№ 1435. Автобиография.
Попросили написать автобиографию для уральской поэтической энциклопедии. Писать можно было в свободном стиле, чтобы типа художественный текст был. Ну я написал, выложу и здесь.
Я родился 1 января 1989 года в селе Кишерть Пермской области и прожил там 14 лет.
На самом деле, это враньё.
Родился в Перми, жил в Перми. А в Кишерть, к бабке с дедом, наведывался исключительно в каникулы.
Такое враньё я, впрочем, считаю позволительным - если когда-нибудь сложится миф обо мне как о деревенском жителе, в сознательном возрасте понаехавшем в город, мне будет приятно. Ведь всё равно самая искренняя и правильная жизнь в тот период приходилась именно на кишертские каникулы, а в городе мне было тягостно и неуютно.
Чем можно было заниматься ребёнку (а затем и подростку) в Кишерти?
Абсолютно ничем.
С детства обожал заниматься ничем!
Можно было, скажем, отыскать за поленницей насквозь проржавевшую хреновину - не то деталь от двигателя, не то вентиль от газовой трубы, не помню уже - и коротать часы, поливая её водой из колонки и воображая, что с ней от этого происходят удивительные изменения.
Можно было нарвать на огороде луковых стрел, горошка, незрелой моркови, свекольной ботвы и всякой прочей ерунды, насыпать этот салат в ведёрко с водой, поставить на солнце на часок и потом хвастаться всем, какой замечательный суп ты сварил без посторонней помощи.
Можно было часы напролёт разбрызгивать по просёлочной дороге воду из шланга и гордиться тем, что так прибиваешь пыль и бережёшь здоровье целой улицы. Дорога под солнцем мгновенно высыхала, но героическая борьба с пылью от этого становилась только увлекательнее.
И по железной дороге можно было бродить до посинения.
Но это летом.
Зимой моим главным врагом становился снег, и я расправлялся с ним так же азартно, как летом расправлялся с пылью. Впрочем, просто так играть в нём мне тоже нравилось.
А весной пыли не было и снега тоже не было. Зато была вода. Для борьбы с этой напастью имелись особые методы. Чтобы скопившаяся в лужах весенняя вода не текла в подвал и в сени, я целыми днями бродил по двору с ломом и выдалбливал во льду и в мёрзлой земле замысловатые русла, в которые ненужная вода сразу же устремлялась. Чёрт возьми, я управлялся с этой стихией круче, чем сам старик Моисей.
Последний раз в жизни я выделывал эти трюки с талой водой первого апреля 2003 года. Я прорубал широкое русло прямо перед окнами нашего дома. Вода наступала, и я работал ломом с тем же остервенением, с каким Америка в это самое время бомбила Ирак. Деревенские мужики, приходившие на дедовы похороны, видели меня под окнами нашего дома и потом, растрогавшись, сообщали отцу, что восхищены моим самообладанием. А я просто отводил весенние ручьи от подвала.
Днём ранее мы с отцом брели по кишертским улицам, держа в руках купленные в местной галантерее искусственные цветы с выгоревшими сиреневыми лепестками из дешёвой пластмассы. Мне было куплено мороженое "Эскимо" с кусочками мармелада, а когда эскимо было съедено, отец сказал:
-Ну вот и кончилось твоё детство.
Если бы в те годы существовал интернет-мем "Спасибо, капитан!", я бы ему так и ответил.
Что это, в самом деле, за пошлое резонёрство.
Действительно, там оно и сгинуло, в сыром подтаявшем снегу, запах которого я до сих пор могу вообразить в любой момент.
Вскоре и Кишерть сгинула, потому что некому было следить за домом, и бабушка сгинула, и папа.
Всё это переживалось по-настоящему, но уже не имело решающего значения, поскольку происходило за пределами детства.
А за этими пределами, по большому счёту, вообще ничего нет.
"Дети кукурузы" вот были умные, а мы все дураки. Только фильм не смотрите, читайте рассказ Кинга. В фильме хэппи-энд, а хэппи-энд - это почти всегда неправда.
