Едем мы, друзья, в дальние края, станем новоселами и ты, и я. Мэмуар.
Наверное, так случается. Может, звёзды так сложились, может быть ещё по каким-то неведомым нам причинам, но ты вдруг просыпаешься среди ночи и понимаешь, что нужно всё-таки об этом написать.
Я об эмиграции сейчас.
Сколько раз я уже начинала писать об этом, бросала. Принималась снова. Оставляла на потом. Писала. Запиналась и откладывала.
Вдруг мне начинало казаться, что это никому не интересно. Люди, которые прошли эмиграцию - у них она такая же, как и у меня. А те, кто не прошел - ну, зачем им это?
А на днях, я в комментариях к совершенно не имеющему никакого отношения к эмиграции посту, разговорилась с Лилей и поняла, что даже у тех людей, кто был «в одной эмиграции» - в одно время, прошли одним и тем же маршрутом - ощущения разные.
У каждого своя эмиграция.
Лиля говорит, что у нее воспоминания об Италии осенью 1989 - холод. Страшный, дикий холод.
И я вспомнила.
Да, было жутко холодно. Было холодно спать, ходить, двигаться, было холодно думать.
До Ладисполи, крошечный курортный городок в сорока минутах езды от Рима, мы добирались через Вену, где провели целый месяц. А потом была Остия. Какой-то лагерь в лесу с деревянными вагончиками. Холодно. Сумрачно. Всё время в каком-то напряжении.
Неизвестность висела над головой, разливалась в воздухе, сидела в каждом слове, жесте, взгляде.
Мы боялись.
Мы боялись всего. Того, что нам откажут в американской визе. Того, что нас завалят на интервью вопросами. Мы боялись, что нас разлучат - родителей отправят в другой город, или вообще не впустят в США. Мы боялись будущего и в то же время мы в него стремились с каким-то непередаваемым желанием и настырностью.
Никто не знал, что нас ждало там. Там в будущем. В той стране, которая нас примет. Израиль? США? Канада? Австралия?
У нас были израильские визы, как, впрочем, у большинства выехавших в конце 80-х годов, уже прошлого века. Тогда еще не началась эмиграция в Германию или прямая в США. Выезжали все на историческую родину. Любимый анекдот тех лет - еврей не роскошь, а средство передвижения.
О том, как мы получали разрешение на выезд в ОВИРе - это, пожалуй, отдельная история. Но в двух словах если - то сами представьте сколько трагикомичного могло произойти с теми, кто с фамилией Ивановы, по каким-то левым израильским визам пытался уехать на постоянное место жительства на историческую родину в государство ИзраИль. Другого пути у нас не было. И каким бы сомнительным не был путь по зелененьким бумажным визам, с крошечными черно-белыми фотографиями в них, на тот момент это был единственный для нас путь из СССР.
Занавес приподняли, но мы же советские люди - мы понимали, что как его приподняли, так и могли в любую минуту опустить.
Отдали документы в ОВИР и уехали в Ялту, чтобы не бегать каждое утро сверяться с фамилиями тех, кому разрешили выезд.
Я помню мишуру летнего города - солнце, море, кооперативные кинотеатры в подвале - видик, десять-пятнадцать стульев, экран и «Полис Академи» или «Эмманнуэль» и прочие цветочки того времени. И всё это за каких-нибудь три рубля с пары. А по дороге в этот полуподпольный кооперативный видеозал можно было уже зайти в бар. Молочный бар, где наливали вполне себе не молочные коктейли. В красивом пластмассовом фужере торчала прозрачная пластиковая соломка. Мамычки - это было так круто, почти так же, как штаны -бананы или трехъярусная джинсовая юбка, купленные у фарцовщиков-поляков.
