интервью моего деда Ивана Григорьевича Хадиулина в День шахтёра-1997
Год назад, запуская проект "Мои наши", я говорил, что одной из целей проекта является то, что называется, возвращение памяти о моих предках и родственниках в жизнь. "Если чего-то нет в Интернете - этого не существует". В современных реалиях это так и есть. Гостя у родных в Артёме на новогодних праздниках, я натолкнулся на замечательное большое интервью своего деда Ивана Григорьевича, который умер десять лет назад. Интервью в газете "Артём" не было оцифровано и существовало только в архивных подшивках (и то не уверен), а также в ксерокопиях, которые сохранились у родных и близких. "Ужасное упущение", подумал я и потратил один из новогодних дней на то, чтобы оцифровать текст, подобрать фотографии и сопроводить все это своими небольшими страноведческо-родоведческими комментариями. И это, пожалуй, самое малое, что я могу сделать в память об одном из самых главных и важных людей в моей жизни. Впрочем, это только начало.
Текст под катом.
Штурман подземных недр
Интервью с Иваном Григорьевичем Хадиулиным (День шахтёра, 1997 год)
Иван Григорьевич Хадиулин, главный маркшейдер АО шахтоуправления «Дальневосточное». Угольной отрасли отдано 45 лет. Три года жил в Африке, работая на шахтах Народной Республики Мозамбик.
- Иван Григорьевич, скажите, сколько насчитывалось шахт в городе Артеме, когда Вы только-только начинали свою трудовую деятельность?
- О, их было предостаточно! Поэтому и город считался чисто шахтерским. 6-6-бис, 7-я, 8-я и 9-я, 11-я, 3-ц, потом была полна соединений-разъединений, новых названий - «Дальневосточная», «Имени Артёма», «Приморская», «Амурская», «Подгородненская». Сегодня в строю одна «Амурская», и теперь лишь она будет поставлять уголь для нужд города, в том числе и для пенсионеров-шахтеров, проживающих в своих домах. Думаю, ей придется нелегко.
- В то время советских преобразований, главным было что для шахтерского коллектива - выдать на-гора определенное количество черного золота, показать массовый героизм борьбы на переднем трудовом фронте или что-то еще. Кажется, на жизнь давила масштабность, была гигантомания строительства…
- Уголь в то время был хлебом промышленности, и его добыче отводилась первостепенная роль. В 50-60-е годы шахтер мог получить зарплаты в два-три раза больше, чем в иной другой отрасли промышленности. Если еще по старым деньгам, вы их возможно и не помните, строитель получал 800-1000 рублей, то шахтер зарабатывал от 2000 до 3000 рублей. Вы можете не поверить, но в то время, я хорошо помню, в очередь на работу в шахту ежедневно стояло по 100 человек. И лишь 10-15 могли пройти жесткий отбор для работы в забое.
И вообще в этот период было мощное движение массового героизма. Так сказать, поход на рекорд. Именно тогда шахтеры из Артема Григорьев Григорий Савельевич и Авдеев Петр Афанасьевич были удостоены звания Героя Социалистического труда за высокую добычу угля. Социалистическое соревнование просто подстегивало бригады завоевать в упорной работе звание коллектива коммунистического труда - с вручением вымпела, всяческих похвальных грамот, премий. Когда из забоя перепачканные угольной пылью горняки поднимались на поверхность под марши духового оркестра, сердце сжималось от гордости: «Смотрите, какие мы, советские герои».
Были тогда специальные ДПД - «дни повышенной добычи угля», и шахта «Дальневосточная» выдавала до 5000 тонн угля в сутки. Это был рекорд и для страны. А проходка выработок, особенно в бригадах Белоусова, доходила до 600 метров в месяц (обычная не превышала 100 метров). Все это рекорды. И делали их люди - Зиганшин, Григорьев, Иванцов и другие.
- А что в то время представляла собой шахта «Дальневосточная»?
