Мне кажется, Гомеру очень повезло, что мы про него почти ничего не знаем. Ведь ни один биограф никогда не сможет написать про него какую-нибудь пошлость типа: «Это был непростой период в жизни поэта, он любил и страдал, а денег не хватало, дни проходили в атмосфере травли, при дворе появились недоброжелатели».
Мы знаем, что он был незряч и изъяснялся весомым слогом, таким же весомым, как и его мраморный бюст. Но не столько слог, сколько отсутствие фактов сделало Гомера древним и эпичным. А вот многим другим страшно не повезло. И потому их биографии так похожи. Они все любили и страдали, им всем не хватало денег, у них у всех были непростые периоды, атмосфера травли и козни завистников.
Я это к чему рассказываю - почитал тут биографию Гофмана. Сначала читал вдумчиво и старательно, а на сотой странице понял, что писатель так и не перестанет любить, страдать и нуждаться в деньгах, после чего стал пролистывать.
Пролистывал, пролистывал - и наконец понял, для чего мне попалась эта книга о великом писателе, склеенная из таких предсказуемых любовей, страданий и маленьких гонораров. Она попалась, чтобы познакомить меня с «Гофманианой» Тарковского, сценарием, который я не видел и не читал - или по серости своей, или по заполошности, или ещё по какой-то причине.
Это был такой бонус в конце книги, и я жутко рад, что до него добрался. Гофман велик, и Тарковский велик, а я хоть и сер, но уже не так сильно, как раньше. Если кто не читал, очень рекомендую - например, вот
здесь. Почитайте, а я прощаюсь: табак в кальяне выгорел, рюкзак уже собран, и через полтора часа поезд потащит меня куда-то через поля и леса, потому что так было задумано, запланировано, предопределено.
И пока вы это читаете, если, конечно, вы это читаете, последнее облако дыма рассеивается в пустой комнате, и слышится щелчок замка, и потом быстрые шаги по лестнице, и наконец наступает тишина. До Рождества!
Вот он. Всё ближе, ближе… Вот уже видна комната через блеск стекол в лакированных переплётах…
И черноволосая женщина с голубой лентой в волосах, сидящая у чайного столика.
Вот она поворачивает голову…
Но он так и не может рассмотреть её черты, потому что наступает темнота. Он чувствует только, что более близкого и дорогого, доброго и родного лица он не знал за всю свою нищую, короткую, сумасшедшую жизнь…