Разрешение мы получили 15 июня 1989 года. В день рождения Жени. Ей исполнилось четыре года. Позвонил папа, который остался в Гомеле, потому, что моя младшая сестра сдавала выпускные экзамены в школе. Позвонил он на телефон квартирной хозяйки, которая была предупреждена, что мы ждем очень, очень преочень важный звонок. Не знаем когда. Не знаем во сколько. Но ждем. Вот вам за хлопоты десять рублей. Звонок будет один единственный, но очень, очень просим вас нас пригласить к телефону. Спасибопожалуста.
Папа, почему-то шёпотом, забыв поздороваться сказал:
- Всё в порядке. Дали! Женечку с днем рождения, говорить не могу. Возвращайтесь, - и повесил трубку.
...
Ну, вот, как всегда. Мысли путаются. Пласт воспоминаний о подготовке к отъезду, хлопоты сбора документов, беготня по всем советским конторам и иностранным посольствам в Москве . Сумасшедшие очереди в каждое из этих посольств - Чешское, Голландское (у Израиля не было дипломатических отношений с СССР и поэтому мы получали документы в голландском посольстве), Польское (кажется) - я уже и не помню. Поставить визы. Достать чемоданы. Сшить баулы. Достать тушенку, кофе, чай, водку, матрешки, льняные простыни, хохлому и прочее.
При выезде нам разрешалось поменять по сто рублей на человека. Всё. Вывозили то, что можно было продать за полкопейки но уже за валютные полкопейки в Австрии или Италии. Путь был известен. Мы не были в первом эшелоне. Скорее, вскочили в последний вагон, уходящего поезда. Те, кто подавал документы на выезд из Советского Союза по израильским визам после нас, где-то в августе 1989 года - получив разрешение на выезд летели прямым самолетом в аэропорт Бен Гуриона. Америка больше не принимала евреев-беженцев из СССР.
...
Кому-нибудь это интересно? Я не ради кокетства спрашиваю. Писать буду. Но, возможно, только для себя.
Жутко жалею, что не вела дневники тогда. Дура. Молодая была.
Хотя удивительным образом, многие вещи, происходившие тогда я вижу гораздо яснее многих событий, которые случились не так уж давно.
Пиэс.
Спасибо за идею, kunbr .
Граждане-пассажиры, если у вас есть конкретные вопросы - задавайте. Мне так будет значительно проще вспоминать и формулировать.
Я об эмиграции сейчас.
Сколько раз я уже начинала писать об этом, бросала. Принималась снова. Оставляла на потом. Писала. Запиналась и откладывала.
Вдруг мне начинало казаться, что это никому не интересно. Люди, которые прошли эмиграцию - у них она такая же, как и у меня. А те, кто не прошел - ну, зачем им это?
А на днях, я в комментариях к совершенно не имеющему никакого отношения к эмиграции посту, разговорилась с Лилей и поняла, что даже у тех людей, кто был «в одной эмиграции» - в одно время, прошли одним и тем же маршрутом - ощущения разные.
У каждого своя эмиграция.
Лиля говорит, что у нее воспоминания об Италии осенью 1989 - холод. Страшный, дикий холод.
И я вспомнила.
Да, было жутко холодно. Было холодно спать, ходить, двигаться, было холодно думать.
До Ладисполи, крошечный курортный городок в сорока минутах езды от Рима, мы добирались через Вену, где провели целый месяц. А потом была Остия. Какой-то лагерь в лесу с деревянными вагончиками. Холодно. Сумрачно. Всё время в каком-то напряжении.
Неизвестность висела над головой, разливалась в воздухе, сидела в каждом слове, жесте, взгляде.
Мы боялись.
Мы боялись всего. Того, что нам откажут в американской визе. Того, что нас завалят на интервью вопросами. Мы боялись, что нас разлучат - родителей отправят в другой город, или вообще не впустят в США. Мы боялись будущего и в то же время мы в него стремились с каким-то непередаваемым желанием и настырностью.
Никто не знал, что нас ждало там. Там в будущем. В той стране, которая нас примет. Израиль? США? Канада? Австралия?