- Она долгое время являлась авангардом угольной промышленности всего Дальнего Востока. Шахта-гигант, поскольку он стабильно давала в сутки свыше 3000 тонн угля. Сегодня подземная добыча более 500 тонн не дается во всем крае, хотя оснащенность шахт гораздо мощнее, чем она была в те годы. Теперь применяются механизированные комплексы по добыче угля, а в то время все вручную делалось. Производились взрывные работы, лопатой на конвейер - вот и вся механизация…
- Вы так вдохновенно все рассказываете… Но какая же во всем этом может быть романтика? Где-то там, на глубине, в полутемноте, идет тяжелый труд…
- Тот, кто проработал на шахте много лет, просто привязан к этому горняцкому труду, хотя он и тяжел, и изнурителен. Надо честно признаться, что, уходя на пенсию в 50 лет, шахтерское племя уже считалось старым, выработанным, и как ни прискорбно это говорить, но среди шахтеров нет долгожителей… Так что все разговоры, что шахтеры пользуются льготами, просто кощунственны…
- Сегодня по истечении стольких лет работы в угольной отрасли края Ваше мнение относительно природного богатства, которым является уголь, не изменилось? Пусть он себе там лежит в земле, есть же иные возможности обогреть, дать тепло.
- Теперь больше предпочтения отдается добыче угля открытым способом. Но дело в том, что и в мире, и в нашей стране ощущается дефицит коксующихся углей. А они добываются только подземным способом, за исключением Нерюнгри. Так что подземный способ добычи угля будет продолжаться еще долгое время.
- Говорят, что маркшейдер - это штурман подземных разработок, это действительно так?
- Ни одна горная выработка не проходит без вмешательства человека этой специальности. Именно он прокладывает трассы горных выработок. Стоит ему один раз ошибиться, значит, как специалист, он - ничто. Потому что это от его профессионализма в итоге зависят и затраты шахты, и безопасность работы. На этой специальности работают если и не фанаты, то очень преданные шахте люди, умеющие «видеть» ее собственным зрением, как на рентгене.
- Значит, Вы и есть та ходячая шахтовая энциклопедия, Вы как палочка-выручалочка для угольной отрасли края. Сколько лет Вы, Иван Григорьевич, отдали угольной отрасли?
- Я с 1952 года начал познавать шахтерские премудрости, так что за 45 лет многому научился. Мне не хотелось бы таких высоких слов, я просто всегда стараюсь в работе быть предельно внимательным, собранным, сотни раз обмозгую, прежде чем принять окончательное решение.
- Ошибки были, признайтесь?
- Маркшейдер семь раз отмеряет, один отрезает, потому что не имеет права на ошибку. Чтобы определить высокий профессионализм людей такой специальности, надо, чтобы при проведении встречных забоев не было расхождений ни на дециметр, состыковка должна быть точной. Если такого не случается, это уже профессиональный брак. Подобного у меня не было. Артемовское месторождение - одно из самых сложных в географическом отношении. Поэтому затраты на добычу одной тонны угля у нас намного больше, чем в других регионах или за рубежом. Там более благоприятные горно-геологические условия.
- Иван Григорьевич, в то время получить такую ответственную должность было непросто. В то время великих преобразований, когда первенствовал дух соревнования, одного мастерства, чтобы пробиться, так сказать, в люди, было недостаточно. Нужно было зарекомендовать себя активной личностью, пройти строгий отбор и кандидатский стаж, проявить себя преданным коммунистом…
- Да, это играло не последнюю роль. Подбор кадров в то время проводился очень щепетильно. Если надо было назначить главного инженера, то в обязательном порядке кандидат на эту должность обязан был пройти поэтапное введение в должность: быть бригадиром в забое, потом мастером, начальником участка, потом помощником главного инженера.
- Тогда сколько времени Вам потребовалось, чтобы дойти до должности главного маркшейдера всего тогдашнего объединения «Приморскуголь»?
- После окончания Сучанского горного техникума я работал маркшейдером на участке, потом маркшейдером на шахте 9/11, а затем главным маркшейдером треста. А после этого - уже в объединении «Приморскуголь» был на этой должности. В 1990 году вернулся вновь на «Дальневосточную», тоже на должность главного маркшейдера. Меня пригласили, потому что я долгое время занимался подработкой магистральных железных дорог. Вместе с группой ИГР (инженерно-геологических работ) мы выработали проект подработки станционных путей станции «Артём-Приморский-1» и перегонов.
