Л.: О.С. Глава 1. (Продолжение)
3.
Он лежал и вспоминал прошлую ночь.
Ночка была, прямо сказать, так себе. Что впрочем, ничуть не отличало ее от всех других ночей, которые он провел в Харебте. Хотя…
Угрюмая ночка. Угрюмая пропахшей страхом и кровью темнотой, раскинувшейся на улицах, барабанящей дождем по окнам домов и дыр, которые сложно было назвать домами. В одной из таких он и коротал время, пока свет лениво на стечется на грязные мостовые, оповещая об утре. Мол, вот он я, новый день, вылезайте на свет, кто еще не сдох. Правда, до этого было еще далековато, сквозь разноголосый шум таверны слышны были удары колокола старой часовни. Что-то около часа-двух, если только пропитый слух не пропустил пару ударов…
Он проглотил залпом то, что оставалось в стакане, но больше налить не просил - уставился в окно, которое плакало, размазывая по лицу-стеклу грязь. Было о чем плакать, по крайней мере, простому люду - умер один из Тусклых Отцов, несколько дней назад. Отдался, так сказать, в руки Света. Вести из Храма Граней распространяются достаточно быстро, тем более вести такого рода. Достигли они и Харебта, а уж тут понеслись чуть ли не быстрее темноты - от дома к дому, от таверны к таверне. Сначала шепот, потом неразборчивый бубнежь, после - во весь голос, в спорах, перекрикивая друг друга, заливая в глотки побольше эля и браги. Люди, чтобы на время забыть о завтрашнем дне, грозящем смертью, принялись мусолить новую тему, словно череп неубитого хорна. Выдвигались версии и предположения, от простых до самых несуразных. Особые светоприверженцы даже высказались насчет проделок Тьмы, но только добавили в общий гул новый звук - пьяный смех. Нет, тьмой здесь и не пахло, говаривали «опытные». Деньги и власть сбрасывают с вершин даже Тусклых.
Тогда, сидя за столом, Габриель нахмурился, вертя пустой стакан в руке. Кводы отрезают язык за такие речи, самое малое. Раньше он и сам бы поступил так же, выволок бы говорившего на улицу и выдернул скользкий кусок мяса, с которым так небрежно обращаются. Сейчас же он просто грохнул стаканом по столу, да так, что дно посудины отлетело. Острые края впились в сомкнутую на стеклянных гранях ладонь. Кровь. Грани.
Никто даже не обернулся в его сторону, разбитая посуда дело обычное, но с ним, Габриелем, вообще мало кто связывался. Даже мутные торгаши смотрели косо, исподлобья, нехотя пересчитывая мерцающее серебро, когда он приволакивал им кости и черепа тварей из лесу, плохо вымытые, с красными потеками и остатками мяса. Габриеля мало заботила чистота товара, сказал бы кто слово против - он бы продал добытое другому. Поэтому его терпели, зная, что связываться - себе дороже. Убивал Габриель не хуже чудищ из лесу.
Сейчас, лежа на спине, он вспоминал, как вышел под косые противные слезы неба. Собранные в хвост грязные волосы проредил пятерней. Надо было помыться, иначе и в руба превратиться недолго. Может, так и возникли рубы, явилась пьяная мысль. И угасла. Корой только покрыться не хватало. Да, надо помыться…
Тогда он уж было хотел повернуться и попросить кого из обслуживающих столы девок нагреть воды, когда его окликнули:
- Энра! Какая встреча! Не спиться тебе, я вижу.
Габриель вгляделся в расчерченную линиями воды пустоту, слабо освещаемую огнями питейного заведения. Оба Глаза. Габриель сплюнул.
Круб Оба Глаза был одним из заправил Харебта, именно такие люди (вовсе не официальные власти, которые были просто пшиком) контролировали здесь все и вся, в том числе вылазки в лес. Они кумекали и планировали, в том время как верный им народ делал все остальное - вытрясали долги, проценты… и жизни.
