Психотерапия во время пандемии
В прошлом месяце я надеялась побывать на Сицилии, чтобы поговорить с итальянскими коллегами о психотерапии пациентов с диагнозом расстройства личности. Вместо этого я нахожусь на карантине у себя дома в Соединенных Штатах, «встречаясь» со своими пациентами по телефону и через Интернет. Хотя в этих обстоятельствах можно продолжать быть терапевтичным, это также требует усилий.
И в этих условиях психотерапия сама по себе чувствует себя иначе. Какова бы ни была первоначальная причина обращения за терапией, главная тема, о которой говорят мои пациенты, - это коронавирус. Каждый сеанс начинается с вопросов о моем здоровье и сообщений об их физическом состоянии и состоянии людей, о которых они заботятся. Если раньше я могла отвечать на вопросы о моем собственном здоровье, задавая вопросы о любопытстве пациента, то теперь я чувствую, что это элементарная вежливость, чтобы сказать пациенту, как я себя чувствую. Без чувства безопасности, что я остаюсь в порядке, они не могут перейти к другим темам. Коронавирус заставил меня чувствовать себя более разговорчивой, более интимной, более проявляющей реалистичную взаимозависимость между мной и моими пациентами.
Самым трудным для меня психологически было то, что страх перед коронавирусом - это не невротическая тревога, а горе от его вреда - не невротическая депрессия. Я могу помочь пациентам, когда реалистический страх и потеря осложняются их личными причинами и уязвимостями, но я не могу уменьшить эмоциональную боль, основанную на реальности. Вместо этого я свидетельствую о реалистическом страхе и всепоглощающей скорби. Особенно для тех, кто чувствует, что другие не выдерживают слушать о том, что они чувствуют, это дает некоторое утешение. Я также стараюсь дать своим пациентам наилучшую информацию о том, как себя обезопасить. Для реалистичных страхов реалистичные меры самозащиты - лучшее «лечение».
Клинический опыт научил меня, что одной из самых глубоких фантазий всех людей является вера в то, что где-то есть всемогущий, всеведущий Другой, который может что-то исправить. Впервые я осознала силу этой фантазии, когда у моей двухлетней дочери случилась полномасштабная истерика, потому что я не прекращала дождь. У некоторых пациентов есть пожизненный эмоциональный шаблон попыток заставить воображаемую могущественную мать увидеть, насколько сильно они страдают, потому что, вероятно, тогда она вмешается и спасет их. Они привносят этот шаблон в психотерапию и проводят сеанс за сеансом, развивая свою боль, сопротивляясь попыткам терапевта помочь им понять, что их желание идеального родителя должно быть оставлено и отгоревано, чтобы они могли наслаждаться несовершенными людьми и неполным удовлетворением реальности. У терапевтов аналог этой фантазии, которая часто подталкивает нас к нашей профессии, подразумевает, что мы являемся всемогущим спасателем, который может принести идеальное психическое здоровье каждому пациенту. В течение нашей карьеры, если мы не усмирим эту фантазию, мы будем деструктивно самокритичны, разочарованы и неспособны гордиться тем, что мы реально предлагаем.
Крайне страшно, что мир находится не в руках доброжелательных, превосходящих других людей, а управляется испорченными, хрупкими людьми, такими как мы. В любой амбициозной психотерапии пациент и терапевт сталкиваются с этой реальностью как когнитивно, так и эмоционально. В условиях пандемии этот процесс перемещается в центр внимания, поскольку обе стороны испытывают искушение искать утешения в фантазиях зависимости от идеального родителя. Психотерапия подразумевает суровую правду. Как и терапевты в широком масштабе, лидеры, которые воспринимают и говорят правду, вдохновляют на лучшие реакции на бедствия, чем те, кто сопротивляется реальности, пытаются поддерживать свои фантазии о себе как всемогущие и успокаивают публику ложью.
Я думаю, что все, что мы можем сделать как терапевты, независимо от того, как наши страны справляются с COVID-19, - это честно говорить о том, насколько эмоционально сложные сейчас дела. Главный комфорт, который мы можем предложить пациентам, даже во время карантина, - это тесная связь с кем-то, кто воздерживается от защитных искажений пугающей, болезненной реальности. Эта услуга не приближается к нашим фантазиям о всемогуществе спасителей, но она ценная.
