Как мне уже приходилось говорить, я считаю ислам революционной
мелкобуржуазной утопией, принадлежащей к тому же ряду явлений,
что и, скажем, анархизм, антиколониальный национализм (гандизм,
негритюд) и т.д. Хотя на первый взгляд это может
показаться странным, но протобуржуазные элементы присутствовали
в исламе с самого момента его возникновения. Трансцендентность
божества; социальный атомизм; отсутствие института духовенства
и, следовательно, прямые отношения каждого верующего с Богом;
подозрительное отношение к мистике и резкое неприятие монашества;
полное тождество религии, права и политики; стремление к
построению всемирного однородного государства; абсолютное
равенство граждан перед универсальной и прозрачной правовой
системой; выборность верховной власти и аскетичный образ жизни
правителей (которые в идеале должны были зарабатывать на жизнь
собственным трудом); относительная терпимость к гетеродоксии;
общепринятое мнение, что наиболее похвальными занятиями для
верующих являются торговля и ремесло; лунный календарь, не
привязанный к сельскохозяйственному циклу, зато удобный для
торговых и фискальных операций - этот список можно продолжать
до бесконечности. (Я говорю, конечно же, не столько о реальных
явлениях в мусульманских государствах, сколько об утопической
картине мира, заложенной в исламскую идеологию мединскими,
куфийскими и басрийскими правоведами VIII-IX вв., создателями
четырех современных суннитских богословско-правовых школ.) Во
многом ислам предвосхитил позднейшую чисто буржуазную религию
- протестантизм. Как и у протестантов, в исламе тоже дешевая
церковь должна была придти на смену раззолоченным храмам, а
простая, но искренняя вера - сменить богословские хитросплетения,
порожденные развращенным греческим умом.
Попробуем указать, откуда в раннем средневековье вообще могли взяться
все эти модернистские мотивы. Феодальные правители практически
не оказывали влияния на формирование мусульманской догматики.
Она с самого начала, со времени Мухаммада, находилась под
исключительным контролем вполне определенной социальной группы -
городского торгово-ремесленного населения Ближнего Востока (в
первую очередь - стран Полумесяца). В ходе дальнейшего развития
именно эта группа должна была превратиться в буржуазию, поэтому
неудивительно, что ее взгляды уже в то время были отмечены
множеством протобуржуазных черт. Фактически, с появлением ислама
(задолго до европейского протестантизма) средневековые горожане
впервые начинают говорить от своего имени, игнорируя феодальную
верхушку или даже прямо оппонируя ей. Тем не менее, в целом ислам,
конечно, остается в общем поле средневековых феодальных идеологий.
Подобно протестантизму, он тоже занимает положение «на краю»
этого поля, но не выходит за его пределы.
Если, исходя из этих общих соображений, мы теперь рассмотрим три
направления, на которые разделяется современный ислам, - салафизм,
шиизм и суфизм, то обнаружим, что отмеченные модернистские
(протобуржуазные) элементы оказались сконцентрированы главным
образом в учении салафитов. Шиизм представляет собой
противоположный полюс, на котором собраны все традиционалистские
(средневековые, феодальные) интенции раннего ислама. Сопоставляя
эти два течения, мы увидим, что салафизм против шиизма в
гносеологическом плане - это научное, рациональное знание против
озарения, интуиции; в плане религиозной организации -
эгалитарность против иерархии; в политическом плане - выборная
власть против сакральной династии. Подобно веберовским пуританам,
некоторые салафиты доводят «расколдовывание мира» до самых
крайних пределов (например, фактически отрицают посмертное
существование души до Дня воскресения). Шииты же, напротив,
вполне в средневековом духе придают важное значение
сверхъестественному (например, считают, что земная жизнь скрытого
имама, родившегося в IX в., продолжается до сих пор), причем
именно эти моменты их догматики вызывают у салафитов крайнее
отторжение.