Этот хрен был, пожалуй, самым опасным из всех, а Оба Глаза его прозвали потому, что он вечно таращился, не мигая - кто-то срезал ублюдку веки. Энра не удивился бы, узнав, что это сделали регуляторы или ко-то из кводов.
- Ты давно не ходил убивать, Энра! - не дождавшись от Габриеля ответа, продолжал Круб, взойдя на деревянные ступени. Стряхнул с волос и одежды воду. Его шайка продолжала молча мокнуть. Блестела выдвинутая сталь. - Да, давненько ты не выбирался из города, а? И платить перестал. Что случилось с Габри Кровопуском?
.Сейчас, на трезвую голову, Габриель не помнил, что ответил. Да и ответил ли? Вдыхая запах прелой листвы, он восстановил в памяти только то, что тогда Круб отдернулся от него, как от прокаженного, с разбитым носом.
- Взять эту суку! - голос Оба Глаза сделался писклявым и тонким, он зажимал нос. Его парни дернулись вверх по лестнице, разбрасывая сапогами грязь, в едином порыве, бряцая оружием.
Габриель не потянулся за клинком на спине. У него в руке просто вдруг возник продолговатый металлический предмет, увидев который, все замерли, даже сам Круб.
- Габриель… не кипятись, ты…
- Сколько я задолжал? - предмет из его рук исчез так же быстро, как и появился.
- Ээ.. всего-ничего, самую…
- Сколько?
- Пятнадцать серебром. Плюс проценты…
- Завтра. Получишь свои деньги, - и повернулся, чтобы уйти.
- Папашу оплакиваешь, Энра? - вякнул кто-то из толпы, видимо, подумавший, что опасность миновала.
Молниеносным движением, не заметным для других, Габриель дернулся на голос и ударом ноги послал человека в грязь. Пусть попробует собрать свои зубы. Остальные шарахнулись в стороны.
- Завтра, Круб.
Оба Глаза, ворча, спустился вслед за своими ребятами, все еще зажимая кровь.
- Знаешь, Энра… А ведь не будь у тебя этой штуки, не жить бы тебе. А так пять лет уж как среди нас. Уважение надо.
- Я ухожу.
- Чего!?
- Это моя последняя вылазка, Круб. Заплачу и уйду из города.
- Но ты не можешь! - Оба Глаза уже явно забыл, что сделали с его лицом, и лихорадочно соображал, какие деньги теряет.
- Не могу? - Габриель нахмурился. - Мне всегда было труднее остаться, чем уйти. И ты прав… не будь я тем, кем был, то не стоял бы с тобой здесь. Деньги - завтра, - и Энра хлопнул дверью, оставив Круба и его ребят злиться на улице…
…Несколько часов назад, наступившим утром, он еще стоял возле восточных ворот Харебта, дожидаясь других рейдеров, хотя идти вместе с ними ему надо было столько же, как собаке - пятая нога. Они будут идти толпой и ломиться сквозь подлесок, словно звери. А хорны и другие Дикие убивают зверей.
Вышли молча, человек десять, как спел посчитать Энра. Через какое-то время отправятся и другие отряды, но их - самый ранний. Как всегда, у всех на лицах написан страх, мешающий им собраться и действовать хладнокровно. Да и вооружены, чем попало. Исключение составлял парень, который ошивался в городе чуть больше двух лет. Свистопляс, в прошлом жонглер или что-то вроде того. Этот уже и в кожаной броне, которую ухитрился на что-то выменять, и с луком неплохо управляется, а метать ножи вообще мастер. Но против хорнов ножи - словно твой чих, только если в глаз попадешь. Впрочем, парень справлялся, не зря ведь провел в Харебте столь долгий срок.
Габриель слышал его дыхание, сейчас он лежал чуть в стороне от него, столь же неподвижно и тихо. Оставалось только догадываться, о чем он думает. Доверяет ли ему, Энре? Но это не особенно-то и волновало Габриеля. Он просто давал парню шанс выжить. Остальным олухам было уже не помочь - лежали грудой мяса на заросшей дороге, что проходила через лес. И было трупов чуть больше десяти - обсчитался все-таки Энра. Но какая разница.