У нас были израильские визы, как, впрочем, у большинства выехавших в конце 80-х годов, уже прошлого века. Тогда еще не началась эмиграция в Германию или прямая в США. Выезжали все на историческую родину. Любимый анекдот тех лет - еврей не роскошь, а средство передвижения.
О том, как мы получали разрешение на выезд в ОВИРе - это, пожалуй, отдельная история. Но в двух словах если - то сами представьте сколько трагикомичного могло произойти с теми, кто с фамилией Ивановы, по каким-то левым израильским визам пытался уехать на постоянное место жительства на историческую родину в государство ИзраИль. Другого пути у нас не было. И каким бы сомнительным не был путь по зелененьким бумажным визам, с крошечными черно-белыми фотографиями в них, на тот момент это был единственный для нас путь из СССР.
Занавес приподняли, но мы же советские люди - мы понимали, что как его приподняли, так и могли в любую минуту опустить.
Отдали документы в ОВИР и уехали в Ялту, чтобы не бегать каждое утро сверяться с фамилиями тех, кому разрешили выезд.
Я помню мишуру летнего города - солнце, море, кооперативные кинотеатры в подвале - видик, десять-пятнадцать стульев, экран и «Полис Академи» или «Эмманнуэль» и прочие цветочки того времени. И всё это за каких-нибудь три рубля с пары. А по дороге в этот полуподпольный кооперативный видеозал можно было уже зайти в бар. Молочный бар, где наливали вполне себе не молочные коктейли. В красивом пластмассовом фужере торчала прозрачная пластиковая соломка. Мамычки - это было так круто, почти так же, как штаны -бананы или трехъярусная джинсовая юбка, купленные у фарцовщиков-поляков.
Разрешение мы получили 15 июня 1989 года. В день рождения Жени. Ей исполнилось четыре года. Позвонил папа, который остался в Гомеле, потому, что моя младшая сестра сдавала выпускные экзамены в школе. Позвонил он на телефон квартирной хозяйки, которая была предупреждена, что мы ждем очень, очень преочень важный звонок. Не знаем когда. Не знаем во сколько. Но ждем. Вот вам за хлопоты десять рублей. Звонок будет один единственный, но очень, очень просим вас нас пригласить к телефону. Спасибопожалуста.
Папа, почему-то шёпотом, забыв поздороваться сказал:
- Всё в порядке. Дали! Женечку с днем рождения, говорить не могу. Возвращайтесь, - и повесил трубку.
...
Ну, вот, как всегда. Мысли путаются. Пласт воспоминаний о подготовке к отъезду, хлопоты сбора документов, беготня по всем советским конторам и иностранным посольствам в Москве . Сумасшедшие очереди в каждое из этих посольств - Чешское, Голландское (у Израиля не было дипломатических отношений с СССР и поэтому мы получали документы в голландском посольстве), Польское (кажется) - я уже и не помню. Поставить визы. Достать чемоданы. Сшить баулы. Достать тушенку, кофе, чай, водку, матрешки, льняные простыни, хохлому и прочее.
При выезде нам разрешалось поменять по сто рублей на человека. Всё. Вывозили то, что можно было продать за полкопейки но уже за валютные полкопейки в Австрии или Италии. Путь был известен. Мы не были в первом эшелоне. Скорее, вскочили в последний вагон, уходящего поезда. Те, кто подавал документы на выезд из Советского Союза по израильским визам после нас, где-то в августе 1989 года - получив разрешение на выезд летели прямым самолетом в аэропорт Бен Гуриона. Америка больше не принимала евреев-беженцев из СССР.
...
Кому-нибудь это интересно? Я не ради кокетства спрашиваю. Писать буду. Но, возможно, только для себя.
Жутко жалею, что не вела дневники тогда. Дура. Молодая была.
Хотя удивительным образом, многие вещи, происходившие тогда я вижу гораздо яснее многих событий, которые случились не так уж давно.
Пиэс.
Спасибо за идею, kunbr .
Граждане-пассажиры, если у вас есть конкретные вопросы - задавайте. Мне так будет значительно проще вспоминать и формулировать.