Нэнси Мак-Вильямс
И в этих условиях психотерапия сама по себе чувствует себя иначе. Какова бы ни была первоначальная причина обращения за терапией, главная тема, о которой говорят мои пациенты, - это коронавирус. Каждый сеанс начинается с вопросов о моем здоровье и сообщений об их физическом состоянии и состоянии людей, о которых они заботятся. Если раньше я могла отвечать на вопросы о моем собственном здоровье, задавая вопросы о любопытстве пациента, то теперь я чувствую, что это элементарная вежливость, чтобы сказать пациенту, как я себя чувствую. Без чувства безопасности, что я остаюсь в порядке, они не могут перейти к другим темам. Коронавирус заставил меня чувствовать себя более разговорчивой, более интимной, более проявляющей реалистичную взаимозависимость между мной и моими пациентами.
Самым трудным для меня психологически было то, что страх перед коронавирусом - это не невротическая тревога, а горе от его вреда - не невротическая депрессия. Я могу помочь пациентам, когда реалистический страх и потеря осложняются их личными причинами и уязвимостями, но я не могу уменьшить эмоциональную боль, основанную на реальности. Вместо этого я свидетельствую о реалистическом страхе и всепоглощающей скорби. Особенно для тех, кто чувствует, что другие не выдерживают слушать о том, что они чувствуют, это дает некоторое утешение. Я также стараюсь дать своим пациентам наилучшую информацию о том, как себя обезопасить. Для реалистичных страхов реалистичные меры самозащиты - лучшее «лечение».
Клинический опыт научил меня, что одной из самых глубоких фантазий всех людей является вера в то, что где-то есть всемогущий, всеведущий Другой, который может что-то исправить. Впервые я осознала силу этой фантазии, когда у моей двухлетней дочери случилась полномасштабная истерика, потому что я не прекращала дождь. У некоторых пациентов есть пожизненный эмоциональный шаблон попыток заставить воображаемую могущественную мать увидеть, насколько сильно они страдают, потому что, вероятно, тогда она вмешается и спасет их. Они привносят этот шаблон в психотерапию и проводят сеанс за сеансом, развивая свою боль, сопротивляясь попыткам терапевта помочь им понять, что их желание идеального родителя должно быть оставлено и отгоревано, чтобы они могли наслаждаться несовершенными людьми и неполным удовлетворением реальности. У терапевтов аналог этой фантазии, которая часто подталкивает нас к нашей профессии, подразумевает, что мы являемся всемогущим спасателем, который может принести идеальное психическое здоровье каждому пациенту. В течение нашей карьеры, если мы не усмирим эту фантазию, мы будем деструктивно самокритичны, разочарованы и неспособны гордиться тем, что мы реально предлагаем.
Крайне страшно, что мир находится не в руках доброжелательных, превосходящих других людей, а управляется испорченными, хрупкими людьми, такими как мы. В любой амбициозной психотерапии пациент и терапевт сталкиваются с этой реальностью как когнитивно, так и эмоционально. В условиях пандемии этот процесс перемещается в центр внимания, поскольку обе стороны испытывают искушение искать утешения в фантазиях зависимости от идеального родителя. Психотерапия подразумевает суровую правду. Как и терапевты в широком масштабе, лидеры, которые воспринимают и говорят правду, вдохновляют на лучшие реакции на бедствия, чем те, кто сопротивляется реальности, пытаются поддерживать свои фантазии о себе как всемогущие и успокаивают публику ложью.
Я думаю, что все, что мы можем сделать как терапевты, независимо от того, как наши страны справляются с COVID-19, - это честно говорить о том, насколько эмоционально сложные сейчас дела. Главный комфорт, который мы можем предложить пациентам, даже во время карантина, - это тесная связь с кем-то, кто воздерживается от защитных искажений пугающей, болезненной реальности. Эта услуга не приближается к нашим фантазиям о всемогуществе спасителей, но она ценная.
Нэнси Мак-Вильямс