…Толпой в десять человек можно остановить не одного, а двух, а то и трех хорнов. Проблема в том, что поди ты еще найди рогача. Для этого надо зайти поглубже, да и ходят они пока поодиночке - не время еще наступить красным холодам. Вот тогда да, тогда можно нарваться на троих-четверых. И не вернуться назад. А пока надо отыскать след хотя бы одного, если повезет - двоих. Ну, или они сами выследят охотников. Габриель видел знакомые лица, с кем-то уже пару раз выбирался в чащу, добычу делили поровну. На имена Энра был забывчив, даже Свистопляса не знал, как звать. На кой ему эти имена, коли и так умирают знакомцы и незнакомцы каждый день.
Подлесок сменился сначала чахлыми небольшими деревцами, и совсем быстро - уверенными в себе хозяевами леса - мохнатыми старыми елями, великанами-соснами и какими-то лиственными перекошенными несуразицами, названия которых Энра не знал. Гудела мошкара, в кронах и игольчатых ветвях кричали птицы. Совсем как в Имперском лесу или в Грингейте, кабы еще Диких здесь не водилось.
Люди и нелюди усиленно прислушивались, принюхивались и приглядывались, сжимая в потных ладонях оружие. Им, особенно тем, что выходили на «охоту» не первый раз, казалось, что они смогут что-то там углядеть. Учуять,. Опасность или дерьмо хорна. Габриель только покачал головой. Сам-то он действительно умел это. Прислушиваться, сливаясь со звуками, вонзаться обонянием в запахи, словно собака зубами в кость, видеть невидимые сразу мелочи леса. Дикие были неподалеку, это сказали ему все его ощущения. И, судя по всему, они были недалеко от дороги, по которой приезжало в Харебт свежее… пополнение.
- Свистун, - шикнул на парня Эрна, коверкая прозвище того. - Хорны близко. Один точно. Знаешь, что я обычно делаю?
Свистопляс кивнул, поморщившись. В городе знали, как именно Габриель добывает кости Диких. Роя себе могилу. В буквальном смысле.
- Где? - только и спросил он, имея ввиду, где выкопать яму.
Они приотстали от основной группы, отошли левее, в небольшой овраг, заваленный сучьями, хвоей и листьями. Сквозь деревья был виден просвет - там дорога, уходящая через лес куда-то в сторону Детса.
- Здесь.
Габриель, присев раскидал листья и ветви.
- Даже копать не придется, удобно. Ложись. Кровь пустил?
Парень показал на стеклянный пузырек с кровью, попытался его откупорить. Энра остановил его.
- Свежую, Свистун. Свежая им по нюху, а не эта, утратившая жизнь. Не ори, - Габриель слегка чиркнул мечом по бедру парня, сквозь ткань проступило набухающее пятно. Парень сжав зубы, зло поглядел на Энру, но промолчал, лег, и воин засыпал его листьями. Себе резать ничего не стал - запах крови уже разлетелся по округе, и Габриель быстро, но спокойно так же «похоронил» себя под начинающей тлеть опавшей листвой и иголками. Он не сказал ни Свистоплясу, ни другим, что там больше, чем один рогатый. Чем двое. Их там, не подведи его нос, около пяти. Против воли по телу побежали мурашки. Холод, мать его, красный. А ведь рано…
И вот они лежали здесь вдвоем, слыша крики и вопли ушедших вперед. Не будь хорны Дикими, Габриель бы счел, что они устроили на дороге засаду, а рейдеров просто смахнули, как мешающих букашек. Но то были Дикие. Хорны засад не устраивают. Пусть у них и есть что-то, отдаленно напоминающее огромные мечи, но в остальном они тупы. И разубеждаться в этом за пять лет «знакомства» с ними не хотелось.
