СУД НАД БОРИСОМ МИРОНОВЫМ. О РОЛИ СТУКАЧЕЙ В РАЗВИТИИ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
В день второго заседания по делу писателя Бориса Миронова коридоры судебного присутствия на Каланчёвской улице кипели людьми, пришедшими взглянуть на уникальное действо. И впрямь, чем судебное действо хуже театрального представления? Перефразируя Шекспира, суд - театр, и судьи в нем - актеры. Впрочем, не только судьи, и обвинители, и судебные секретари, и приставы, - все!, вплоть до сержанта, сверяющего у порога паспорта с лицами пришедших. На судебной сцене играют справедливость, объективность, равноправие сторон и торжество Закона. Они, - кто с искусным пафосом, а кто бездарно бубня заученную роль, - разыгрывают на судебных подмостках написанные прокуратурой, следственным комитетом, ФСБ пьесы с похищенным у классика названием «Преступление и наказание». Было ли нет преступление, как вы понимаете, в этих пьесах суд рассматривать не обязан, должно последовать за ним наказание или нет, в рассмотрение суда тоже не входит. Басманное правосудие на то оно и «басманное», чтобы разыгрывать один и тот же сюжет: преступление, конечно, было, и наказание непременно будет! Ибо в отличие от Достоевского, драматургия пьес в Басманном суде не отличается оригинальностью, а фабула не блистает свежестью. Какую следствие с прокуратурой уготовили пьесе развязку, такой финал, и только такой, с точностью до запятой, оглашает в приговоре судья. Впрочем, может и накинуть сверху год-другой - «от себя».
Итак, в зале Басманного суда снова аншлаг. Заметим попутно, что для подобных судебных заседаний не худо было бы предоставлять сцены поболее, чем этот крохотный закуток о четырех окнах и двух лавках. Но, видно, актерское мастерство судьи Сафиной и особенно исполнительское дарование прокурора Рыбака еще не достигли своего апогея, чтобы являть их во всем блеске широкой зрительской аудитории. Нельзя же выводить актеров драмкружка сразу на сцену МХАТа.
И прокурор, и адвокат, и подсудимый перед началом процесса выкладывают перед собой стопки бумаг. Борис Миронов ещё и белый том запрещенной «Битвы с игом иудейским». Прокурор скашивает на крамольное издание явно заинтересованный взгляд, что не остаётся без внимания и комментария подсудимого: «Ну вот и обвинитель впервые живьём увидел книгу». Прокурор нервно отмалчивается. Немая сцена судебной пьесе не помеха.
Судья выскальзывает из двери так тихо, что если бы не бдительный возглас секретаря «Всем встать!», ее явления никто бы из присутствующих не заметил. Говорит тихо, убаюкивающе: «Прошу садиться» и предоставляет слово стороне обвинения, которая с сегодняшнего дня будет обличать, разоблачать и клеймить писателя Бориса Миронова за его слова и мысли - такова суть представления доказательств виновности по 280-й статье УК.
Прокурор на прошлом заседании запросил неделю, чтобы явить суду свидетелей, пропечатанных следователями ФСБ в обвинительном заключении. Чего уж они там претерпели от книги Бориса Миронова «Битва с игом иудейским» предстояло услышать суду. Немного помявшись и откашлявшись, прокурор неожиданно заявляет: «В связи с неявкой свидетелей прошу разрешить огласить письменные материалы дела». Видя недоумение на лице судьи, оправдывается: «Мы разослали повестки свидетелям, но они не явились». «Это неправда! - моментально реагирует Борис Миронов. - В коридоре суда находится свидетель обвинения, который не получал никакой повестки».
Адвокат Иван Миронов на голимую правду о прокурорской лжи набрасывает деликатные юридические одежды: «Ваша честь, прокурор вводит суд в заблуждение. Один из свидетелей обвинения действительно находится сейчас в коридоре суда. Он действительно не получал никакой повестки, на суд его никто не вызывал. Свидетель может быть допрошен прямо сейчас».
Но прокурор Рыбак почему-то не желает видеть нежданно-негаданно свалившегося ему на голову свидетеля. Его настроение зорко подмечает судья, ничуть не смутившаяся тем, что прокурор ввел ее в заблуждение. Она спешно приходит на помощь растерявшемуся лейтенанту опростоволосившейся юстиции: «Порядок предоставления доказательств определяется сторонами самостоятельно. Обвинитель предполагает сначала представить письменные материалы дела, а уж потом допросить свидетелей».
