Из недонапечатанного
Когда я уже не хотела быть ТетьДусей-моронженщицей, лет в шесть, то я решила, что буду учительницей. И обязательно первых классов. И мне на первое сентября все будут приносить цветы. Много цветов. И я буду учить всех считать, складывать палочки и в прописи крючки писать. Такие как для буквы «И», прописная, которая. И чтоб стихи разучивать для утренников. Про флаги у ворот, например. Или про «есть у нас танкисты».
В третьем классе я уже передумала становиться учительницей. Ишь, еще! Всякие мартыненки с беляковыми мне нервы трепать будут. И кнопки подкладывать на стул. И доску намазывать мылом, что ни мелом на ней не написать, ни тряпкой не протереть.
Лучше я буду артисткой. А что? Я всегда выступала на утренниках. И стихи, и песни, и даже в спектакле играла с пятиклассниками. И, между прочим, мне хлопали. Про Новый год сказка была. И я прекрасно и звонко прочла стих про снежинку и покружилась в платье из марли и белых чешках. Буду артисткой!
Кино! У меня целая книжечка абанимент есть из голубеньких таких билетиков в кино Исаченко. По десять копеек за билет. И мы с Кисой бегали каждую субботу в кино на десять утра. Ну, и со школой всем классом ходили.
Буду артисткой - красивой, в платье - так колокольчиком юбка и плечи открытые, и с такой прической. Ну, вот такой, тут завито, а тут челка длинная, а там шиньон. И туфли лодочки на остром каблуке. И буду пахнуть духами. Ну, про духи я в кино увидела, как артистка так пшик-пшик делала такой резиновой штучкой, как клизма, тока маленькая. Я тогда сильно удивилась, но мне Нинка-малая рассказала, что я дура, а артистка духами брызгалась. Я так и не поняла, как можно клизмой резиновой брызгать духами, но артисткой я быть не перехотела. А наоборот. Даже еще больше захотела.
И я рассказала все Кисе. Все-таки, все мальчишки - дураки. Он стал смеяться и дразниться. «Артистка! Артистка!» И мы подрались. Я ему хорошенько наподдала. И поцарапала еще. Ну, он меня тоже толкнул, а там камень был. Нет, перелома не было, но правой рукой я двигать еще долго не могла и она у меня была привязана на бинтике через шею.
А когда мы с Кисой помирились, он мне сказал, что не хочет, чтобы я была артисткой потому, что в кино целуются! Тетёньки артистки целуются с дяденьками. Вот, хочу ли я с разными дяденьками целоваться? Хочу?
Я подумала, подумала и поняла, что я вообще не хочу целоваться, даже ... фууу! С Кисой целоваться? Фууу! И с разными дяденьками, тем более, не хочу целоваться. Они ж могут быть противными и курить! Это ж как воняет, когда курит. А по роли целоваться. Нет. Не буду я артисткой. Не хочу я целоваться с разными дяденьками.
Лучше я буду тетенькой дикторшой в телевизоре. Красиво сидеть и читать новости. С выражением. И Киса сказал, что вот это я хорошо придумала. И что я могу, например, даже «Спокойной ночи, малыши!» вести, как тетя Таня. И он сможет смотреть на меня в телевизоре.
А я засмеялась и сказала, что он же тоже уже вырастет, зачем же ему смотреть «Спокойной ночи, малыши»? Он же сможет смотреть футбол, например, или кино в десять вечера. А Киса посмотрел на меня молча, встал, и ушел.
Дураки все-тки эти мальчишки.
В третьем классе я уже передумала становиться учительницей. Ишь, еще! Всякие мартыненки с беляковыми мне нервы трепать будут. И кнопки подкладывать на стул. И доску намазывать мылом, что ни мелом на ней не написать, ни тряпкой не протереть.
Лучше я буду артисткой. А что? Я всегда выступала на утренниках. И стихи, и песни, и даже в спектакле играла с пятиклассниками. И, между прочим, мне хлопали. Про Новый год сказка была. И я прекрасно и звонко прочла стих про снежинку и покружилась в платье из марли и белых чешках. Буду артисткой!
Кино! У меня целая книжечка абанимент есть из голубеньких таких билетиков в кино Исаченко. По десять копеек за билет. И мы с Кисой бегали каждую субботу в кино на десять утра. Ну, и со школой всем классом ходили.
Буду артисткой - красивой, в платье - так колокольчиком юбка и плечи открытые, и с такой прической. Ну, вот такой, тут завито, а тут челка длинная, а там шиньон. И туфли лодочки на остром каблуке. И буду пахнуть духами. Ну, про духи я в кино увидела, как артистка так пшик-пшик делала такой резиновой штучкой, как клизма, тока маленькая. Я тогда сильно удивилась, но мне Нинка-малая рассказала, что я дура, а артистка духами брызгалась. Я так и не поняла, как можно клизмой резиновой брызгать духами, но артисткой я быть не перехотела. А наоборот. Даже еще больше захотела.
И я рассказала все Кисе. Все-таки, все мальчишки - дураки. Он стал смеяться и дразниться. «Артистка! Артистка!» И мы подрались. Я ему хорошенько наподдала. И поцарапала еще. Ну, он меня тоже толкнул, а там камень был. Нет, перелома не было, но правой рукой я двигать еще долго не могла и она у меня была привязана на бинтике через шею.
А когда мы с Кисой помирились, он мне сказал, что не хочет, чтобы я была артисткой потому, что в кино целуются! Тетёньки артистки целуются с дяденьками. Вот, хочу ли я с разными дяденьками целоваться? Хочу?
Я подумала, подумала и поняла, что я вообще не хочу целоваться, даже ... фууу! С Кисой целоваться? Фууу! И с разными дяденьками, тем более, не хочу целоваться. Они ж могут быть противными и курить! Это ж как воняет, когда курит. А по роли целоваться. Нет. Не буду я артисткой. Не хочу я целоваться с разными дяденьками.
Лучше я буду тетенькой дикторшой в телевизоре. Красиво сидеть и читать новости. С выражением. И Киса сказал, что вот это я хорошо придумала. И что я могу, например, даже «Спокойной ночи, малыши!» вести, как тетя Таня. И он сможет смотреть на меня в телевизоре.
А я засмеялась и сказала, что он же тоже уже вырастет, зачем же ему смотреть «Спокойной ночи, малыши»? Он же сможет смотреть футбол, например, или кино в десять вечера. А Киса посмотрел на меня молча, встал, и ушел.
Дураки все-тки эти мальчишки.