Свистопляс даже не дернулся, когда совсем недалеко их отряд положили, буквально, за пару минут. Вот оно, умение выжидать. Или страх глупца. Габриель, по крайней мере, отличался первым. Сквозь укрытие, одним глазом, он видел, как хорны сволакивают убитых на дорогу, но все равно не уходят. Что-то со всем этим было неладно…
Ветер, забравшись под листья, принес с собой звук - повозка, может, несколько, ехала по дороге. И вместе с этим пршло уж вовсе давно забытое ощущение - руку, что Габриель прижимал к поясу, обожгло. «Защитить, защитить, защитить, защи…» - безжизненный шепот закрался ему в голову, потек по сознанию. Только не это! Не здесь!
Подняв желто-красный смерч листвы, он взметнулся вверх, обнажая оружие. Но не меч, а веер, тэссэн, раскрывшийся золотой дугой, и побежал с немыслимой для человека скоростью к дороге. Среди криков и лязга оружия особенно выделялся крик маленького ребенка, девочки. «Защитить, защитить, защитить…».
Шлейф из золота был прекрасным и смертоносным, росчерк веера - и один их рогатых, хрипя, сполз по стволу дерева, даже не успев зареветь. Быстрее, еще быстрее… Сражаются, что есть сил и воли, защитники и пассажиры нескольких повозок. Они для него были тенями, враги - расплавленным солнцем в темноте. Удар, кувырок, удар, взмах, блок, разрез, укол, уход в сторону, разрез, Солнца плавятся, брызжет протуберанцами кровь…
Над одной из тенью нависало одно из золотых пятен. Закрутив тэссэн еще быстрее, Габриель буквально превратил хорна в фарш, разбросав мясо, кровь и осколки костей вокруг себя. Все это представлялось какой-то безумной вспышкой света. Но он все-таки не сделал того, что должно. Цель пульсировала уже где-то в лесу, в не пределов досягаемости веера. Срань!
У Энры потемнело в глазах. Так всегда бывало, когда используешь древнее оружие. Он проморгался, покрутил головой. Человек, на грани смерти, лежал у его ног. При беглом осмотре оказалось, что и не умрет, если сейчас же вправить ему кости, и…
Энра занялся делом - хорны ушли, убивать было некого. Приложил веер к груди парня и надавил. Того встряхнуло, кости под кожей начали выпрямляться под аккопманемент крика и стонов.
Терпи парень…
Кровоточащие раны он перевязал лоскутами одежды. Над Энрой стоял окровавленый Свистопляс, но, похоже кровь не его, а рогатых. Он, похоже, прикидывал в уме, скольких же положил Габриель. Повсюду были тела хорнов. Мысли же Габриеля занимало совсем другое. Мысли, которым он бы, казалось, навсегда закрыл дорогу в свою голову.
Парень под его руками задышал ровнее, но все равно не очнулся. Да и любой бы не очнулся после такого. Но - выживет. Последнее он сказал вслух.
- Ловко ты их. Мы бы не смогли лучше, - обернувшись, Энра увидел подошедшего прихрамывающего цина, который смотрел на него оценивающе. Руб рядом только мрачно хмыкнул, закидывая лук на плечо. Колчан его был пуст. Рядом стояли еще пара мечников, поглядывая на лес.
- Вы бы не смогли никак,- Габриель поднялся с колен.
- Куда уж нам до квода, - буркнул руб, направившись к оставшимся целыми повозкам.
- Я не квод, - зло ответил Габриель. Перед глазами все еще плясало золото.
- Как же, слыхали, - заметил цин.
Габриель не желал спорить. Ему нужно было знать…
- Они забрали женщин?
Молчание было ему утвердительным ответом. Габриель щелчком закрыл веер.
- Кто та девченка, что была с ними?
- Дочь парня, которого ты спас, - откликнулся руб, осматривая тела погибших и собирая с поверженных хорнов стрелы. - Да и без разницы это. Утащили с собой, а там где-то в гуще и сожрут… Никогда не видел, чтобы Дикие нападал вот так. Разом. Да так много. Прям красный…
- Дело не в этом, - выпрямился Габриель. Он обратил внимание, что почти полностью в крови рогатых. Похоже, превращение в руба продолжается.
Энра еще раз посмотрел на бедолагу, который с трудом, но дышал.
Ему надо найти эту девочку. Она жива. И будет жить. Какое-то время.