Адвокат Иван Миронов немедленно возражает, разумеется, в рамках разрешенных процессом замечаний на действия председательствующей: «Судья в судебном заседании исказила позицию прокуратуры. Прокурор предложил огласить письменные материалы на том основании, что в суд не явились приглашенные свидетели».
Пока судья подыскивает подходящую отповедь адвокату, разоблаченный обвинитель кидается невпопад оправдываться: «Правда-правда. В два часа дня ни одного свидетеля в зале суда не было».
Подсудимый Борис Миронов насмешливо качает головой: «Ложь! Пусть обвинение представит доказательства, что свидетелей действительно вызывали».
Однако судья стоит облеченной в черную мантию горой за обвинителя, не обращая ни малейшего внимания на то, что он сам ей сейчас противоречит.
«Был определен порядок предоставления доказательств, - бормочет судья себе под нос, то ли рассуждая сама с собой, то ли сама себя убеждая. - Сторона обвинения представляет доказательства в том порядке, в каком пожелает. Никто не сообщал обвинителю, что свидетель явился в суд».
Так завершилась первая стычка сторон на дальних подступах к большой схватке.
Обвинитель приступает к ритуалу оглашения письменных материалов дела писателя, экс-министра печати, политика Бориса Миронова. А в деле, прошу заметить, целых восемь томов преступлений, нарытых неутомимыми правнучатками самого Дзержинского.
Слушаем обвинителя, затаив дыхание. А тот, сознавая значимость момента, - антигосударственное преступление разоблачает! - старается говорить весомо и торжественно.
Из чего же пошили дело Бориса Миронова? На подкладку пошли доносы, респектабельно именующиеся в деле заявлениями о преступлении. И у этих доносов, как ни странно, впрочем, кого им стесняться, есть авторы - Прошечкин с Дашевским - заправилы «Московского антифашистского центра», по мнению специалистов, очередной отросток на ветвистом древе организации «Union of Councils for Soviet Jews», созданием которой хвастался бывший глава израильской спецслужбы «Натив» Яков Кедми. Процитируем донос, удивляясь живучести этого подлого жанра в правоохранительной практике: «Обращаем внимание прокуратуры, что книги Бориса Миронова продаются в центральном округе Москвы, в магазинах «Библио-глобус» и «Молодая гвардия». В этих изданиях проповедуются идеи, направленные на возбуждение национальной ненависти и вражды и содержатся подстрекательства к захвату власти и насильственному изменению Конституционного строя Российской Федерации. В этой связи просим вас обратить внимание на некоторые наиболее вопиющие высказывания из вышеуказанных книг, просим решить вопрос о том, какие меры прокурорского реагирования должны быть приняты к автору указанных текстов». Просто классика стукачества! И какая ж при этом чувствуется набитая рука виртуозов-шептунов не без повелительной нотки прокурору о принятии мер к Борису Миронову за его «вопиющие высказывания». Такой талант со скандачка не обретёшь, не иначе как такое в генах по наследству передаётся.
Другое странно: десятки тысяч заявлений, жалоб, просьб, как явствует из отчётов Генерального прокурора России, правоохранительные органы беззаботно смахивают локтем в корзину для мусора, а здесь какая честь доносу! враз пошло по инстанциям с высочайшими резолюциями «Ату!» и «Фас!».
На это не замедлил обратить внимание суда адвокат Иван Миронов: «Данное заявление носит голословный, клеветнический характер, имеет цель опорочить моего подзащитного. Считаю, что данное доказательство является не относимым и носит клеветнический, вымышленный характер».
Донос, как доказательство преступления, - это, безусловно, не новое слово в российской юриспруденции. В прошлом веке донос справно служил незаменимым инструментом карьеры, добычи жилплощади и прочих радостей жизни. Ныне донос используется как действенный способ устранения политического противника. Обвинишь человека в экстремизме и дело в шляпе: все пути на выборы ему перекрыты, ибо судимость является к тому законоустановленным непреодолимым препятствием.
Обвинитель продолжал читку письменных материалов. Помимо изложенных в рапортах следователей собственных впечатлений от книг Миронова в виде «обнаружения признаков преступления», в деле обнаружилось невероятное количество не имеющего отношения к писателю бумажного мусора, который, другим доводом не обоснуешь, подшивали сюда для увеличения объема преступлений Бориса Миронова, как-то: книжки совершенно других людей, изданные тем же издательством, авторские договоры злополучного издательства с разными писателями, товарные накладные и квитанции все того же издательства на самые разные книги… Словом, всю канцелярию издательства «Алгоритм», как она громоздилась на столах во время обыска, дознаватели небрежной рукой смахнули в объемистый чекистский портфель и вшили в дело. Эти документы прокурор зачитывал нудно и скучно, подчас в нотках его голоса звучало неподдельное изумление от бессмысленности зачитываемых бумаг и бумажек, которые в юриспруденции стыдливо именуются «не относимыми к делу» документами, а в быту прозываются «всякой хренью». Но поскольку обвинитель Рыбак вникал в преступления писателя Миронова впервые, то и читал он эту «хрень» всю подряд, совмещая, подобно Цезарю, сразу два занятия - знакомство с материалами уголовного дела и оглашение таковых в суде.
