Письмо четвёртое.
Сегодня меня снова накрыло.
Я потеряла папу. По привычке всё ещё хочется позвонить ему домой, рассказать, что нового, поддержать, немного побыть с ним - хотя бы по телефону.
На поминках на в 40 дней в квартире у бабушки под стеклом стеллажа - папин портрет, нарисованный на небольшом кусочке бумаги чернилами - такой, какой он был лет в 30-40 - в расцвете сил, спокойный и сосредоточенный, в очках. Есть похожая фотография из похода в 2000-ных , там он сидит на пеньке, грызёт травинку и пишет отчёт по маршруту. Есть небольшая чернильная подпись в правом нижнем углу, но она незнакома никому из нас. Бабушка нашла этот портрет в папиных бумагах, и теперь у нас есть портрет, но нет папы.
Среди папиных вещей, которые были у бабушки, я увидела его кошелёк. В нём мелочь, 100 рублей, 2 папиных визитки и телефон магазина, в котором последние лет 5, а то и больше, он покупал вино коробками. Странно, что не было лезвия - папа носил его с собой для разной нужды, и научил меня лезвием обрезать заусенцы. И брился всегда бритвой со сменным лезвием, пользуясь помазком.
Я начинаю писать о том, что помню, и одно воспоминаний обгоняет другое.
Благодаря папе у меня было детство.
У нашей дочери много книг, и во многом благодаря дедушке с бабушкой, чья любовь к книгам заразительна, и воспоминаниям о том, как вечерами мне читал папа. Наше любимое - это «Волшебник изумрудного города» (все 7 частей), «Три толстяка», сказки братьев Гримм. А вот Носова папа не любил, всячески пристрастно комментируя его: «Не люблю читать я эти враки».
Это был целый ритуал. Дождаться его свободного времени, выспросить, выбрать книгу, улечься на его диване. А всего лет 15 назад это было. Ну вот, я вспоминаю и плачу. Осознаю, что больше мы с ним никогда не будем так лежать вечерами на диване под пледом с книжкой в его руках и кошкой в ногах. Так читать он мог пол часа, если с перерывами на «горло прополоскать», а то и час, и 1,5. После чтения я уходила спать к маме.
Я вспомнила про бритву, и сразу - как я долго пыталась папу напугать, будучи маленькой. В папином доме ванная и туалет были рядом, двери открывались в одну сторону. Я всегда чётко знала, что после туалета для папы святое дело - помыть руки. А в ванной комнате у нас не было ванны, а был душ, и если стоишь у раковины, «глубины» душа не видно. Вот я несколько раз пряталась в душе, пока папа был в туалете, и выпрыгивала, когда он заходил руки мыть. По-моему, проделывала я это ровно до той поры, пока мне не удалось. Секрет удачи был в том, что папа, уже привыкнув, что только он на порог - я выпрыгиваю, расслабился, когда этого не произошло в первые секунды. Я подождала, пока он закончит мыть руки, а потом, когда он потянулся за полотенцем, выпрыгнула из душа. Алеее-оп!) Я помню, как он подпрыгнул х)
А когда я была чуть меньше, очень любила копаться в папиных вещах. В его владениях был целый стол с ящиками, меня интересовал самый верхний - с канцелярскими принадлежностями, и самый нижний - со всякой рабочей всячиной типа отвёрток. Ещё был интересен предпоследний, там были папины очки, которые он брал в поход, с «большим разрешением». А в остальных были папины бумаги. Что сам папа при этом делал - не помню. Может, пользовался покоем и читал газету, может, уходил из комнаты ужинать. Но родители знали, что я на ревизии, и мне это дело разрешалось. Складывала обратно - так, как должно быть. Чётко помню, что не бросала.
Ещё у папы стояли 2 стеллажа с полками для книг. 12 больших застеклённых полок. Я тоже их осматривала, уже чуть постарше, когда научилась читать. Однажды, перебирая книги, опрокинула пластмассовую баночку из-под плавленого сыра типа «Янтарь» или «Дружба». В той баночке был прополис. Он рассыпался по ковру и паркету, папа очень расстроился. Мне - ребёнку - объяснил, что прополис делают пчёлы, делают совсем по чуть-чуть, мой крёстный собирает его по маленьким кусочкам, а тут вот так я взяла и рассыпала. Мы, конечно, потом собирали. Но я не представляю, как я тогда жива осталась, а он смог мне объяснить терпеливо.