Он лежал и вспоминал прошлую ночь.
Ночка была, прямо сказать, так себе. Что впрочем, ничуть не отличало ее от всех других ночей, которые он провел в Харебте. Хотя…
Угрюмая ночка. Угрюмая пропахшей страхом и кровью темнотой, раскинувшейся на улицах, барабанящей дождем по окнам домов и дыр, которые сложно было назвать домами. В одной из таких он и коротал время, пока свет лениво на стечется на грязные мостовые, оповещая об утре. Мол, вот он я, новый день, вылезайте на свет, кто еще не сдох. Правда, до этого было еще далековато, сквозь разноголосый шум таверны слышны были удары колокола старой часовни. Что-то около часа-двух, если только пропитый слух не пропустил пару ударов…
Он проглотил залпом то, что оставалось в стакане, но больше налить не просил - уставился в окно, которое плакало, размазывая по лицу-стеклу грязь. Было о чем плакать, по крайней мере, простому люду - умер один из Тусклых Отцов, несколько дней назад. Отдался, так сказать, в руки Света. Вести из Храма Граней распространяются достаточно быстро, тем более вести такого рода. Достигли они и Харебта, а уж тут понеслись чуть ли не быстрее темноты - от дома к дому, от таверны к таверне. Сначала шепот, потом неразборчивый бубнежь, после - во весь голос, в спорах, перекрикивая друг друга, заливая в глотки побольше эля и браги. Люди, чтобы на время забыть о завтрашнем дне, грозящем смертью, принялись мусолить новую тему, словно череп неубитого хорна. Выдвигались версии и предположения, от простых до самых несуразных. Особые светоприверженцы даже высказались насчет проделок Тьмы, но только добавили в общий гул новый звук - пьяный смех. Нет, тьмой здесь и не пахло, говаривали «опытные». Деньги и власть сбрасывают с вершин даже Тусклых.
Тогда, сидя за столом, Габриель нахмурился, вертя пустой стакан в руке. Кводы отрезают язык за такие речи, самое малое. Раньше он и сам бы поступил так же, выволок бы говорившего на улицу и выдернул скользкий кусок мяса, с которым так небрежно обращаются. Сейчас же он просто грохнул стаканом по столу, да так, что дно посудины отлетело. Острые края впились в сомкнутую на стеклянных гранях ладонь. Кровь. Грани.
Никто даже не обернулся в его сторону, разбитая посуда дело обычное, но с ним, Габриелем, вообще мало кто связывался. Даже мутные торгаши смотрели косо, исподлобья, нехотя пересчитывая мерцающее серебро, когда он приволакивал им кости и черепа тварей из лесу, плохо вымытые, с красными потеками и остатками мяса. Габриеля мало заботила чистота товара, сказал бы кто слово против - он бы продал добытое другому. Поэтому его терпели, зная, что связываться - себе дороже. Убивал Габриель не хуже чудищ из лесу.
Сейчас, лежа на спине, он вспоминал, как вышел под косые противные слезы неба. Собранные в хвост грязные волосы проредил пятерней. Надо было помыться, иначе и в руба превратиться недолго. Может, так и возникли рубы, явилась пьяная мысль. И угасла. Корой только покрыться не хватало. Да, надо помыться…
Тогда он уж было хотел повернуться и попросить кого из обслуживающих столы девок нагреть воды, когда его окликнули:
- Энра! Какая встреча! Не спиться тебе, я вижу.
Габриель вгляделся в расчерченную линиями воды пустоту, слабо освещаемую огнями питейного заведения. Оба Глаза. Габриель сплюнул.
Круб Оба Глаза был одним из заправил Харебта, именно такие люди (вовсе не официальные власти, которые были просто пшиком) контролировали здесь все и вся, в том числе вылазки в лес. Они кумекали и планировали, в том время как верный им народ делал все остальное - вытрясали долги, проценты… и жизни.
Этот хрен был, пожалуй, самым опасным из всех, а Оба Глаза его прозвали потому, что он вечно таращился, не мигая - кто-то срезал ублюдку веки. Энра не удивился бы, узнав, что это сделали регуляторы или ко-то из кводов.