- А теперь давайте откроем следующую страницу Вашей жизненной летописи. Вам пришлось работать в далекой Африке, учить шахтерскому труду рабочих Народной Республики Мозамбик. Как жилось Вам в знойной Африке без привычного туманного Приморья?
- Я проработал там три года. В 1979 году резко подскочили цены на нефть, и многие страны начали переходить с газа на твердое топливо. Республика Мозамбик, имея большие запасы твердого топлива, решила развивать угольную промышленность и экспортировать уголь. Им не тепло нужно было, им нужны были деньги. Они и обратились в Советский Союз с просьбой прислать им специалистов. Так в группе из десяти человек оказался и я. На три года попал в Африку и стал «русским сеньором».
- Иван Григорьевич, рискну задать Вам вопрос деликатного характера: Вы по национальности татарин, и Ваша жизнь в Приморье обязана родителям, которых принудительно выселили. Вам приходилось испытывать по этому поводу неудобства, насмешки, отчужденность, подозрительность начальства…
- Я татарин, но никаких преград, ущемлений никогда не ощущал. Жили мы здесь, как и все, в труде, в работе, не до того было, чтобы за кем-то подглядывать, нашептывать. Я владею татарским языком. Знаю узбекский, казахский, башкирский. Разумеется, разговорный. Но уехать на родину предков желания не было, хотя ездил в гости. Я родился здесь, в 1932 году, и в паспорте моем так и записано - Иван Григорьевич, хотя отца звали иначе…
Родителей выселили из Татарстана в Приморье в конце 20-х годов, посчитали зажиточными по тем временам. Они попали во второй поток переселенцев. В Татарстане осталось все нажитое, и дом до сих пор стоит, я был, видел. Жили родители в деревне и занимались сельским хозяйством.
Прибыли в Приморье, приехали вот сюда, в Артём. Тогда-то и города, по их словам, не было. Поселились в бараке. Отец устроился на шахту. Вы наверное и не знаете, что первая шахта в Артёме, № 1, находилась на месте сегодняшней зубопротезной больницы. Потом шахту в 1956 году соединили с шахтой «3-ц» (сегодняшняя «Дальневосточная»), и стал это единый горный комплекс. Отец работал в забое, а детей было в семье семеро. Я самый старший, выжило только четверо. Так что мой путь прост и обычен по тому времени: техникум, шахта, институт…
- Вернемся к Африке. Как Вы освоились там?
- Языкового барьера не было. Полгода я плотно изучал португальский язык. Ни одного слова сначала не знал, потом самостоятельно освоил разговорный, сейчас еще помню, при случае могу пообщаться. Главное, надо было приспособиться к 55-градусной жаре летом и к 30-градусной - зимой. А солнце идет с востока через север на запад, потому что южное полушарие. Насмотрелся на крокодилов, необычную природу, встречался с президентом Мозамбика. Столько воспоминаний храню, за один раз не рассказать…
Мозамбик. 1985 год
- Скажите, советского человека и там можно было отличить от европейца?
- Да, потому что мы были закомплексованы. Например, в шортах не ходили, лишний раз боялись на женщину взгляд бросить, вдруг чего-то не так подумают. Там, в Африке, другой мир и совсем другой подход к делу. Говорим, отсталый континент, а они, не в пример нам сегодняшним, уже тогда при решении любого технического вопроса наперед просчитывали деньги, выгоду, пользу. Там я проработал три года, ездил за десятки километров на рудник, обучал африканцев и сам трудился по 12 часов…
- И смогли заработать себе на приличную жизнь после возвращения?
- Наши специалисты в сравнении со всеми остальными и там получали мизер, такой был заключен контракт. Я купил автомобиль «Волга», а все остальное по мелочам разошлось. Переезжать никуда не хотел, хотя много объездил, но здесь родился и прикипел теперь до смерти.
- Иван Григорьевич, потом Вы вернулись и вновь потянулись привычные будни. Что кроме работы давало Вам хороший заряд бодрости?
- Спорт. В те годы вообще город наш был более спортивным. Массовость присутствовала и интерес. Центром всего спортивного был наш Дворец культуры угольщиков. Там столько секций разных было, интересно. Лично я увлекался штангой, футболом и хоккеем. Выступал на соревнованиях, честь шахты отстаивал, призы получал. И все после работы, три раза в неделю.