Про свои ревизии я вспомнила после лезвий. Может, знаете - было принято хранить их в таких пластмассовых коробочках, которые как-то защёлкивались. У папы, как сейчас помню, была зелёная. Мне она долго не попадалась в руки, а очень хотелось её заполучить. Если уж заполучилась, то открыть. Первое получалось с трудом, а второе не разрешали совсем. Однажды удалось и то, и другое. Я обрезалась и расплакалась - помню, как сейчас)
А про кошелёк я вспомнила, потому что попросила у бабушки разрешения забрать его. Как ни странно, для меня это тоже - воспоминания о детстве, какой-то надежный буфер сбывшихся желаний, подушка безопасности. Например, лет после 6, когда я научилась кататься на велосипеде и перезнакомилась с ребятами с улицы (а для меня это было очень сложно, я стеснялась!), дома меня было не застать. В лучшем случае - раз в день, когда товарищей разбирали на обед, и я поневоле тоже уходила. Но домой я исправно наведывалась… за деньгами на мороженое :) В зависимости от погоды и наличия мелочи у родителей, это могло повториться до 5 раз в день. И это тоже было ритуалом. Зайдёшь, попросишь на мороженое (в районе 10 лет я каталась на велосипеде с 2 братьями, наши мамы дружили, часто угощали мороженым и их), папа говорит:
- Ну, открывай кошелёк.
Подхожу (перед ковром тапочки строго надо снять!), беру его со стола, где он всегда лежал, открываю.
- Видишь, рядом с отделением для мелочи 10/50 рублей? И столько-то мелочи?
- Вижу.
- Бери.
И надо было скорей убегать, пока мамины возгласы о необходимости супа не достигли папиных ушей и не возымели действие :)
Структура диалога повторялась из раза в раз. Менялась сумма, менялись запросы, но общий вид оставался неизменной. Позже, уже в университете, после развода родителей, когда я на выходных стала ходить на рынок, я допускалась в кошелёк по той же схеме. «Обосновывала» и допускалась. Папин кошелёк всегда лежал в одном и том же месте на столе, по его левую руку. Но я не помню случая, чтобы я сунулась в него без спроса, и, уж тем более, втихаря взяла денег.
Теперь этот кошелёк лежит у нас с мужем в комоде и тоже содержит какое-то число денег на расходы, всё так же олицетворяя для меня чувство защищённости, как ни странно, всего лишь осознанием, что он там есть.
Я потеряла папу. По привычке всё ещё хочется позвонить ему домой, рассказать, что нового, поддержать, немного побыть с ним - хотя бы по телефону.
На поминках на в 40 дней в квартире у бабушки под стеклом стеллажа - папин портрет, нарисованный на небольшом кусочке бумаги чернилами - такой, какой он был лет в 30-40 - в расцвете сил, спокойный и сосредоточенный, в очках. Есть похожая фотография из похода в 2000-ных , там он сидит на пеньке, грызёт травинку и пишет отчёт по маршруту. Есть небольшая чернильная подпись в правом нижнем углу, но она незнакома никому из нас. Бабушка нашла этот портрет в папиных бумагах, и теперь у нас есть портрет, но нет папы.
Среди папиных вещей, которые были у бабушки, я увидела его кошелёк. В нём мелочь, 100 рублей, 2 папиных визитки и телефон магазина, в котором последние лет 5, а то и больше, он покупал вино коробками. Странно, что не было лезвия - папа носил его с собой для разной нужды, и научил меня лезвием обрезать заусенцы. И брился всегда бритвой со сменным лезвием, пользуясь помазком.
Я начинаю писать о том, что помню, и одно воспоминаний обгоняет другое.
Благодаря папе у меня было детство.
У нашей дочери много книг, и во многом благодаря дедушке с бабушкой, чья любовь к книгам заразительна, и воспоминаниям о том, как вечерами мне читал папа. Наше любимое - это «Волшебник изумрудного города» (все 7 частей), «Три толстяка», сказки братьев Гримм. А вот Носова папа не любил, всячески пристрастно комментируя его: «Не люблю читать я эти враки».
Это был целый ритуал. Дождаться его свободного времени, выспросить, выбрать книгу, улечься на его диване. А всего лет 15 назад это было. Ну вот, я вспоминаю и плачу. Осознаю, что больше мы с ним никогда не будем так лежать вечерами на диване под пледом с книжкой в его руках и кошкой в ногах. Так читать он мог пол часа, если с перерывами на «горло прополоскать», а то и час, и 1,5. После чтения я уходила спать к маме.
