Выписки из тринадцатого тома. Часть 2.
Как рассуждает т. Плеханов о тактике социал-демократии?
Как Бернштейн в 1899 году приносил громадный вред немецкому пролетариату, принимая мелкобуржуазных интеллигентских «соглашателей» (социал-либералов, примирявших пролетариат и буржуазию) за самое буржуазию, имевшую реальную власть в руках, - так и Плеханов в 1906 году приносит огромный вред российскому пролетариату, принимая полуреакционных буржуазных «соглашателей» (кадетов, примиряющих народную свободу со старой властью) за самостоятельную политическую силу в государстве, за власть, которую можно и стоит поддерживать.
Не заблуждайтесь, рабочие, на этот счет. Словечки о «тактичности» с.-д. и о «поддержке» кадетов имеют в реальной политике свое значение, определяемое не благими намерениями Плеханова, а действительным соотношением сил. Плеханов может думать сам и уверять других, что он и в мыслях не имел ослаблять или притуплять политический и социальный антагонизм классов между собой и народа с старой властью. Но плехановские речи в данной политической обстановке получают именно такое значение, независимо от его воли.
Бернштейн не хотел социального мира (по крайней мере уверял, что не хочет), но буржуазия верно поняла, что таково действительное значение его речей.
Тактика пролетариата и задачи момента
Главная мысль этой передовицы передана авторами в следующих словах: создать «общую почву, на которой освободительное движение могло бы держаться с полным единодушием, без различия оттенков». Такова, в самом деле, главная цель всей кадетской политики. Мало того. Такова главная цель всей либерально-буржуазной политики в российской революции вообще. Устранить «различные оттенки» в освободительном движении, это значит устранить различие демократических требований буржуазии, крестьянства и пролетариата. Это значит признать «с полным единодушием» либеральную буржуазию выразителем и проводником стремлений всего освободительного движения. Это значит превратить пролетариат в слепое орудие либеральной буржуазии. А так как всем известно, что высший политический идеал либеральной буржуазии - и ее глубочайший классовый интерес - состоит в сделке со старой властью, то мы можем еще иначе выразить это последнее наше положение. Мы можем сказать, что буржуазная «Речь» хочет сделать пролетариат слепым пособником в сделке либералов со старой властью. А сделка эта направлена, главным образом, против пролетариата, и затем, конечно, против революционного крестьянства.
Пролетариат должен тщательно использовать все колебания в политике «власть имущих» и «власть делящих» для расширения и укрепления своей классовой организации, для упрочения своих связей с революционным крестьянством, как единственным классом, способным вести освободительное движение дальше кадетской «плотины», дальше кадетской сделки с старой властью.
Действительная «поддержка» освободительного движения, действительное развитие его дает исключительно развитие политических и экономических организаций пролетариата и упрочение его связей с революционным крестьянством. Только это ослабит на деле старую власть и подготовит ее падение. Сделка же кадетов - двусмысленная игра, поддерживать которую и бесполезно с точки зрения действительно прочных приобретений революции и вредно с точки зрения развития сознания, сплоченности и организованности революционных классов.
Для русской публики вновь еще политическая борьба в открытую. Русская публика не знает еще, что это - самый обычный прием буржуазии всех стран: уверять всегда, что социалисты данной страны негодяи, бунтовщики и пр., а вот социалисты соседних стран «благоразумные» люди. Французская буржуазия ругает Жореса и хвалит Бебеля. Немецкая ругает Бебеля и хвалит Жореса. Русская ругает русских с.-д. и хвалит немецких. Старый, старый прием!
«Недавно еще, - говорит статья «Дума и кадеты», - о кадетах ничего не было слышно. Их не было там, где лилась кровь и гремели выстрелы. Их не было там, где жертвовали жизнью увлеченные героизмом революционной борьбы народные массы, решившие умереть или победить под знаменем пролетарской свободы. Эти реальные политики были слишком государственно-мудры, слишком дальновидны, чтобы дать увлечь себя массовому движению, во главе которого шли «отверженные» и мечтатели, «фанатики» революции. Они сидели спокойно у себя за печкой, эти хладнокровные мудрецы, эти герои фразы, рыцари мишурного лжелиберализма. С сокрушением качали они головой, полные боязни, как бы революция не зашла слишком далеко, как бы она не покачнула искони священных устоев буржуазной жизни, собственности, политического благонравия, порядка. ...Тогда не слышно было о кадетах. Рыцари золотой середины попрятались. В лучшем случае они громко протестовали, громко жаловались, но за громом революционной бури их не было слышно.
