«ОН ОПАСЕН!»
По утверждению представителя РЭУ им. Плеханова меня уволили из РГТЭУ за политические взгляды, общественную опасность и за избиение Багирова на НТВ.
В конце декабря прошлого года студенты РГТЭУ, недовольные сфальсифицированными данными мониторинга эффективности родного университета и принятым в результате этого мониторинга решением о его ликвидации, устроили забастовку, отказавшись покидать здание вуза вплоть до отмены незаконных решений Минобра и отставки главного закоперщика либеральных реформ высшего образования г-на Ливанова.
Один из крупнейших университетов страны должен был быть поглощен одиозным РЭУ им. Плеханова во главе с Виктором Гришиным, до своего ректорства бывшим незаурядным функционером «Единой России». Будучи не только пламенным политическим борцом, но и трепетным отцом, Гришин решил «подарить» РГТЭУ своему земляку, молодому мордовскому коммерсанту и по совместительству мужу любимой дочери Андрею Шкляеву, уже несколько лет обраставшему «научным» лоском в Плешке под крылом «папы».
Господин Шкляев - счастливый обладатель насквозь интеллектуальной, гладко выбритой, доброй, нежирной и некорупционной физиономии, по праву - семейному праву, возглавил единственный в России торговый университет под патронажем Гришина. Если раньше за невесту в приданное брали деревеньки с крепостными, то сегодня университеты со студентами. Формы изменчивы, причуды постоянны.
Первым распоряжением «и.о. ректора» РГТЭУ Шкляева стал приказ о моем увольнении. Готовили злобно и в спешке. Мстили за ненавистную забастовку, координатором которой я выступал. Датой приказа об увольнении значилось 28 декабря, когда акция протеста была приостановлена, и Шкляев с новым ЧОПом вошли в здание университета.
Формулировка в приказе по мою душу: «уволен за совершение аморального поступка». Основание: некая служебная записка, поступившая от сотрудников РГТЭУ.
«Аморалка» в трудовой книжке - это фактически «волчий билет», с которым дальнейшее официальное трудоустройство, тем более в научно-преподавательской сфере, невозможно. Естественно, мне ничего не оставалось, как идти в суд.
Пресловутая служебная записка, больше напоминавшая коллективный донос, была предъявлена в суде представителем ответчика - юристом Плешки Максимом Сутуриным. Подписанты - шесть человек (Артамонова Т.Н., Борщев Г.В., Барбашева О.В., Рябцева Е.В., Зарипов А.Ф. и даже бабуринский проректор Шевцов П.А.) - все без исключения нынешние сотрудники нового вуза. Что же мне вменялось в вину этими сознательными гражданами? А вменялись мне «ничем не обоснованные оскорбления» в адрес Гришина, заместителя министра образования Климова, того самого, которого публично обматерил в «Интрефаксе» его собственный начальник министр Ливанов, и других официальных лиц. А еще то, что я, якобы, «продолжал в грубой форме настраивать собравшихся в аудитории на агрессивное поведение по отношению к представителям Министерства образования». Донос был абсолютно лживым, клеветническим и не содержал никакой конкретики, он был исполнен не в жанре банальной кляузы, а в виде вдохновенного обращения возмущенных и негодующих граждан, полагавших, что такому-то не место в их сознательных рядах.
Юрист Сутурин оказался персонажем тоже феноменальным. Как он с гордостью признался, его привели в суд «идейные соображения» и личная неприязнь ко мне.
«Я тоже родственничек, типа зять, я из этих!» - вознес Сутурин взгляд в потолок Головинского суда и нежно так продолжил. - «Я вообще не люблю суды. Я люблю цветы, птичек, красивых женщин, хорошее вино, а от сигар пришлось отказаться по здоровью».
Но даже после подобных розовых излияний мы с моим адвокатом Оксаной Михалкиной не переставали удивляться юридическим новеллам нашего оппонента.
На второе заседание представитель Плешки зачем-то притащил еще одну записку, аналогичную первой, но уже за другое число. Причем, если первая записка была написана 26 декабря, а принята к исполнению 28-го, то вторая - датирована 27 декабря и принята в тот же день.
Когда судья спросила, зачем сознательным гражданам, заклеймившим меня за аморальное поведение, понадобилось дважды писать и подавать начальству один и тот же текст, незадачливый Сутурин ответил, что это еще не все, что данные сотрудники подписывали на меня один и тот же донос три дня подряд! И третий вариант этого благонамеренного сочинения юрист тоже пообещал представить суду. Так что если юрист не врет, и доносы не подложные, то занимательная картина моего изгнания из университета представлена суду во всей красе. Группа сотрудников РГТЭУ, - очень разных по статусу и даже малознакомых, - от аспиранта до проректора, собиралась вместе, подобно запорожским казакам на картине Репина, и сочиняла очередную цидулу, старательно обдумывая аргументацию, совершенствуя слог и стиль, придумывая оригинальные обороты речи. Затем с гонцом, вот только непонятно, кто работал курьером - проректор или аспирант? - подписанты отправляли гневное послание в ректорат, и напряженно ждали, как на это прореагирует начальство в непорочном лице ректора Шкляева. И так три дня подряд!
