Между звёздами и пастухами
Вознесенский долгое время был моим любимым поэтом. Все старшие классы я таскал в школьной сумке его «Иверский свет». Толстый зелёный томик с потёртыми краями был перечитан вдоль и поперёк. Я знал эту книгу наизусть, мог цитировать не только стихи, но и прозу, которая была не менее певучей и поэтичной.
Меня поражало, чтò Вознесенский делает со Словом - и насколько изящно он это делает. Как легко работает со звукорядом, как замечательно подбирает и выстраивает слова. Насколько бесконечны и разнообразны его подходы к написанию стихов. То, что в 1960-е взрывало стадионы, накрывало меня все 90-е.
Завораживала насыщенность текстов. Сто раз перечитывал переводы Микеланджело, использованные потом в «"Юноне" и "Авось"». Воспоминания о Пастернаке, отрешённом и нездешнем. «Оза» и «Лёд-69». Щедрые пригоршни завораживающих, пронзительных, невероятных стихов. Чтение Вознесенского было настоящим праздником - и лучшим способом скоротать школьную перемену.
В десятом классе я написал подражание в манере «Авось», старательно соблюдая «заданные параметры». И потом очень долго мечтал приехать со своей поделкой в Переделкино, познакомиться с Андреем Андреевичем, признаться ему в самых горячих поэтических чувствах и, возможно, удостоиться одобрительной улыбки. Ну вроде как Пушкин перед Державиным, вы меня правильно поняли.
На выпускном экзамене в гимназии и на вступительном экзамене в университете я писал сочинения по Вознесенскому, не повторяясь, используя разные темы. А пятнадцатью годами ранее над дипломной работой по окказионализмам Вознесенского вдохновенно корпел мой отец, который и «подсадил» меня на поэта. Мы вместе собирали его книги, они до сих пор стоят дома на отдельной полке, уютной стопкой.
Несколько лет назад в Сочи разговорился с компанией учёных, приехавших на конференцию. Пожилые конструкторы пригласили меня за свой столик. Сначала беседа вращалась вокруг работы, но потом кто-то обронил знакомое сочетание - два-три слова из «Антимиров» - и пошло-поехало. Я продолжил цитату, сосед подхватил, другие подключились - и в результате мы сидели и декламировали, перебивая друг друга, в десяти метрах от серого моря. Стихотворение стало культурным кодом, по которому незнакомые люди вдруг поняли, что очень даже хорошо знакомы.
Если верно утверждение, что души чувствуют, когда их вспоминают, то пусть это моё небольшое воспоминание в день рождения Мастера будет замечено там, где Андрей Андреевич находится сейчас. Там, где белоснежные контрфорсы, словно лошади, воду пьют; там, где ограда белая возле домика на холме; там, между звёздами и пастухами, под стеной телескопа, в лачуге, в саду…