Я вспомнила про бритву, и сразу - как я долго пыталась папу напугать, будучи маленькой. В папином доме ванная и туалет были рядом, двери открывались в одну сторону. Я всегда чётко знала, что после туалета для папы святое дело - помыть руки. А в ванной комнате у нас не было ванны, а был душ, и если стоишь у раковины, «глубины» душа не видно. Вот я несколько раз пряталась в душе, пока папа был в туалете, и выпрыгивала, когда он заходил руки мыть. По-моему, проделывала я это ровно до той поры, пока мне не удалось. Секрет удачи был в том, что папа, уже привыкнув, что только он на порог - я выпрыгиваю, расслабился, когда этого не произошло в первые секунды. Я подождала, пока он закончит мыть руки, а потом, когда он потянулся за полотенцем, выпрыгнула из душа. Алеее-оп!) Я помню, как он подпрыгнул х)
А когда я была чуть меньше, очень любила копаться в папиных вещах. В его владениях был целый стол с ящиками, меня интересовал самый верхний - с канцелярскими принадлежностями, и самый нижний - со всякой рабочей всячиной типа отвёрток. Ещё был интересен предпоследний, там были папины очки, которые он брал в поход, с «большим разрешением». А в остальных были папины бумаги. Что сам папа при этом делал - не помню. Может, пользовался покоем и читал газету, может, уходил из комнаты ужинать. Но родители знали, что я на ревизии, и мне это дело разрешалось. Складывала обратно - так, как должно быть. Чётко помню, что не бросала.
Ещё у папы стояли 2 стеллажа с полками для книг. 12 больших застеклённых полок. Я тоже их осматривала, уже чуть постарше, когда научилась читать. Однажды, перебирая книги, опрокинула пластмассовую баночку из-под плавленого сыра типа «Янтарь» или «Дружба». В той баночке был прополис. Он рассыпался по ковру и паркету, папа очень расстроился. Мне - ребёнку - объяснил, что прополис делают пчёлы, делают совсем по чуть-чуть, мой крёстный собирает его по маленьким кусочкам, а тут вот так я взяла и рассыпала. Мы, конечно, потом собирали. Но я не представляю, как я тогда жива осталась, а он смог мне объяснить терпеливо.
Про свои ревизии я вспомнила после лезвий. Может, знаете - было принято хранить их в таких пластмассовых коробочках, которые как-то защёлкивались. У папы, как сейчас помню, была зелёная. Мне она долго не попадалась в руки, а очень хотелось её заполучить. Если уж заполучилась, то открыть. Первое получалось с трудом, а второе не разрешали совсем. Однажды удалось и то, и другое. Я обрезалась и расплакалась - помню, как сейчас)
А про кошелёк я вспомнила, потому что попросила у бабушки разрешения забрать его. Как ни странно, для меня это тоже - воспоминания о детстве, какой-то надежный буфер сбывшихся желаний, подушка безопасности. Например, лет после 6, когда я научилась кататься на велосипеде и перезнакомилась с ребятами с улицы (а для меня это было очень сложно, я стеснялась!), дома меня было не застать. В лучшем случае - раз в день, когда товарищей разбирали на обед, и я поневоле тоже уходила. Но домой я исправно наведывалась… за деньгами на мороженое :) В зависимости от погоды и наличия мелочи у родителей, это могло повториться до 5 раз в день. И это тоже было ритуалом. Зайдёшь, попросишь на мороженое (в районе 10 лет я каталась на велосипеде с 2 братьями, наши мамы дружили, часто угощали мороженым и их), папа говорит:
- Ну, открывай кошелёк.
Подхожу (перед ковром тапочки строго надо снять!), беру его со стола, где он всегда лежал, открываю.
- Видишь, рядом с отделением для мелочи 10/50 рублей? И столько-то мелочи?
- Вижу.
- Бери.
И надо было скорей убегать, пока мамины возгласы о необходимости супа не достигли папиных ушей и не возымели действие :)
Структура диалога повторялась из раза в раз. Менялась сумма, менялись запросы, но общий вид оставался неизменной. Позже, уже в университете, после развода родителей, когда я на выходных стала ходить на рынок, я допускалась в кошелёк по той же схеме. «Обосновывала» и допускалась. Папин кошелёк всегда лежал в одном и том же месте на столе, по его левую руку. Но я не помню случая, чтобы я сунулась в него без спроса, и, уж тем более, втихаря взяла денег.
Теперь этот кошелёк лежит у нас с мужем в комоде и тоже содержит какое-то число денег на расходы, всё так же олицетворяя для меня чувство защищённости, как ни странно, всего лишь осознанием, что он там есть.