Это не абстрактная теология, а то, что действует в нашей исторической жизни, когда забвение языка (пока лишь конкретного национального) гасит коллективный субъект в виде народа (пока ещё не всё человечество), а человеческий материал, остающийся после этого «минизатмения» переходит в другую систему имён и становится частью другого коллективного субъекта.
... Достаточно, чтобы в один прекрасный момент всех людей на Земле постигла лингвистическая амнезия, и они просто забыли бы язык. Не свой родной, и не чужой, а Язык как таковой, как систему имён. В следующий момент люди перестали бы быть людьми, человечество - человечеством. У мира исчез бы свидетель, тот, кого Аллах поставил наместником. А если у мира исчезает свидетель, то в это же мгновение исчезает и сам мир как таковой. Некому больше назвать хаотические пятна, из которых состоит марево субстанции «сосной», «звездой», «колыбелью» и т. д.
Как-то в разговоре с одним башкирским националистом он выразил мне своё недоумение:
«Удивительно, что наши националисты, бесспорные патриоты башкирского народа, в обыденной жизни почти не пользуются родным языком, хотя прекрасно его знают. Да что говорить, сам я ловлю себя на том, что дома с семьёй говорю по-русски!».
Я ответил примерно следующее:
«Националист - это тот, кто любит свой народ, кто желал бы видеть его сильным, динамичным, стоящим в центре актуальных проблем. Не маргинальным, не застойным, не архаичным. Если вы, башкирские националисты, непроизвольно выбираете в обиходе русский язык, это означает, что ваш родной вас бессознательно чем-то раздражает. А именно, он ассоциируется на уровне подкорки с тем, от чего вы хотели бы избавить башкир: с коррупцией, чинопочитанием, клановостью, конформизмом и т. п. То есть, с одной стороны, вам, башкирам, навязали такой ассоциативный ряд в связи с башкирским языком, с другой же стороны, именно те силы в башкирской нации, которые связаны с этим ненавистным для патриотов негативом, реально узурпировали башкирский язык как знамя своей среды. (Скажем, „коррупционное этнократическое чиновничество"...)».
Национальный язык и политическая судьба народа - полный текст -
http://maxpark.com/user/dzhemal/content/772265 «Алфавит - это валюта»
Гейдар Джемаль, председатель Исламского комитета России
http://vz.ru/opinions/2011/7/18/508127.html Главной библейской историей является предание о Вавилонской башне. Люди решили возвести сверхвысокую башню, по которой они могли бы взойти на небо, но Господь помешал им, «смешав языки», в результате чего они не смогли продолжать совместную строительную деятельность. Именно смешение языков как блокирование успешного строительства Вавилонской башни становится причиной возникновения народов.
Суть философии, содержащейся в этой истории, - это представление о языке как о высшей оперативной реальности на человеческом уровне. Благодаря воздействию на язык можно переформатировать само человечество, изменить ход истории, отменить прежние проекты, даже коренящиеся в самих глубинах человеческой природы, и задать проекты совершенно новые... Короче, язык - это человечество в своей сокровенной «человеческой» сути.
Как-то в разговоре с одним башкирским националистом он выразил мне свое недоумение: «Удивительно, что наши националисты, бесспорные патриоты башкирского народа, в обыденной жизни почти не пользуются родным языком, хотя прекрасно его знают. Да что говорить, сам я ловлю себя на том, что дома с семьей говорю по-русски!» Я ответил примерно следующее. Националист - это тот, кто любит свой народ, кто желал бы видеть его сильным, динамичным, стоящим в центре актуальных проблем. Не маргинальным, не застойным, не архаичным. Если вы, башкирские националисты, непроизвольно выбираете в обиходе русский язык, это означает, что ваш родной вас бессознательно чем-то раздражает. А именно - он ассоциируется на уровне подкорки с тем, от чего вы хотели бы избавить башкир: с коррупцией, чинопочитанием, клановостью, конформизмом и т. п.