Конечно, современный иранский «двенадцатеричный» шиизм
представляет собой достаточно умеренное течение и не носит
такого резко выраженного профеодального характера, как его
известный средневековый предшественник - исмаилизм. (Что касается
йеменских зайдитов, то их шиизм даже еще более «умеренный»,
чем иранский, и почти смыкается с ортодоксальным суннизмом.) Тем
не менее, можно определенно сказать, что салафизм - это более
«модернистская» ветвь ислама, а шиизм - его более
«традиционалистская» ветвь. Суфизм, до недавнего времени почти
безраздельно господствовавший в исламском мире, представляет собой
среднее, компромиссное течение. Видимо, как раз в силу
половинчатого характера он перестал удовлетворять запросам верующих
и растерял свои позиции. В современном исламском мире актуальность
сохранили только салафизм и шиизм. Сейчас эти две идеологии
борются между собой на полях сражений в Ираке и Сирии за
доминирование в исламском мире, вернее, за право возглавлять
исламское антиимпериалистическое движение. Какая из них более
перспективна в этом плане?
На мой взгляд, слабость салафитов состоит в том, что они пытаются
вести идеологическую борьбу с империализмом его же оружием.
Их идеология слишком буржуазна, чтобы составить серьезный
противовес западным ценностям, и даже своими приверженцами она
рано или поздно начнет восприниматься всего лишь как ухудшенный
аналог буржуазного мировоззрения. Ведь, по сути, она представляет
собой первый зародыш этого мировоззрения, возникший тысячу лет
назад, но из-за превратностей исторического процесса не
развившийся до той полноты и всеохватности, которые мы наблюдаем
на современном Западе. Не случайно современные салафиты, придя
к власти, часто пытаются копировать особенности западного образа
жизни, видимо, воспринимая их как «естественные», «соответствующие
человеческой природе». Доходит до смешного: так, если верить
прошлогодним сообщениям в прессе, руководство ISIS даже пыталось
завести свой собственный гламур (глянцевый журнал, агентство
свадебных путешествий и т.д.). Конечно, при желании можно
легализовать и гламур, и многие другие явления, пришедшие с Запада,
ссылками на соответствующие положения сунны. Но не будет ли это
означать, что салафитские богословы, по сути, не могут предложить
реальную альтернативу западным ценностям?
Относительная же архаичность шиизма, наоборот, составляет его
сильную сторону. Нечто подобное происходит всякий раз,
когда в обществе назревает переход
на следующую, более высокую ступень исторического развития, но
идеология, соответствующая новому историческому этапу, еще не
появилась (или не получила достаточного распространения). В такой ситуации
прогрессивные силы оказываются вынуждены обращаться к архаике -
к идеологии предшествующего этапа, навсегда, казалось, потерявшей
всякое влияние. Так, например, в предкапиталистическую эпоху, то
есть задолго до появления Декарта и Руссо, итальянские гуманисты
считали своей целью возрождение античного язычества. (Эту
тенденцию можно проследить от Гемиста Плифона, всерьез мечтавшего
о введении в Византийской империи государственного культа
олимпийских богов, и вплоть до французских революционеров,
представлявших себя в образах античных персонажей.) При этом
гуманисты на практике совершенно не планировали восстановление
рабовладельческого строя - нет, они пытались выразить чаяния
совершенно новой социальной группы, но за неимением новой
идеологии делали это на языке единственного существовавшего
тогда противника христианства - античного язычества. На
следующем историческом этапе сложилась похожая ситуация:
марксизм вырос именно из философии Гегеля, которая представляла
собой, как известно, «аристократическую реакцию на Французскую
революцию». Когда общественный строй укрепляется настолько, что
реставрация старых порядков ему уже не грозит, идеология старого
режима становится не просто безопасной - она становится
прогрессивной, поскольку поначалу новые социальные силы будут
вынужденно пользоваться ее языком.
В таком положении и оказалась сейчас шиитская религия. Несмотря
на свой очевидно профеодальный характер, она не выражает никакие
феодальные интересы: их уже просто не существует, реставрация
феодализма давно стала невозможной. Она используется исламскими
массами в качестве языка антикапиталистического протеста - языка,
правда, не вполне адекватного, но на сегодня единственно им
доступного. Именно некоторая архаичность шиизма делает его более
пригодным, чем салафизм, кандидатом на роль протестной идеологии.
Это, возможно, позволяет объяснить, почему шиитская революция
смогла одержать победу в Иране и даже привела к созданию на
Ближнем Востоке целой антиимпериалистической оси (Иран -
асадовская Сирия - Хезболла), а салафиты, несмотря на все их
усилия, не смогли создать собственного центра и, хоть и против
своей воли, часто фактически оказываются проводниками
американских интересов в регионе.