Дед действительно был отличным спортсменом. На верхней фото он в составе сборной своей части на первенстве дивизии по футболу (Сучан, 1953 год). Команда стала победителем, дед четвертый слева. А на нижней фото дед занимает 1-е место в первенстве Горного института по тяжелой атлетике (в рывке) (Ленинград, 1960 год).
- А успели личную жизнь построить в перерывах между работой и спортом?
- Все хорошо сложилось на личном фронте. Женился в 1957 году, так что 40 лет совместной жизни с супругой уже отмахали. Дочек вырастили, теперь уж три внука.
- Что же такое для Вас счастье? Вы его достигли, побывав во многих странах, включая Германию?
- Мир так огромен, сказочно красив, и каждый живущий в нем, даже при проблемах и сложностях, все равно какую-то крупицу счастья имеет. Каждому - свое. Один довольствуется малым и безмерно рад, другой хочет чего-то необычного… Я пожил, повидал много. Наверное, я из того поколения советских людей, которые жили работой и были счастливы именно трудом. Для меня кроме работы ничего важнее в жизни нет, не могу без шахты, хотя и 45 лет стажа имею.
- Пенсия хорошая?
- Вот в Германии на мой вопрос о пенсии мне объяснили, что шахтеры будут получать при выходе на отдых столько же, сколько они зарабатывали в шахте. А у нас? У меня сегодня пенсии 495 тысяч, сами понимаете, не для хорошей жизни эти деньги.
- Чем будете на отдыхе заниматься?
- Не увлекаюсь телевизором, лучше лишний раз прочитаю книгу или газеты. Раньше выписывали в дом десятки наименований, сейчас все так дорого. Люблю спортивные статьи и болею за свой родной артемовский «Шахтер» и «Луч», даже на игры во Владивосток езжу. Постоянно купаюсь в море. Мое любимое блюдо - национальное - балиш. Это огромный мясной пирог с картофелем. Все в тесто закатывается, печется в духовке. Хлопотно делать, но по праздникам балуем себя. А вообще я хочу написать книгу, материал уже собран. Писатели любимые - Драйзер, Бальзак, Мопассан. А книгу свою хочу оставить в память о той советской жизни - с ее проблемами, перекосами, большими и маленькими радостями. Чтобы ощущался в ней шахтерский дух ударного труда. И радость, что я там жил, работал, оставил свой след.
(Беседовала Валентина Забава. Интервью опубликовано в газете «Артём». № 35. 29 августа 1997 года)
Блиц-анкета
(опубликована там же)
Образование - высшее
Любимое занятие - машина
Состав семьи - жена, две дочери, три внука
Партийная принадлежность - коммунист с 1967 года, партбилет при себе
Самое яркое воспоминание - африканская жара и крокодилы
Наличие квартиры - трехкомнатная
Награды - нагрудный знак «Шахтерская слава» III-й и II-й степеней
Любимый вид спорта - их три: футбол, штанга, хоккей
Личные недостатки - на первое место ставлю работу
Наличие автомобиля - «Волга»
Любимое время года - лето
...
Комментарии к прочитанному.
Я специально не стал вставлять сноски по ходу текста, чтобы оставить восприятие от интервью чистым. Однако несколько комментариев совершенно необходимо, так как отдельные тезисы могут быть не вполне понятны спустя 20 лет после публикации, а некоторые на самом деле не соответствуют реальной истории нашей семьи, о чем дед Иван Григорьевич или искренне не знал, или же не считал нужным высказываться публично.
Для удобства мои комментарии имеют отсылки к конкретным вопросам-ответам интервью, хотя и по контексту понятно, о чем я веду речь.
Итак,
1 вопрос:
Дед дает обзор угольной отрасли Артёма, которую я отлично помню с детства, так как шахты были важнейшими ориентирами городского пространства, были основой местной топонимики и так далее. Я естественно помню только «новые названия». Среди «старых» наиболее устойчивым было название шахты «Дальневосточной» - «3-ц» (произносилось "три-цэ"). Именно на ней работал дед на последнем этапе своей трудовой деятельности, и именно туда я приходил к нему в кабинет.
