В эфире вообще жопа. Если слово потерял нужное - а ты в прямом эфире - жопа. Поверьте мне.
Поэтому нужно сконцентрироваться на том, о чем говоришь.
И не ляпнуть что-нибудь типа: «За все шестьдесят четыре года существования... Сиэтла», увидеть квадратные глаза звукорежиссера, заткнуться и попытаться подыскать слово. А лучше сразу всё предложение. Потому, что понятно, что Сиэтл существует гораздо дольше, чем 64 года. А эти дурацкие 64 года - производятся наблюдения за погодой, в общем, и за температурой воздуха, в частности, да еще и количеством выпавших осадков, на всякий случай. Наверное, на тот случай, когда Ивановой стукнет в голову в самом начале программы поговорить о погоде. По-русски. Потому, что короткое предложение:»Since weather reports наs been recorded - and it’s for the past 64 years - it was first dry July in Seattle!» - крутилось в голове без проблем.
Почему у меня никогда не возникает таких мучительных поисков слов, когда я пишу. Никогда. Вот такая дурацкая дислексия разговорного жанра. Может быть мне лучше писать, а не говорить?
Я знаю, что все, кто со мной вживую общался, скажут сейчас - да, ладно, придумала тоже. Ты так быстро и складно говоришь, что просто сейчас пытаешься нарваться на комплимент.
Не могу объяснить, но в эфире - всё по-другому. И бывает затык. И хоть кричи. Самый лучший выход - выдохнуть и честно сказать в микрофон: «у меня какой-то дурацкий затык, сисьтняюс сказать! Не могу подобрать слово! Цирккокойты...» И засмеяться. Над собой.
Здорово разряжает обстановку и слово, или даже целое предложение, сразу же всплывает. И что характерно - на русском языке.
Но вообще-то я не об этом хотела рассказать. А о том, что неуспела я похвалить погоду, как тут же пошел дождь. Первый с 27 июня, что огромная редкость для Сиэтла - такой сухой июль.
Нынешний дождь ужасно ленив. Словно, грубо разбуженный тинейджер - карпизный, хмурый, злой на весь мир. Он не хочет ничего. Он не хочет идти. Он не хочет поливать истощившуюся за самый сухой (блин, вы помните, да? За последние 64 года) июль траву, деревья, кусты и прочие лютики.
Он хочет забиться обратно в теплую, мягкую постель, вон той огромной серой тучи, укутаться толстым, тяжелым одеялом и проспать еще и весь август, можно даже и часть сентября. Потому, что придет настоящая осень и он будет работать, как проклятый. Днями и ночами.
Но его разбудила эта отвратительная Иванова. Мол, не было дождя весь июль. Ну, туча решила, что надо показать кто в доме хозяин и выперла этого несчастного тинейджера на улицу. Иди полей и эту Иванову, и собачку её. Чтоб не вякала. Умная очень.
И, ведь, гад - полил. Подстерег момент, когда негде укрыться. А из защитных от дождя средств только поводок, штаны и футболка. А на ногах шлепанцы. А Мишка вообще голая. В одном лифчике. Впрочем, она так всегда ходит.
Короче, промокли мы. А дождь, зараза, ледяной. Совсем не августовский. Говорю же, злой, молодой, подростковый дождь. Вредный, злопамятный, мстительный.
Пришли мы домой, переоделись в сухое и подумали, что самым лучшим лекарством в такую погоду будет самый настоящий, горячий, густющий, ароматный грибной суп. С горсткой перловки, с дикими сухими боровиками, морковкой, петрушкой и мелко порезанной картошечкой...
И сварили.