Одесские рассказы (1)
Эти тексты не имеют никакой документальной ценности. В них не будет ни одной фамилии НАШИХ одесситов. Если в тексте появится фамилия - это НЕ НАШ. Все остальные имена - выдуманы. События... Ну пусть они тоже все выдуманы и остаются на моей совести.
Никаких документов, никаких доказательств у меня нет и не будет. Нет ни одного отпечатка пальца. Ни одного ДНК. Что либо доказать - невозможно. Неважно, что вы думаете обо мне. Важно, что все мои - живы. Ни одной фотографии, ни одного видео от меня вы не дождетесь.
Как это было...
Да как у вас это бывает.
Выходишь из дома. В тапочках. За молоком или за пивом: это не важно. ты просто выходишь из дома. Небо синее, солнце жаркое. Море - глубокое. У нас было море. У тебя, читатель, моря, наверное, нет. Река есть. Это не важно.
Важно другое.
Ты вышел из дома. Поздоровался с соседом. Погладил пса. Перешел дорогу.
А потом тебя убили.
Просто так. Потому что ты не так разговариваешь. Не так думаешь. Ты идешь через дорогу - и это причина, чтобы тебя убить. Ты не виноват, нет. Надо просто запугать тех, кого еще не убили.
Они не поняли одного. Нас можно напугать. Запугать нас нельзя.
Немцы. Евреи. Поляки. Галичане. Русские.
Мы - одесситы. Неважно, кто и где родился. Неважно, какая кровь течет в жилах. Важно, какая тогда текла по брусчатке. Мы живы не все. И не все доживем. Но те, кто останутся живы - они вернутся за нас. Они пройдут по Дерибасовской. Берцы будут стучать по булыжнику. И бэхи будут урчать перегретыми моторами в тени платанов. Неважно, дойду туда я или нет.
Важно другое. Там, где был смертельно ранен Женька, Крест Новороссии встанет над этим местом.
Мы живы не все. Но даже мертвые - мы дойдем.
Я знаю.
1. Одесса во тьме.
В декабре они начали отключать электричество. Я не знаю, кто это придумал - но нам это было на руку. Это очень удобно, правда.
В доме нет света. Зато храпит на пороге Боцман. И кот Лаврентий ненавидит на диване. В его глазах отражается желтое пламя свечей. В углу ворчит газовый котел. Все по честному.
Вместо медведя - рыжий пес, вместо ядерного реактора - котел, вместо водки - шустовский коньяк. Мы, конечно, москали. Но мы москали одесские. Москали вообще разные бывают. Тамбовские москали бывают, воронежские, мурманские, вятские, хабаровские. Вы не поверите, но даже московские москали бывают. Хотя самую большую концентрацию москалей я видел только в Одессе.
Мы сидим, в доме тепло. Я только что вернулся и рассказываю, что в маршрутках безпечники понаклеили объявления.
"Внимание! Разыскиваются сотрудники ГРУ МО РФ. Возраст 25-35 лет. Спортивного телосложения. Короткая стрижка. Не знают географию Одессы. Московский акцент".
Там было шо то еще, но я уже не помню.
Потом, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров скажет по другому поводу, но тоже самое, что и я в тот вечер.
"Дебилы, блять".
В тот вечер мы сидели при свечах и читали Ремарка. Потому что "Щит и меч", "Люди с чистой совестью" и многое, многое, многое другое уже было прочитано, просмотрено и законспектировано.
А я не виноват, что сотрудники СБУ и прочие нацисты их не читали.
- Повернуться! - скомандовал тот же голос. - Встать к окну!
Оба повиновались.
- Посмотри, что у них в карманах, - сказал полицейский с револьвером.
Второй полицейский осмотрел одежду, которая валялась на полу.
- Тридцать пять шиллингов, карманный фонарик, свисток, перочинный нож, завшивленная расческа… больше ничего.
- Документов нет?
- Несколько писем или что-то в этом роде.
- Паспортов нет?
- Нет.
- Где ваши паспорта? - спросил полицейский с револьвером.
