, во всём есть воздух, лёгкость и вообще что-то от дирижабля. Эдакий «Интеграл» Замятина (оценили аллюзию?).
Выход из башни в пристройку, из кирпичного пространства в стекло и металл:
Красивые ступеньки. Вот так бы ходил и ходил по ним.
Кстати, а тут все в курсе, что цвет сукна, покрывающего рабочий стол, связан с классом чиновника? Признаюсь, серость моя безмерна, узнал об этом только в башне, когда зашли в комнату управляющего. Шкаф, часы, стол, покрытый зелёным сукном. На столе - фото любимой супруги.
- Зелёное сукно - средний уровень иерархии, - поясняет Хранитель. - Синее - самый низ. Красное сукно - вершина. А это, - он утыкает негодующий перст в пятно на потолке, - рабочие много лет назад пролили бочку с маслом, и кирпич пропитался…
Вот оно, пятно на репутации недостойных представителей пролетариата:
На пути - восковая фигура: старичок за пультом. Сие - манекен старейшего диспетчера Петра Малютина. Пётр Фёдорович доныне здравствует, к идее увековечить себя в воске отнёсся настороженно, но потом ничего, привык. Уборщицы тоже привыкли, а то поначалу всё здоровались с манекеном.
Хранитель бегает пальцами по пульту.
- Тут должна включиться программа, - говорит он. - И свет с экрана упадёт на лицо манекена таким образом, что оно покажется живым. То есть на соответствующие точки будут спроецированы световые изображения глаз и рта.
Хранитель настойчиво тыркает в кнопки, бормоча о том, что после некоторых любителей фотографироваться с манекеном настройки с неизменным успехом сбиваются. Программа не включается. На носу Петра Фёдоровича висит грустная световая полоска, на которой отчётлива надпись: no signal.
На пути - могучий кусок деревянной трубы. Потом другие фрагменты, поменьше. Это - части первых водопроводов. Конкретнее - некоторые экспонаты раньше обслуживали дворцы. Лежали в земле, пропуская воду, и было им глубоко фиолетово, куда эта вода бежит, к князю, аль ещё куда.
- Дерево не уступает по прочности железу, - замечает Хранитель. - Если это морёный дуб, так ему вообще сноса нет. Наша башня как раз на дубовых сваях стоит.
Киваю головой, стараюсь шагать осторожнее.
Потом мы ещё долго бродим по залам, смотрим макеты и фотографии. Слушаю рассказ, как ещё к Александру I подъезжали иноземные авантюристы, которые предлагали устроить водопровод, при этом отказывались знакомить с проектом. Знакомлюсь с идеей прорыть 43-километровый канал от Ладоги до Питера (ассоциации: хрустальный мост отсюда и до города Парижа).
А вот эту прозрачную штуку подарило правительство Швеции. Вроде как символ воды и жизни:
Жаль, что музей не охватывает «заречье», то есть другой берег Невы, на котором я в основном и реализую свои краеведческие амбиции и потенции. Зато вид отсюда красивый. На большое поле, под которым раньше находились подземные очистные резервуары, на вскрывшуюся Неву, на Выборгскую сторону. И в другую сторону, если чуть пройти по кругу: позолота знакомых шпилей и крестов.
Хорошо, когда в музее тихо.
Атмосферно!