Шахта «Дальневосточная» закрылась как раз в 1997 году (существовала с 1938 года). Находилась на северном конце улицы Дзержинского. Дед ходил на работу пешком, минут 15 от дома. После закрытия сама шахта была затоплена, наземное оборудование разграблено. Наземные помещения сейчас используются под склады.
Шахта «Амурская» (№ 8) - существовала с 1945 по 2000 гг. Находилась в значительном удалении от центральной части города, в районе Зыбунного ключа.
Шахта «Приморская» (№ 11) - закрыта в 1997 году. Находилась в районе недалеко от нынешнего железнодорожного и автомобильного ответвления на новый терминал аэропорта.
Шахта «Подгородненская» - закрыта в 1995 году. Находилась в поселке Трудовом (Подгородненка).
Шахта «Имени Артёма» находилась в Шкотово и была построена в 1975 году на месте ранее существовавшей шахты № 6-6-бис). Шахта «Имени Артёма» существовала до 1999 года.
Дед не упомянул шахту «Озёрную» (№ 7) - шестую из артемовских шахт, существовавших к 1990-м годам - она работала с 1941 года и была закрыта раньше других, в 1994 году. Находилась в районе железнодорожной станции «Артём» (ранее - «Аэропорт»).
7 вопрос:
Дед говорит, что начал изучать шахтерские премудрости в 1952 году - то есть когда ему было 20 лет. В этом возрасте он поступил в Сучанский горный техникум (ныне Приморский многопрофильный колледж в городе Партизанск, существует с 1932 года, работает до сих пор).
Партизанск являлся лидером угольной промышленности края, опережая по количеству добываемого угля Артём. В 1990-е годы Партизанск также лишился всех своих угольных шахт, причем в Партизанске, в отличие от Артема, этот процесс был сопряжен с забастовками и протестами шахтеров. Последняя шахта («Центральная») была закрыта в 2004 году.
8 вопрос:
Неблагоприятные геологические условия, о которых говорит дед, и были в конечном итоге главной причины убыточности приморских шахт в новых экономических условиях. Кроме того, на артемовских шахтах добывали бурый уголь, который имеет меньшую теплоту сгорания, чем каменный уголь, поэтому экономическая прибыльность его добычи также ниже.
10 вопрос:
Трест, о котором говорит дед - трест «Артемуголь», который объединял все артемовские шахты. В 1943 году «Артемуголь» и другие угольные предприятия края («Сучануголь», «Дальшахтострой» и т.д.) были объединены в Объединение «Приморскуголь». Штаб-квартира Объединения находилась и находится во Владивостоке по адресу: ул. Светланская, 8. Уже будучи главным маркшейдером Объединения, дед каждый день ездил на работу во Владивосток, на электричке (благо, что станция была от работы совсем близко).
С коллегами по Объединению
В 1990-х годах Объединение пережило ликвидацию своих основных производственных мощностей, однако осталось в строю. В настоящий момент оно управляет шахтами лишь на двух месторождениях: в Новошахтинске (разрезоуправление «Новошахтинское») и в Липовцах (шахтоуправление «Восточное»). (Лучегорский разрез из управления Объединения вышел в 1998 году). С 2003 года собственником «Приморскугля» становится ОАО «Сибирская угольная энергетическая компания» (СУЭК, штаб-квартира в Москве). «Приморскуголь» получает статус Владивостокского филиала компании.
11 вопрос:
Мозамбик получил независимость от Португалии в результате т.н. «Революции гвоздик» в метрополии в 1975 году (военный переворот, в ходе которого была свергнут авторитарный режим «Нового государства»). С 1975 по 1990 гг. страна называлась Народная Республика Мозамбик и находилась в дружеских отношениях с СССР. Официальной целью правящего Фронта Освобождения Мозамбика (ФРЕЛИМО) декларировалось построение социализма.
В соответствии с Договором о дружбе и сотрудничестве между СССР и НРМ 1977 года в Мозамбик отправлялись группы советских специалистов, в одной из которых в 1983-86 гг. и работал дед. Его основное место работы находилось в столице Мозамбика - Мапуту, но при этом он действительно много ездил по стране (из рассказов, я точно помню, что он бывал в городе Тете в долине реки Замбези; именно там находятся основные месторождения угля).