Изрядно поблуждав по накладным, по квитанциям и договорам, обвинитель, наконец, добрел до самого главного в деле писателя Бориса Миронова - до лингвистических и психологических экспертиз его книги. Вот на этом интересном месте позвольте, дорогой читатель, начать уж с чистого листа.
Таисия Трофимова
Итак, в зале Басманного суда снова аншлаг. Заметим попутно, что для подобных судебных заседаний не худо было бы предоставлять сцены поболее, чем этот крохотный закуток о четырех окнах и двух лавках. Но, видно, актерское мастерство судьи Сафиной и особенно исполнительское дарование прокурора Рыбака еще не достигли своего апогея, чтобы являть их во всем блеске широкой зрительской аудитории. Нельзя же выводить актеров драмкружка сразу на сцену МХАТа.
И прокурор, и адвокат, и подсудимый перед началом процесса выкладывают перед собой стопки бумаг. Борис Миронов ещё и белый том запрещенной «Битвы с игом иудейским». Прокурор скашивает на крамольное издание явно заинтересованный взгляд, что не остаётся без внимания и комментария подсудимого: «Ну вот и обвинитель впервые живьём увидел книгу». Прокурор нервно отмалчивается. Немая сцена судебной пьесе не помеха.
Судья выскальзывает из двери так тихо, что если бы не бдительный возглас секретаря «Всем встать!», ее явления никто бы из присутствующих не заметил. Говорит тихо, убаюкивающе: «Прошу садиться» и предоставляет слово стороне обвинения, которая с сегодняшнего дня будет обличать, разоблачать и клеймить писателя Бориса Миронова за его слова и мысли - такова суть представления доказательств виновности по 280-й статье УК.
Прокурор на прошлом заседании запросил неделю, чтобы явить суду свидетелей, пропечатанных следователями ФСБ в обвинительном заключении. Чего уж они там претерпели от книги Бориса Миронова «Битва с игом иудейским» предстояло услышать суду. Немного помявшись и откашлявшись, прокурор неожиданно заявляет: «В связи с неявкой свидетелей прошу разрешить огласить письменные материалы дела». Видя недоумение на лице судьи, оправдывается: «Мы разослали повестки свидетелям, но они не явились». «Это неправда! - моментально реагирует Борис Миронов. - В коридоре суда находится свидетель обвинения, который не получал никакой повестки».
Адвокат Иван Миронов на голимую правду о прокурорской лжи набрасывает деликатные юридические одежды: «Ваша честь, прокурор вводит суд в заблуждение. Один из свидетелей обвинения действительно находится сейчас в коридоре суда. Он действительно не получал никакой повестки, на суд его никто не вызывал. Свидетель может быть допрошен прямо сейчас».
Но прокурор Рыбак почему-то не желает видеть нежданно-негаданно свалившегося ему на голову свидетеля. Его настроение зорко подмечает судья, ничуть не смутившаяся тем, что прокурор ввел ее в заблуждение. Она спешно приходит на помощь растерявшемуся лейтенанту опростоволосившейся юстиции: «Порядок предоставления доказательств определяется сторонами самостоятельно. Обвинитель предполагает сначала представить письменные материалы дела, а уж потом допросить свидетелей».
Адвокат Иван Миронов немедленно возражает, разумеется, в рамках разрешенных процессом замечаний на действия председательствующей: «Судья в судебном заседании исказила позицию прокуратуры. Прокурор предложил огласить письменные материалы на том основании, что в суд не явились приглашенные свидетели».
Пока судья подыскивает подходящую отповедь адвокату, разоблаченный обвинитель кидается невпопад оправдываться: «Правда-правда. В два часа дня ни одного свидетеля в зале суда не было».
Подсудимый Борис Миронов насмешливо качает головой: «Ложь! Пусть обвинение представит доказательства, что свидетелей действительно вызывали».
Однако судья стоит облеченной в черную мантию горой за обвинителя, не обращая ни малейшего внимания на то, что он сам ей сейчас противоречит.
«Был определен порядок предоставления доказательств, - бормочет судья себе под нос, то ли рассуждая сама с собой, то ли сама себя убеждая. - Сторона обвинения представляет доказательства в том порядке, в каком пожелает. Никто не сообщал обвинителю, что свидетель явился в суд».