- У меня нет паспорта, - ответил Керн.
У меня не было паспорта с февраля 2014 по март 2015 года. Не, ну вру. Был. Только там была не моя фотография, а портрет Александра Гамильтона. Третьего мая утром с помощью двух таких паспортов я вошел в Дом Профсоюзов.
А в ту ночь и этот американец мне не помог.
Электричества не было, пересохло горло.
- А пойдем гулять?
- А пойдем!
В три часа ночи мы пошли расклеивать листовки. Маленькие, потому что экономили краску на принтере. Распечатывали партией и прятали на чердаке - а потом клеили.
Три часа ночи. Стенд для объявлений. Срываем укроповскую пропаганду. Клеим наше - "Я укроп - страну проеб!" Потом уходим на море. Сидим, курим, говорим обо всем. Телефоны дома, конечно же.
- Чувак, что там наши?
- Наши... - вздыхаю я. - Наши-то ладно. В Одессу приехала антитеррор-группа сотрудников ФБР.
- За нами?
- За нами, чувак. Не сцы, не возьмут.
В рюкзаке еще пара десяток листовок. Клей заканчивается. Последнюю доклеиваем на остановке. Почти четыре, блин, часа ночи. И откуда не возьмись - милицейская машина. Останавливаются возле нас. Опускается стекло. У нас в руках - уголовный срок. Мент молча смотрит на нас. Слегка кивает. Стекло поднимается. Машина исчезает в тумане.
Мы идем домой и ржем. Хрен знает над чем.
Но домой идем так, чтобы видеть - кто за спиной. Это привычка. Не будешь оглядываться - спалишься. Если быстро убьют - повезет. Да и хрен с ним, со мной то. Но они будут убивать медленно. Я не уверен, что я выдержу. Тем более, я видел как работает скополамин.
Те, кто используют такое - им не нужны улики. Им нужна информация. Из этих текстов информации они не получат, я напоминаю.
Потом мы пришли домой.
- Нас точно не возьмут?
- Они придут к нам. Но не возьмут.
- Уверен?
- Надеюсь.
Они пришли, да. Но не взяли.
(Продолжение следует)
Никаких документов, никаких доказательств у меня нет и не будет. Нет ни одного отпечатка пальца. Ни одного ДНК. Что либо доказать - невозможно. Неважно, что вы думаете обо мне. Важно, что все мои - живы. Ни одной фотографии, ни одного видео от меня вы не дождетесь.
Как это было...
Да как у вас это бывает.
Выходишь из дома. В тапочках. За молоком или за пивом: это не важно. ты просто выходишь из дома. Небо синее, солнце жаркое. Море - глубокое. У нас было море. У тебя, читатель, моря, наверное, нет. Река есть. Это не важно.
Важно другое.
Ты вышел из дома. Поздоровался с соседом. Погладил пса. Перешел дорогу.
А потом тебя убили.
Просто так. Потому что ты не так разговариваешь. Не так думаешь. Ты идешь через дорогу - и это причина, чтобы тебя убить. Ты не виноват, нет. Надо просто запугать тех, кого еще не убили.
Они не поняли одного. Нас можно напугать. Запугать нас нельзя.
Немцы. Евреи. Поляки. Галичане. Русские.
Мы - одесситы. Неважно, кто и где родился. Неважно, какая кровь течет в жилах. Важно, какая тогда текла по брусчатке. Мы живы не все. И не все доживем. Но те, кто останутся живы - они вернутся за нас. Они пройдут по Дерибасовской. Берцы будут стучать по булыжнику. И бэхи будут урчать перегретыми моторами в тени платанов. Неважно, дойду туда я или нет.
Важно другое. Там, где был смертельно ранен Женька, Крест Новороссии встанет над этим местом.
Мы живы не все. Но даже мертвые - мы дойдем.
Я знаю.
1. Одесса во тьме.
В декабре они начали отключать электричество. Я не знаю, кто это придумал - но нам это было на руку. Это очень удобно, правда.