- Ты давно не ходил убивать, Энра! - не дождавшись от Габриеля ответа, продолжал Круб, взойдя на деревянные ступени. Стряхнул с волос и одежды воду. Его шайка продолжала молча мокнуть. Блестела выдвинутая сталь. - Да, давненько ты не выбирался из города, а? И платить перестал. Что случилось с Габри Кровопуском?
.Сейчас, на трезвую голову, Габриель не помнил, что ответил. Да и ответил ли? Вдыхая запах прелой листвы, он восстановил в памяти только то, что тогда Круб отдернулся от него, как от прокаженного, с разбитым носом.
- Взять эту суку! - голос Оба Глаза сделался писклявым и тонким, он зажимал нос. Его парни дернулись вверх по лестнице, разбрасывая сапогами грязь, в едином порыве, бряцая оружием.
Габриель не потянулся за клинком на спине. У него в руке просто вдруг возник продолговатый металлический предмет, увидев который, все замерли, даже сам Круб.
- Габриель… не кипятись, ты…
- Сколько я задолжал? - предмет из его рук исчез так же быстро, как и появился.
- Ээ.. всего-ничего, самую…
- Сколько?
- Пятнадцать серебром. Плюс проценты…
- Завтра. Получишь свои деньги, - и повернулся, чтобы уйти.
- Папашу оплакиваешь, Энра? - вякнул кто-то из толпы, видимо, подумавший, что опасность миновала.
Молниеносным движением, не заметным для других, Габриель дернулся на голос и ударом ноги послал человека в грязь. Пусть попробует собрать свои зубы. Остальные шарахнулись в стороны.
- Завтра, Круб.
Оба Глаза, ворча, спустился вслед за своими ребятами, все еще зажимая кровь.
- Знаешь, Энра… А ведь не будь у тебя этой штуки, не жить бы тебе. А так пять лет уж как среди нас. Уважение надо.
- Я ухожу.
- Чего!?
- Это моя последняя вылазка, Круб. Заплачу и уйду из города.
- Но ты не можешь! - Оба Глаза уже явно забыл, что сделали с его лицом, и лихорадочно соображал, какие деньги теряет.
- Не могу? - Габриель нахмурился. - Мне всегда было труднее остаться, чем уйти. И ты прав… не будь я тем, кем был, то не стоял бы с тобой здесь. Деньги - завтра, - и Энра хлопнул дверью, оставив Круба и его ребят злиться на улице…
…Несколько часов назад, наступившим утром, он еще стоял возле восточных ворот Харебта, дожидаясь других рейдеров, хотя идти вместе с ними ему надо было столько же, как собаке - пятая нога. Они будут идти толпой и ломиться сквозь подлесок, словно звери. А хорны и другие Дикие убивают зверей.
Вышли молча, человек десять, как спел посчитать Энра. Через какое-то время отправятся и другие отряды, но их - самый ранний. Как всегда, у всех на лицах написан страх, мешающий им собраться и действовать хладнокровно. Да и вооружены, чем попало. Исключение составлял парень, который ошивался в городе чуть больше двух лет. Свистопляс, в прошлом жонглер или что-то вроде того. Этот уже и в кожаной броне, которую ухитрился на что-то выменять, и с луком неплохо управляется, а метать ножи вообще мастер. Но против хорнов ножи - словно твой чих, только если в глаз попадешь. Впрочем, парень справлялся, не зря ведь провел в Харебте столь долгий срок.
Габриель слышал его дыхание, сейчас он лежал чуть в стороне от него, столь же неподвижно и тихо. Оставалось только догадываться, о чем он думает. Доверяет ли ему, Энре? Но это не особенно-то и волновало Габриеля. Он просто давал парню шанс выжить. Остальным олухам было уже не помочь - лежали грудой мяса на заросшей дороге, что проходила через лес. И было трупов чуть больше десяти - обсчитался все-таки Энра. Но какая разница.