12 вопрос:
Дед рассказывает о своей семье и истории переезда из Татарстана в Приморья с рядом неточностей. Впрочем, даже судя по тем разговорам, которые были при его жизни, понятно, что историю семьи и переселения он знал плохо, так как среди родных эта тема была «под запретом». При этом своего незнания он стеснялся и готов был согласиться с тезисами собеседника даже если они не соответствовали реальности.
В очерке о жизни моего прадеда Галима Хадиулина я уже описывал основные причины, побудившие родителей деда покинуть родной Татарстан (деревня Катмыш, ныне Мамадышский район) и переехать в далекое Приморье. Если в двух словах, то дед неправ в важном моменте - переселение не было принудительном. В Приморье в советское время насильно вообще не ссылали. В 1930-31 годах семья Хадиулиных приехала добровольно, для того, чтобы работать на угольном месторождении, которое активно развивалось с начала века и на котором остро не хватало рабочих рук.
В чем дед прав, так это в том, что существовали веские причины для переселения, идущие от государства. Переселенцы могли уезжать не потому что их насильно ссылали, а потому что они опережали действия властей, опасаясь ареста и последующих репрессий (это могло быть тюремное заключение, спецпоселение, конфискация имущества). Причин для репрессий в татарских деревнях по большому счету было две: раскулачивание и гонения на мусульманское духовенство (в 1920-х годах - из числа т.н. «безмечетных мулл»). Первая история (раскулачивание) - это про семью Гильмановых, родителей моей бабушки. Дед в своем интервью ссылается именно на эту причину - видимо, как наиболее понятную собеседнику и устраивающую его. В семье тема возможной принадлежности к духовенству была табуирована, несмотря на обилие в доме религиозной литературы и умение прадеда и прабабки читать по-арабски. И даже в 1997 году дед не смог заставить себя упомянуть об этом факте (или же он действительно не предполагал этого, так как его родители старательно избегали разговоров на эту тему). Впрочем, тезис о принадлежности к сословию «безмечетных мулл» является нашей гипотезой и документами, естественно, подтверждена быть не может. Так что и вариант про то, что Хадиулины уехали, опасаясь неизбежного раскулачивания, полностью отбрасывать нельзя.
Так или иначе, в начале 1930-х годов Хадиулины переселились в Артём, и прадед начал работать на шахте. В чем дед опять же прав, так это в том, что Хадиулины относились ко второй волне переселенцев из Татарстана. К моменту их приезда в Артём здесь уже была устойчивая татарская община - как раз из числа рабочих, навербованных для работы на шахтах. Один из трех наиболее прославленных артемовских шахтеров (их упоминает дед в интервью) - Ахметша Зиганшин - татарин.
Дед упоминает, что его отец работал в забое. Это верно, так как Галим Хадиулин был «лесоспусщиком» и «подземным лесогоном», то есть отвечал за доставку и установку «леса» - деревянных бревен, которыми укрепляют стены и потолок забоя. Место работы прадеда (шахта № 1) находилась на месте нынешней стоматологической больницы - это буквально через дорогу от дома по адресу Дзержинского, 12, где жила наша семья.
Дед говорит, что в семье было семеро детей. На самом деле было восемь детей (он забыл посчитать самого старшего, который родился еще в Татарстане). А выжило только четверо, это правда.
Дед упоминает, что у него в паспорте написано «Иван Григорьевич», хотя отца звали по-другому (Галимула Хадиулович). Это так, но на самом деле даже в свидетельстве о рождении было записано его татарское имя (Валиула, в общении - «Валей»). По семейной легенде, новые документы, соответствующие тому, как его называли в школе и в армии, он сделал в период срочной службы.
Дед во время срочки. Сучан, ориентировочно 1953 год.
А вот про «самую обычную» биографию дед явно поскромничал. Армия (дед служил в штабе воинской части под Партизанском), техникум (опять же Партизанск), шахта (в родном Артеме) - это да. Но вот институт - эта страница биографии явно выбивается из среднестатистических показателей. Уже будучи взрослым человеком, обзаведясь семьей и имея за плечами опыт службы в армии и работы на шахте, дед поступил в институт. Да не куда-нибудь, а в сам Горный институт в Ленинграде. Одно из ведущих и наиболее престижных учебных заведений технического профиля в стране. Дед выучился на маркшейдера и вернулся в Приморье, добившись вершины в своей специальности, которая только была возможна в родном крае - он был главным маркшейдером всей приморской угольной отрасли!