Т. е., с одной стороны, вам, башкирам, навязали такой ассоциативный ряд в связи с башкирским языком, с другой же стороны, именно те силы в башкирской нации, которые связаны с этим ненавистным для патриотов негативом, реально узурпировали башкирский язык как знамя своей среды. (Скажем, коррупционное этнократическое чиновничество...) Собеседник мой был шокирован. Но не моим суждением, которое могло бы его задеть, а тем, что он сам этого не увидел. Ведь во многом выбор языка, начиная от склонности учить тот или иной иностранный, и кончая такой крайностью, как отказ от родного, определяется политической мотивацией. Политической в высшем смысле слова.
В языке как средстве общения зеркально проявляется не вообще власть как таковая, а ее легитимность, характер этой легитимности, ее истоки. Что далеко ходить: каждый знает, какую революцию произвел Петр Первый в русском языке с началом своих реформ. Язык, используемый в «ассамблеях» того времени, был бы совершенно непонятен людям за поколение до того и перестал быть понятным после Пушкина, создавшего новую легитимность русской власти, уже не зависящей так явно от голландского масонства.
Национальные языки народов СССР также могут дать масштабный материал для иллюстрации этого тезиса. В советское время они были подвергнуты долгому и мучительному процессу делегитимации. Конечно, и в русском языке образовался мощный пласт советского новояза. Прежде всего выразившийся в обилии сокращений, бесчисленных «колхозов», «месткомов» и «ГОЭЛРО». Кстати, в этом выразилось вторжение носителей немецкого языка (или, что то же самое, идиш) в пространство российской политической легитимности. Но возврат к системе российского классического образования, осуществленный Сталиным, принятие культурной матрицы, основанной на классической русской литературе, как инструмента моделирования советского человека - все это сохранило историко-лингвистическую преемственность в рамках ХХ века гораздо лучше, чем она сохранялась, например, в веке XVIII.
Чем больше формальных галочных мероприятий по поднятию статуса национального языка проводят республиканские администрации, тем неубедительнее результат в массовом восприятии титульных носителей. Для того чтобы вернуть языку легитимность, сделать его объектом взаимного познания наций в интернационале поствавилонской эры, необходимы революционные действия искупительного характера. Язык в сознании его титульных носителей должен ассоциироваться с центральной динамичной восходящей позицией, он должен быть языком силы, к которой бросаются приобщиться. До середины XIX века только любителям немецкой философии приходило в голову изучать немецкий язык, а к середине ХХ века полмира, не говоря уже о Европе, яростно учили немецкий. В двадцатые годы Маяковский мечтал о том, чтобы негры выучили русский язык, а через поколение после этого вся Африка действительно говорила по-русски!
Несколько столетий назад весь мир от Китая и Индии до Адриатики говорил по-тюркски. Первое, что нужно сделать для восстановления легитимности языка, - вернуть ему традиционный алфавит, уничтоженный в двадцатые годы. Кризис советскости вырастил вокруг нас толпы гнилых либералов, которые ходят и ноют о латинице, мечтая приобщить языки Бату-хана и Хромого Тимура к прелестям цивилизации супермаркетов и дискотек.
Но надо понять следующее: алфавит - это валюта. Есть большая разница, вы ли печатаете ваши деньги или все, что у вас есть за душой, вы размещаете в деньгах, напечатанных где-то. Никогда не подняться тому, кто инвестировал свой смысловой ресурс в чужую знаковую систему. Вот почему в условиях модернизации восходящими светилами являются хранители традиционных алфавитов Китай, Корея, Япония, Индия, Иран.
Никогда в это собрание не войдут по-настоящему Индонезия и Малайзия, пока не вернут арабский алфавит. Никогда не встанет на ноги Большой Туркестан, пока не сделает того же самого. С арабского алфавита начинается суверенная легитимность любого языка мусульманского ареала. С легитимности языка начинается легитимность и самоуважение тех, кто на нем говорит.