Недавно вычитал в книжке Елизарова (Елизаров хороший) фразу «С детства родные считают его серьезным, хотя серьезность Леонида в первые годы жизни заключается лишь в том, что он боится радиопередач, картинок в книжках, закрытых дверей и узоров на обоях» и сразу же запихнул её во все социальные сети в раздел «О себе». Как будто бы это про меня. Хотя это про какого-то Леонида, который потом по сюжету перерезает себе горло, таким образом заземляя, как пишет Елизаров, слово «педераст». Не то чтобы я боюсь конкретно узоров на обоях и радиопередач, и у меня вряд ли когда-нибудь возникнет идея заземлять слово «педераст» (как это вообще?), но последние лет девять меня, не вдаваясь в детали, можно примерно так и характеризовать. Не «педерастом», в смысле, а человеком тревоги и, может быть, иррационального страха.
На самом деле, конечно, не стоит мне прибедняться. Случалось много всякого хорошего и интересного. Причём такого, что автобиография может тихо и незаметно перетечь в хвастовство. Фотографии мои смотрят, стихи слушают, к словам прислушиваются. Даже в телевизор несколько раз попадал со стихами. Проекты всякие, опять же, реализуются. Сижу в музее PERMM, который мне нравится очень. Люди, которых я люблю, любят меня. Да и вообще я люблю людей, практически всех. Ну ладно, за исключением пары скотов из бывших одноклассников, одного бывшего сокурсника и одного пермского депутата, которого вы все знаете. А так - да, всех люблю.
Иное дело, что писать мне хочется не об этом, а о другом. Я и предыдущий-то абзац с трудом из себя выдавил, чтобы этот текст хотя бы по паре формальных признаков был на автобиографию похож.
Я, на мой взгляд, принадлежу к тем людям, которых патологически влечёт то, что кажется по-настоящему страшным, недопустимым, отвратительным. А значит, непонятным. Жить с этим в одном мире трудно, закрывать глаза стыдно, удалить невозможно. Выходит, остаётся только пропустить это сквозь себя, чтобы сделать чуть менее непознаваемым. В этом, наверное, есть что-то и от мазохизма. Но немного.
Возможность наблюдать за темнотой, возможность прочувствовать её создаёт иллюзию её понятности, иллюзию контроля.
Я наугад выхватываю из хаоса какие-то отталкивающие обрывки реальности и укладываю в сознание компактно и аккуратно, как выглаженное бельё на полки шкафа, и от этого становится несколько легче.
Так проходит время, много времени. Моего времени, раз уж мы говорим про автобиографию.
Не существует никакого "взросления", есть только нисходящая спираль между детством и [далее нрзб]
Скользить по этой спирали, впрочем, иногда бывает довольно весело. Не спорю.
Я родился 1 января 1989 года в селе Кишерть Пермской области и прожил там 14 лет.
На самом деле, это враньё.
Родился в Перми, жил в Перми. А в Кишерть, к бабке с дедом, наведывался исключительно в каникулы.
Такое враньё я, впрочем, считаю позволительным - если когда-нибудь сложится миф обо мне как о деревенском жителе, в сознательном возрасте понаехавшем в город, мне будет приятно. Ведь всё равно самая искренняя и правильная жизнь в тот период приходилась именно на кишертские каникулы, а в городе мне было тягостно и неуютно.
Чем можно было заниматься ребёнку (а затем и подростку) в Кишерти?
Абсолютно ничем.
С детства обожал заниматься ничем!
Можно было, скажем, отыскать за поленницей насквозь проржавевшую хреновину - не то деталь от двигателя, не то вентиль от газовой трубы, не помню уже - и коротать часы, поливая её водой из колонки и воображая, что с ней от этого происходят удивительные изменения.
Можно было нарвать на огороде луковых стрел, горошка, незрелой моркови, свекольной ботвы и всякой прочей ерунды, насыпать этот салат в ведёрко с водой, поставить на солнце на часок и потом хвастаться всем, какой замечательный суп ты сварил без посторонней помощи.
Можно было часы напролёт разбрызгивать по просёлочной дороге воду из шланга и гордиться тем, что так прибиваешь пыль и бережёшь здоровье целой улицы. Дорога под солнцем мгновенно высыхала, но героическая борьба с пылью от этого становилась только увлекательнее.
И по железной дороге можно было бродить до посинения.
Но это летом.
Зимой моим главным врагом становился снег, и я расправлялся с ним так же азартно, как летом расправлялся с пылью. Впрочем, просто так играть в нём мне тоже нравилось.
А весной пыли не было и снега тоже не было. Зато была вода. Для борьбы с этой напастью имелись особые методы. Чтобы скопившаяся в лужах весенняя вода не текла в подвал и в сени, я целыми днями бродил по двору с ломом и выдалбливал во льду и в мёрзлой земле замысловатые русла, в которые ненужная вода сразу же устремлялась. Чёрт возьми, я управлялся с этой стихией круче, чем сам старик Моисей.