Сложно сказать, что это за форма. Возможно, выпускная в Горном техникуме.
Вот такая получается вертикальная мобильность по-советски. Отец был лесоспусщиком на шахте, сын - главным маркшейдером всего регионального объединения шахт. Это как на корабле матрос и первый штурман. Неудивительно, что дед придерживался крайне высокого мнения о советской системе, видел от нее только хорошее и сам был убежденным коммунистом. Те возможности, которые советская система давала своим гражданам, он использовал сполна.
13 вопрос:
Воспоминаний об Африке действительно было много. Например, о своей встрече с президентом Мозамбика по имени Самора Машел он вспоминал и перед нами. Я почему-то запомнил, что Самора показался деду очень маленьким и щуплым, хотя дед и сам был роста чуть ниже среднего, но крепким и коренастым. (На сайте https://www.famouspeopleheights.com, посвященном росту знаменитостей, указано, что рост Саморы - 170 см).
В общем, не будет преувеличением сказать, что вся жизнь деда поделилась на «до» и «после» Мозамбика. К сожалению, большая часть этих воспоминаний осталась с ним навечно. Что-то я еще помню по детству, но отрывочно и не всегда четко. Тем не менее, что помню - постараюсь записать в ближайшее время.
18 вопрос:
Про поездку в Западную Германию (что-то типа стажировки или обмена опытом), дед действительно вспоминал часто, неизменно с уважением к этой стране и постановке там угледобывающего дела. А еще я знаю, что поставив перед собой цель поработать за границей, дед стремился на Шпицберген, где с 1930-х годов по концессии работал советский трест «Арктикуголь». Но со Шпицбергеном не получилось (туда был серьезный поток желающих с Донбасса и Кузбасса, так как помимо всех бонусов от работы за границей, шахтеры получали вполне приличную инфраструктуру и привычные бытовые условия). Вместо Шпицбергена появился вариант поработать в Мозамбике. Так вместо заполярной стужи дед оказался в африканской жаре.
19 вопрос:
495 тысяч до деноминации - это 495 рублей после деноминации, решение о которой как раз было принято в августе 1997 года (вступила в силу с 1 января 1998 года). Более того, вся пенсия, о размере которой говорит дед, могла быть получена одной купюрой, так как в 1997 году появились купюры номиналом 500 тысяч рублей - после деноминации 500 рублей с изображением Архангельска. То есть это безусловно очень и очень мало. Впрочем, до финансового кризиса 1998 года цены были ниже привычных нам. Например, булка хлеба стоила 2,5-3 тысячи рублей, пачка импортных сигарет - 5-7 тысяч рублей, 1 доллар стоил 5 тысяч рублей (т.е. 5 рублей после деноминации и до дефолта). Вообще же вся статистика от Федеральной службы госстатистики здесь.
20 вопрос:
К сожалению, книга, о которой упоминает дед, так и не состоялась. Дед Иван Григорьевич умер спустя всего лишь десять лет после публикации этого интервью. Он ушел достаточно молодым (75 лет), но нельзя сказать, что полным сил. Он действительно оказался слишком зависимым от работы, которой посвятил всю свою жизнь. Борьба за то, чтобы шахты продолжали свою работы, отняла у него слишком много нервов и подорвала богатырское некогда здоровье. Дед был уверен, что в недрах Артемовского месторождения еще много угля, который можно и нужно добывать. Как минимум, нельзя оставлять на произвол дорогое оборудование. За десятилетие без работы он просто-напросто зачах, хотя и был окружен любящей семьей и не бросал своих увлечений (подледная рыбалка, дача, спортивные трансляции). Он умер в мае 2007 года. Этой публикацией безусловно не может быть исчерпана тема его жизни. К его личности я буду возвращаться вновь и вновь, как в рамках проекта «Мои наши», так и в других своих текстах. Потому что, так или иначе, я все время возвращаюсь к деду в своих мыслях и размышлениях. И в каком-то смысле всё, что я делаю, я посвящаю ему и его памяти.