В доме нет света. Зато храпит на пороге Боцман. И кот Лаврентий ненавидит на диване. В его глазах отражается желтое пламя свечей. В углу ворчит газовый котел. Все по честному.
Вместо медведя - рыжий пес, вместо ядерного реактора - котел, вместо водки - шустовский коньяк. Мы, конечно, москали. Но мы москали одесские. Москали вообще разные бывают. Тамбовские москали бывают, воронежские, мурманские, вятские, хабаровские. Вы не поверите, но даже московские москали бывают. Хотя самую большую концентрацию москалей я видел только в Одессе.
Мы сидим, в доме тепло. Я только что вернулся и рассказываю, что в маршрутках безпечники понаклеили объявления.
"Внимание! Разыскиваются сотрудники ГРУ МО РФ. Возраст 25-35 лет. Спортивного телосложения. Короткая стрижка. Не знают географию Одессы. Московский акцент".
Там было шо то еще, но я уже не помню.
Потом, министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров скажет по другому поводу, но тоже самое, что и я в тот вечер.
"Дебилы, блять".
В тот вечер мы сидели при свечах и читали Ремарка. Потому что "Щит и меч", "Люди с чистой совестью" и многое, многое, многое другое уже было прочитано, просмотрено и законспектировано.
А я не виноват, что сотрудники СБУ и прочие нацисты их не читали.
- Повернуться! - скомандовал тот же голос. - Встать к окну!
Оба повиновались.
- Посмотри, что у них в карманах, - сказал полицейский с револьвером.
Второй полицейский осмотрел одежду, которая валялась на полу.
- Тридцать пять шиллингов, карманный фонарик, свисток, перочинный нож, завшивленная расческа… больше ничего.
- Документов нет?
- Несколько писем или что-то в этом роде.
- Паспортов нет?
- Нет.
- Где ваши паспорта? - спросил полицейский с револьвером.
- У меня нет паспорта, - ответил Керн.
У меня не было паспорта с февраля 2014 по март 2015 года. Не, ну вру. Был. Только там была не моя фотография, а портрет Александра Гамильтона. Третьего мая утром с помощью двух таких паспортов я вошел в Дом Профсоюзов.
А в ту ночь и этот американец мне не помог.
Электричества не было, пересохло горло.
- А пойдем гулять?
- А пойдем!
В три часа ночи мы пошли расклеивать листовки. Маленькие, потому что экономили краску на принтере. Распечатывали партией и прятали на чердаке - а потом клеили.
Три часа ночи. Стенд для объявлений. Срываем укроповскую пропаганду. Клеим наше - "Я укроп - страну проеб!" Потом уходим на море. Сидим, курим, говорим обо всем. Телефоны дома, конечно же.
- Чувак, что там наши?
- Наши... - вздыхаю я. - Наши-то ладно. В Одессу приехала антитеррор-группа сотрудников ФБР.
- За нами?
- За нами, чувак. Не сцы, не возьмут.
В рюкзаке еще пара десяток листовок. Клей заканчивается. Последнюю доклеиваем на остановке. Почти четыре, блин, часа ночи. И откуда не возьмись - милицейская машина. Останавливаются возле нас. Опускается стекло. У нас в руках - уголовный срок. Мент молча смотрит на нас. Слегка кивает. Стекло поднимается. Машина исчезает в тумане.
Мы идем домой и ржем. Хрен знает над чем.
Но домой идем так, чтобы видеть - кто за спиной. Это привычка. Не будешь оглядываться - спалишься. Если быстро убьют - повезет. Да и хрен с ним, со мной то. Но они будут убивать медленно. Я не уверен, что я выдержу. Тем более, я видел как работает скополамин.
Те, кто используют такое - им не нужны улики. Им нужна информация. Из этих текстов информации они не получат, я напоминаю.
Потом мы пришли домой.
- Нас точно не возьмут?
- Они придут к нам. Но не возьмут.
- Уверен?
- Надеюсь.
Они пришли, да. Но не взяли.
(Продолжение следует)