…Толпой в десять человек можно остановить не одного, а двух, а то и трех хорнов. Проблема в том, что поди ты еще найди рогача. Для этого надо зайти поглубже, да и ходят они пока поодиночке - не время еще наступить красным холодам. Вот тогда да, тогда можно нарваться на троих-четверых. И не вернуться назад. А пока надо отыскать след хотя бы одного, если повезет - двоих. Ну, или они сами выследят охотников. Габриель видел знакомые лица, с кем-то уже пару раз выбирался в чащу, добычу делили поровну. На имена Энра был забывчив, даже Свистопляса не знал, как звать. На кой ему эти имена, коли и так умирают знакомцы и незнакомцы каждый день.
Подлесок сменился сначала чахлыми небольшими деревцами, и совсем быстро - уверенными в себе хозяевами леса - мохнатыми старыми елями, великанами-соснами и какими-то лиственными перекошенными несуразицами, названия которых Энра не знал. Гудела мошкара, в кронах и игольчатых ветвях кричали птицы. Совсем как в Имперском лесу или в Грингейте, кабы еще Диких здесь не водилось.
Люди и нелюди усиленно прислушивались, принюхивались и приглядывались, сжимая в потных ладонях оружие. Им, особенно тем, что выходили на «охоту» не первый раз, казалось, что они смогут что-то там углядеть. Учуять,. Опасность или дерьмо хорна. Габриель только покачал головой. Сам-то он действительно умел это. Прислушиваться, сливаясь со звуками, вонзаться обонянием в запахи, словно собака зубами в кость, видеть невидимые сразу мелочи леса. Дикие были неподалеку, это сказали ему все его ощущения. И, судя по всему, они были недалеко от дороги, по которой приезжало в Харебт свежее… пополнение.
- Свистун, - шикнул на парня Эрна, коверкая прозвище того. - Хорны близко. Один точно. Знаешь, что я обычно делаю?
Свистопляс кивнул, поморщившись. В городе знали, как именно Габриель добывает кости Диких. Роя себе могилу. В буквальном смысле.
- Где? - только и спросил он, имея ввиду, где выкопать яму.
Они приотстали от основной группы, отошли левее, в небольшой овраг, заваленный сучьями, хвоей и листьями. Сквозь деревья был виден просвет - там дорога, уходящая через лес куда-то в сторону Детса.
- Здесь.
Габриель, присев раскидал листья и ветви.
- Даже копать не придется, удобно. Ложись. Кровь пустил?
Парень показал на стеклянный пузырек с кровью, попытался его откупорить. Энра остановил его.
- Свежую, Свистун. Свежая им по нюху, а не эта, утратившая жизнь. Не ори, - Габриель слегка чиркнул мечом по бедру парня, сквозь ткань проступило набухающее пятно. Парень сжав зубы, зло поглядел на Энру, но промолчал, лег, и воин засыпал его листьями. Себе резать ничего не стал - запах крови уже разлетелся по округе, и Габриель быстро, но спокойно так же «похоронил» себя под начинающей тлеть опавшей листвой и иголками. Он не сказал ни Свистоплясу, ни другим, что там больше, чем один рогатый. Чем двое. Их там, не подведи его нос, около пяти. Против воли по телу побежали мурашки. Холод, мать его, красный. А ведь рано…
И вот они лежали здесь вдвоем, слыша крики и вопли ушедших вперед. Не будь хорны Дикими, Габриель бы счел, что они устроили на дороге засаду, а рейдеров просто смахнули, как мешающих букашек. Но то были Дикие. Хорны засад не устраивают. Пусть у них и есть что-то, отдаленно напоминающее огромные мечи, но в остальном они тупы. И разубеждаться в этом за пять лет «знакомства» с ними не хотелось.