Путаница с числами на этих бумагах, которая выявила явный подлог документов, заставила доблестного юриста пойти, что называется, ва-банк. Сутурин принялся самостоятельно, без помощи троекратных воззваний уязвленных сотрудников меня уволить, доказывать суду мою «аморальность». В своем письменном ходатайстве он доложил суду: (стилистика и орфография сохранена): "В общедоступной сети интернет размещены видеозаписи публичного избиения истцом лиц по национальному признаку, а также сведения о том, что он подлежал уголовному преследованию за покушение на жизнь человека".
Избитым мною «лицом с национальным признаком», как выяснилось, оказался Эдик Багиров, попавший под раздачу на съемках программы «Последнее слово» на НТВ. Причем запись с конфликтом, не имевшим никакого отношения к РГТЭУ, представитель ответчика собирается приобщать на следующем судебном заседании, которое состоится 24 мая. Под «покушением на жизнь человека» в этом ходатайстве недвусмысленно подразумевается обвинение меня в покушении на жизнь Чубайса, дело, по которому я был оправдан судом присяжных, но юрист Сутурин продолжает меня в этом злодействе подозревать. Но и это еще не все в перечне моих прегрешений, за которые я должен быть изгнан из преподавателей РГТЭУ. Сутурин возвестил суду о моей крайней неблагонадежности, цитирую дословно: «Истец занимается левого толка политической деятельности, националистической деятельности, призывает своих сторонников и сторонниц, размещает на своих ресурсах разные материалы, поэтому он не может заниматься преподавательской деятельностью, он опасен!»
Итак, официальная позиции РЭУ им. Плеханова на суде сводится к следующему. Иван Миронов уволен за то, что разделяет левые взгляды, правые взгляды, то есть всевозможные взгляды, размещает материалы - причем самые разные! в Интернете, он общественно опасен и бил Багирова!
Таким убойным аргументам представителя РГТЭУ можно противопоставить разве что транквилизаторы. 24 мая на решающем судебном заседании попробуем поставить окончательный диагноз и назначить лечение. Суд также обязал Сутурина обеспечить явку всех подписантов служебной записки, допрос которых будет крайне любопытен.
В конце декабря прошлого года студенты РГТЭУ, недовольные сфальсифицированными данными мониторинга эффективности родного университета и принятым в результате этого мониторинга решением о его ликвидации, устроили забастовку, отказавшись покидать здание вуза вплоть до отмены незаконных решений Минобра и отставки главного закоперщика либеральных реформ высшего образования г-на Ливанова.
Один из крупнейших университетов страны должен был быть поглощен одиозным РЭУ им. Плеханова во главе с Виктором Гришиным, до своего ректорства бывшим незаурядным функционером «Единой России». Будучи не только пламенным политическим борцом, но и трепетным отцом, Гришин решил «подарить» РГТЭУ своему земляку, молодому мордовскому коммерсанту и по совместительству мужу любимой дочери Андрею Шкляеву, уже несколько лет обраставшему «научным» лоском в Плешке под крылом «папы».
Господин Шкляев - счастливый обладатель насквозь интеллектуальной, гладко выбритой, доброй, нежирной и некорупционной физиономии, по праву - семейному праву, возглавил единственный в России торговый университет под патронажем Гришина. Если раньше за невесту в приданное брали деревеньки с крепостными, то сегодня университеты со студентами. Формы изменчивы, причуды постоянны.
Первым распоряжением «и.о. ректора» РГТЭУ Шкляева стал приказ о моем увольнении. Готовили злобно и в спешке. Мстили за ненавистную забастовку, координатором которой я выступал. Датой приказа об увольнении значилось 28 декабря, когда акция протеста была приостановлена, и Шкляев с новым ЧОПом вошли в здание университета.
Формулировка в приказе по мою душу: «уволен за совершение аморального поступка». Основание: некая служебная записка, поступившая от сотрудников РГТЭУ.
«Аморалка» в трудовой книжке - это фактически «волчий билет», с которым дальнейшее официальное трудоустройство, тем более в научно-преподавательской сфере, невозможно. Естественно, мне ничего не оставалось, как идти в суд.