Так завершилась первая стычка сторон на дальних подступах к большой схватке.
Обвинитель приступает к ритуалу оглашения письменных материалов дела писателя, экс-министра печати, политика Бориса Миронова. А в деле, прошу заметить, целых восемь томов преступлений, нарытых неутомимыми правнучатками самого Дзержинского.
Слушаем обвинителя, затаив дыхание. А тот, сознавая значимость момента, - антигосударственное преступление разоблачает! - старается говорить весомо и торжественно.
Из чего же пошили дело Бориса Миронова? На подкладку пошли доносы, респектабельно именующиеся в деле заявлениями о преступлении. И у этих доносов, как ни странно, впрочем, кого им стесняться, есть авторы - Прошечкин с Дашевским - заправилы «Московского антифашистского центра», по мнению специалистов, очередной отросток на ветвистом древе организации «Union of Councils for Soviet Jews», созданием которой хвастался бывший глава израильской спецслужбы «Натив» Яков Кедми. Процитируем донос, удивляясь живучести этого подлого жанра в правоохранительной практике: «Обращаем внимание прокуратуры, что книги Бориса Миронова продаются в центральном округе Москвы, в магазинах «Библио-глобус» и «Молодая гвардия». В этих изданиях проповедуются идеи, направленные на возбуждение национальной ненависти и вражды и содержатся подстрекательства к захвату власти и насильственному изменению Конституционного строя Российской Федерации. В этой связи просим вас обратить внимание на некоторые наиболее вопиющие высказывания из вышеуказанных книг, просим решить вопрос о том, какие меры прокурорского реагирования должны быть приняты к автору указанных текстов». Просто классика стукачества! И какая ж при этом чувствуется набитая рука виртуозов-шептунов не без повелительной нотки прокурору о принятии мер к Борису Миронову за его «вопиющие высказывания». Такой талант со скандачка не обретёшь, не иначе как такое в генах по наследству передаётся.
Другое странно: десятки тысяч заявлений, жалоб, просьб, как явствует из отчётов Генерального прокурора России, правоохранительные органы беззаботно смахивают локтем в корзину для мусора, а здесь какая честь доносу! враз пошло по инстанциям с высочайшими резолюциями «Ату!» и «Фас!».
На это не замедлил обратить внимание суда адвокат Иван Миронов: «Данное заявление носит голословный, клеветнический характер, имеет цель опорочить моего подзащитного. Считаю, что данное доказательство является не относимым и носит клеветнический, вымышленный характер».
Донос, как доказательство преступления, - это, безусловно, не новое слово в российской юриспруденции. В прошлом веке донос справно служил незаменимым инструментом карьеры, добычи жилплощади и прочих радостей жизни. Ныне донос используется как действенный способ устранения политического противника. Обвинишь человека в экстремизме и дело в шляпе: все пути на выборы ему перекрыты, ибо судимость является к тому законоустановленным непреодолимым препятствием.
Обвинитель продолжал читку письменных материалов. Помимо изложенных в рапортах следователей собственных впечатлений от книг Миронова в виде «обнаружения признаков преступления», в деле обнаружилось невероятное количество не имеющего отношения к писателю бумажного мусора, который, другим доводом не обоснуешь, подшивали сюда для увеличения объема преступлений Бориса Миронова, как-то: книжки совершенно других людей, изданные тем же издательством, авторские договоры злополучного издательства с разными писателями, товарные накладные и квитанции все того же издательства на самые разные книги… Словом, всю канцелярию издательства «Алгоритм», как она громоздилась на столах во время обыска, дознаватели небрежной рукой смахнули в объемистый чекистский портфель и вшили в дело. Эти документы прокурор зачитывал нудно и скучно, подчас в нотках его голоса звучало неподдельное изумление от бессмысленности зачитываемых бумаг и бумажек, которые в юриспруденции стыдливо именуются «не относимыми к делу» документами, а в быту прозываются «всякой хренью». Но поскольку обвинитель Рыбак вникал в преступления писателя Миронова впервые, то и читал он эту «хрень» всю подряд, совмещая, подобно Цезарю, сразу два занятия - знакомство с материалами уголовного дела и оглашение таковых в суде.
Изрядно поблуждав по накладным, по квитанциям и договорам, обвинитель, наконец, добрел до самого главного в деле писателя Бориса Миронова - до лингвистических и психологических экспертиз его книги. Вот на этом интересном месте позвольте, дорогой читатель, начать уж с чистого листа.
Таисия Трофимова