Свистопляс даже не дернулся, когда совсем недалеко их отряд положили, буквально, за пару минут. Вот оно, умение выжидать. Или страх глупца. Габриель, по крайней мере, отличался первым. Сквозь укрытие, одним глазом, он видел, как хорны сволакивают убитых на дорогу, но все равно не уходят. Что-то со всем этим было неладно…
Ветер, забравшись под листья, принес с собой звук - повозка, может, несколько, ехала по дороге. И вместе с этим пршло уж вовсе давно забытое ощущение - руку, что Габриель прижимал к поясу, обожгло. «Защитить, защитить, защитить, защи…» - безжизненный шепот закрался ему в голову, потек по сознанию. Только не это! Не здесь!
Подняв желто-красный смерч листвы, он взметнулся вверх, обнажая оружие. Но не меч, а веер, тэссэн, раскрывшийся золотой дугой, и побежал с немыслимой для человека скоростью к дороге. Среди криков и лязга оружия особенно выделялся крик маленького ребенка, девочки. «Защитить, защитить, защитить…».
Шлейф из золота был прекрасным и смертоносным, росчерк веера - и один их рогатых, хрипя, сполз по стволу дерева, даже не успев зареветь. Быстрее, еще быстрее… Сражаются, что есть сил и воли, защитники и пассажиры нескольких повозок. Они для него были тенями, враги - расплавленным солнцем в темноте. Удар, кувырок, удар, взмах, блок, разрез, укол, уход в сторону, разрез, Солнца плавятся, брызжет протуберанцами кровь…
Над одной из тенью нависало одно из золотых пятен. Закрутив тэссэн еще быстрее, Габриель буквально превратил хорна в фарш, разбросав мясо, кровь и осколки костей вокруг себя. Все это представлялось какой-то безумной вспышкой света. Но он все-таки не сделал того, что должно. Цель пульсировала уже где-то в лесу, в не пределов досягаемости веера. Срань!
У Энры потемнело в глазах. Так всегда бывало, когда используешь древнее оружие. Он проморгался, покрутил головой. Человек, на грани смерти, лежал у его ног. При беглом осмотре оказалось, что и не умрет, если сейчас же вправить ему кости, и…
Энра занялся делом - хорны ушли, убивать было некого. Приложил веер к груди парня и надавил. Того встряхнуло, кости под кожей начали выпрямляться под аккопманемент крика и стонов.
Терпи парень…
Кровоточащие раны он перевязал лоскутами одежды. Над Энрой стоял окровавленый Свистопляс, но, похоже кровь не его, а рогатых. Он, похоже, прикидывал в уме, скольких же положил Габриель. Повсюду были тела хорнов. Мысли же Габриеля занимало совсем другое. Мысли, которым он бы, казалось, навсегда закрыл дорогу в свою голову.
Парень под его руками задышал ровнее, но все равно не очнулся. Да и любой бы не очнулся после такого. Но - выживет. Последнее он сказал вслух.
- Ловко ты их. Мы бы не смогли лучше, - обернувшись, Энра увидел подошедшего прихрамывающего цина, который смотрел на него оценивающе. Руб рядом только мрачно хмыкнул, закидывая лук на плечо. Колчан его был пуст. Рядом стояли еще пара мечников, поглядывая на лес.
- Вы бы не смогли никак,- Габриель поднялся с колен.
- Куда уж нам до квода, - буркнул руб, направившись к оставшимся целыми повозкам.
- Я не квод, - зло ответил Габриель. Перед глазами все еще плясало золото.
- Как же, слыхали, - заметил цин.
Габриель не желал спорить. Ему нужно было знать…
- Они забрали женщин?
Молчание было ему утвердительным ответом. Габриель щелчком закрыл веер.
- Кто та девченка, что была с ними?
- Дочь парня, которого ты спас, - откликнулся руб, осматривая тела погибших и собирая с поверженных хорнов стрелы. - Да и без разницы это. Утащили с собой, а там где-то в гуще и сожрут… Никогда не видел, чтобы Дикие нападал вот так. Разом. Да так много. Прям красный…
- Дело не в этом, - выпрямился Габриель. Он обратил внимание, что почти полностью в крови рогатых. Похоже, превращение в руба продолжается.
Энра еще раз посмотрел на бедолагу, который с трудом, но дышал.
Ему надо найти эту девочку. Она жива. И будет жить. Какое-то время.