Пресловутая служебная записка, больше напоминавшая коллективный донос, была предъявлена в суде представителем ответчика - юристом Плешки Максимом Сутуриным. Подписанты - шесть человек (Артамонова Т.Н., Борщев Г.В., Барбашева О.В., Рябцева Е.В., Зарипов А.Ф. и даже бабуринский проректор Шевцов П.А.) - все без исключения нынешние сотрудники нового вуза. Что же мне вменялось в вину этими сознательными гражданами? А вменялись мне «ничем не обоснованные оскорбления» в адрес Гришина, заместителя министра образования Климова, того самого, которого публично обматерил в «Интрефаксе» его собственный начальник министр Ливанов, и других официальных лиц. А еще то, что я, якобы, «продолжал в грубой форме настраивать собравшихся в аудитории на агрессивное поведение по отношению к представителям Министерства образования». Донос был абсолютно лживым, клеветническим и не содержал никакой конкретики, он был исполнен не в жанре банальной кляузы, а в виде вдохновенного обращения возмущенных и негодующих граждан, полагавших, что такому-то не место в их сознательных рядах.
Юрист Сутурин оказался персонажем тоже феноменальным. Как он с гордостью признался, его привели в суд «идейные соображения» и личная неприязнь ко мне.
«Я тоже родственничек, типа зять, я из этих!» - вознес Сутурин взгляд в потолок Головинского суда и нежно так продолжил. - «Я вообще не люблю суды. Я люблю цветы, птичек, красивых женщин, хорошее вино, а от сигар пришлось отказаться по здоровью».
Но даже после подобных розовых излияний мы с моим адвокатом Оксаной Михалкиной не переставали удивляться юридическим новеллам нашего оппонента.
На второе заседание представитель Плешки зачем-то притащил еще одну записку, аналогичную первой, но уже за другое число. Причем, если первая записка была написана 26 декабря, а принята к исполнению 28-го, то вторая - датирована 27 декабря и принята в тот же день.
Когда судья спросила, зачем сознательным гражданам, заклеймившим меня за аморальное поведение, понадобилось дважды писать и подавать начальству один и тот же текст, незадачливый Сутурин ответил, что это еще не все, что данные сотрудники подписывали на меня один и тот же донос три дня подряд! И третий вариант этого благонамеренного сочинения юрист тоже пообещал представить суду. Так что если юрист не врет, и доносы не подложные, то занимательная картина моего изгнания из университета представлена суду во всей красе. Группа сотрудников РГТЭУ, - очень разных по статусу и даже малознакомых, - от аспиранта до проректора, собиралась вместе, подобно запорожским казакам на картине Репина, и сочиняла очередную цидулу, старательно обдумывая аргументацию, совершенствуя слог и стиль, придумывая оригинальные обороты речи. Затем с гонцом, вот только непонятно, кто работал курьером - проректор или аспирант? - подписанты отправляли гневное послание в ректорат, и напряженно ждали, как на это прореагирует начальство в непорочном лице ректора Шкляева. И так три дня подряд!
Путаница с числами на этих бумагах, которая выявила явный подлог документов, заставила доблестного юриста пойти, что называется, ва-банк. Сутурин принялся самостоятельно, без помощи троекратных воззваний уязвленных сотрудников меня уволить, доказывать суду мою «аморальность». В своем письменном ходатайстве он доложил суду: (стилистика и орфография сохранена): "В общедоступной сети интернет размещены видеозаписи публичного избиения истцом лиц по национальному признаку, а также сведения о том, что он подлежал уголовному преследованию за покушение на жизнь человека".
Избитым мною «лицом с национальным признаком», как выяснилось, оказался Эдик Багиров, попавший под раздачу на съемках программы «Последнее слово» на НТВ. Причем запись с конфликтом, не имевшим никакого отношения к РГТЭУ, представитель ответчика собирается приобщать на следующем судебном заседании, которое состоится 24 мая. Под «покушением на жизнь человека» в этом ходатайстве недвусмысленно подразумевается обвинение меня в покушении на жизнь Чубайса, дело, по которому я был оправдан судом присяжных, но юрист Сутурин продолжает меня в этом злодействе подозревать. Но и это еще не все в перечне моих прегрешений, за которые я должен быть изгнан из преподавателей РГТЭУ. Сутурин возвестил суду о моей крайней неблагонадежности, цитирую дословно: «Истец занимается левого толка политической деятельности, националистической деятельности, призывает своих сторонников и сторонниц, размещает на своих ресурсах разные материалы, поэтому он не может заниматься преподавательской деятельностью, он опасен!»
Итак, официальная позиции РЭУ им. Плеханова на суде сводится к следующему. Иван Миронов уволен за то, что разделяет левые взгляды, правые взгляды, то есть всевозможные взгляды, размещает материалы - причем самые разные! в Интернете, он общественно опасен и бил Багирова!
Таким убойным аргументам представителя РГТЭУ можно противопоставить разве что транквилизаторы. 24 мая на решающем судебном заседании попробуем поставить окончательный диагноз и назначить лечение. Суд также обязал Сутурина обеспечить явку всех подписантов служебной записки, допрос которых будет крайне любопытен.