Последний раз в жизни я выделывал эти трюки с талой водой первого апреля 2003 года. Я прорубал широкое русло прямо перед окнами нашего дома. Вода наступала, и я работал ломом с тем же остервенением, с каким Америка в это самое время бомбила Ирак. Деревенские мужики, приходившие на дедовы похороны, видели меня под окнами нашего дома и потом, растрогавшись, сообщали отцу, что восхищены моим самообладанием. А я просто отводил весенние ручьи от подвала.
Днём ранее мы с отцом брели по кишертским улицам, держа в руках купленные в местной галантерее искусственные цветы с выгоревшими сиреневыми лепестками из дешёвой пластмассы. Мне было куплено мороженое "Эскимо" с кусочками мармелада, а когда эскимо было съедено, отец сказал:
-Ну вот и кончилось твоё детство.
Если бы в те годы существовал интернет-мем "Спасибо, капитан!", я бы ему так и ответил.
Что это, в самом деле, за пошлое резонёрство.
Действительно, там оно и сгинуло, в сыром подтаявшем снегу, запах которого я до сих пор могу вообразить в любой момент.
Вскоре и Кишерть сгинула, потому что некому было следить за домом, и бабушка сгинула, и папа.
Всё это переживалось по-настоящему, но уже не имело решающего значения, поскольку происходило за пределами детства.
А за этими пределами, по большому счёту, вообще ничего нет.
"Дети кукурузы" вот были умные, а мы все дураки. Только фильм не смотрите, читайте рассказ Кинга. В фильме хэппи-энд, а хэппи-энд - это почти всегда неправда.
Недавно вычитал в книжке Елизарова (Елизаров хороший) фразу «С детства родные считают его серьезным, хотя серьезность Леонида в первые годы жизни заключается лишь в том, что он боится радиопередач, картинок в книжках, закрытых дверей и узоров на обоях» и сразу же запихнул её во все социальные сети в раздел «О себе». Как будто бы это про меня. Хотя это про какого-то Леонида, который потом по сюжету перерезает себе горло, таким образом заземляя, как пишет Елизаров, слово «педераст». Не то чтобы я боюсь конкретно узоров на обоях и радиопередач, и у меня вряд ли когда-нибудь возникнет идея заземлять слово «педераст» (как это вообще?), но последние лет девять меня, не вдаваясь в детали, можно примерно так и характеризовать. Не «педерастом», в смысле, а человеком тревоги и, может быть, иррационального страха.
На самом деле, конечно, не стоит мне прибедняться. Случалось много всякого хорошего и интересного. Причём такого, что автобиография может тихо и незаметно перетечь в хвастовство. Фотографии мои смотрят, стихи слушают, к словам прислушиваются. Даже в телевизор несколько раз попадал со стихами. Проекты всякие, опять же, реализуются. Сижу в музее PERMM, который мне нравится очень. Люди, которых я люблю, любят меня. Да и вообще я люблю людей, практически всех. Ну ладно, за исключением пары скотов из бывших одноклассников, одного бывшего сокурсника и одного пермского депутата, которого вы все знаете. А так - да, всех люблю.
Иное дело, что писать мне хочется не об этом, а о другом. Я и предыдущий-то абзац с трудом из себя выдавил, чтобы этот текст хотя бы по паре формальных признаков был на автобиографию похож.
Я, на мой взгляд, принадлежу к тем людям, которых патологически влечёт то, что кажется по-настоящему страшным, недопустимым, отвратительным. А значит, непонятным. Жить с этим в одном мире трудно, закрывать глаза стыдно, удалить невозможно. Выходит, остаётся только пропустить это сквозь себя, чтобы сделать чуть менее непознаваемым. В этом, наверное, есть что-то и от мазохизма. Но немного.
Возможность наблюдать за темнотой, возможность прочувствовать её создаёт иллюзию её понятности, иллюзию контроля.
Я наугад выхватываю из хаоса какие-то отталкивающие обрывки реальности и укладываю в сознание компактно и аккуратно, как выглаженное бельё на полки шкафа, и от этого становится несколько легче.
Так проходит время, много времени. Моего времени, раз уж мы говорим про автобиографию.
Не существует никакого "взросления", есть только нисходящая спираль между детством и [далее нрзб]
Скользить по этой спирали, впрочем, иногда бывает довольно весело. Не спорю.