Реакция оказала кадетам самую лучшую услугу. Когда наполнились снова тюрьмы, когда ожили вновь места ссылки, хоронившие русских борцов, тогда пришла пора кадетов. Их противники слева вынуждены были замолчать. Кадеты добрались до газет, кадетов сравнительно мало затронули преследования контрреволюции. Не против них посылались карательные экспедиции, не их дома сжигались, не их дети насиловались казаками, не к ним относились меры «умиротворения» господ Витте - Дурново, не против них обращались пушки и пулеметы, артиллерия и пехота, флот и казаки. И кадеты выступили на переднее место. Началась борьба посредством слова. Революцию заменила полемика, и на этом поприще кадеты оказались мастерами и виртуозами, не знающими себе равных. В первую очередь набросились они на революцию и на революционеров, поносили социалистов, клеветали на рабочую партию. Они полемизировали с противником, которому заткнули рот. Они обвиняли тех, кто не мог ни отвечать, ни защищаться. Но русский либерализм не удовлетворился и этим. Устами одного из самых выдающихся вождей своих объявил он, что все геройское освободительное движение России - его дело, что его заслуга - падение самодержавия. Нагло эксплуатировали кадеты пролитую пролетариями кровь, облекались в клочья разорванного красного знамени, объявляли либерализм - душой освободительной борьбы, избавителем родины от тиранов. И хотя тюрьмы оставались переполненными, виселицы продолжали воздвигаться, но кадеты все хвалили себя и громили беспокойных, дерзких, ни перед чем не останавливающихся революционеров».
«Опьяненные победой, увлеченные революционной фразой во время избирательной кампании, находясь в среде революционных избирателей, кадеты зашли дальше, чем хотели. Они не заметили, что за спиной у них выросла новая сила, которая толкала их в борьбу. Кадеты слишком поздно поняли, кто послал их в парламент, кто дал им полномочия с таким категорическим императивом, кто навязал им роль, которой они больше всего боялись, от которой они всеми силами отнекивались. Их послала русская революция, чтобы выровнять себе дальнейший путь. Их послал русский народ, воспользовавшийся кадетами, как тараном, чтобы пробить новую брешь в стенах самодержавия, главные твердыни которого будут взяты потом не при помощи кадетов, а при помощи широких народных масс».
Недаром кадеты начали теперь так позорно прятать свой красный наряд. Недаром отбрасывают они свои громкие лозунги. Недаром заговорили они теперь о своих чувствах уважения к прерогативам старой власти. Положение становится серьезным. Правительство не шутит, и голыми руками от него ничего не добьешься. Но революция, которая послала кадетов в Думу, революция тоже не шутит. Она не простит им их измены. Она не пощадит трусов, которые взяли на себя революционную роль и потеряли мужество.
«Не кверху нужно глядеть, а книзу»
Наша революция именно потому есть великая российская революция, что она подняла к участию в историческом творчестве гигантские народные массы. Классовые противоречия еще далеко не с полной резкостью развились внутри этих масс. Политические партии еще только складываются. Мы не в силах поэтому ни направить масс, ни удержать их в сколько-нибудь значительной степени. Но мы можем, изучив действительное положение и взаимоотношение классов, предусмотреть неизбежность того или иного направления их исторической работы, - той или иной главной формы их движения. И эти наши социалистические знания мы должны самым широким образом распространять в массах, не смущаясь тем, что истина зачастую бывает очень горька, что ее не видно сразу за мишурой модных политических вывесок или эффектных политических учреждений, - не поддаваясь чарованью красных вымыслов. Мы исполним свой долг, если все сделаем для такого просвещения массы и для подготовки ее к формам движения, незаметным для поверхностного наблюдателя, но неизбежно вытекающим из всего экономического и политического положения страны. Мы не исполним своего долга, если направим все свои взоры «кверху» и прозеваем то, что идет, растет, приближается и надвигается внизу.
Реакция начинает вооруженную борьбу
Пока держится старая власть и держит в руках всю громадную машину государственного управления, - до тех пор нельзя и говорить серьезно о значении народного представительства, о возможности удовлетворить наболевшие нужды миллионов народа.
Нельзя удержать призывом к законности старую власть, которая всегда сама сочиняла законы, которая борется за свое существование последними, самыми отчаянными, дикими и бешеными средствами.
Депутат Рыжков прямо назвал ложью объяснение погромов племенной враждой, - злым вымыслом - объяснение их бессилием власти. Депутат Рыжков привел ряд фактов «сотрудничества» полиции, погромщиков и казаков. «Я живу в крупном промышленном районе, - сказал он, - и знаю, что погром, например, в Луганске не принял ужасающих размеров только потому (слушайте это хорошенько, господа: только потому), что безоружные рабочие голыми руками гнали погромщиков под страхом быть застреленными полицией».
Эти лакеи погромщиков хохочут, веселятся: «Нельзя не отметить с особенным удовольствием (!!) ту поспешность, с какой Дума запросила министра о еврейском погроме в Белостоке». Вы видите: погромщики испытывают особенное удовольствие, - лакей выбалтывает правду. Реакция довольна и белостокским погромом и тем, что можно Думу теперь ругать «еврейской» Думой. Реакция глумится: «Если следует прощать погромы собственности крестьянами в русских губерниях, как сегодня говорили в Г. думе, то следует точно так же прощать и погромы еврейской собственности в Западном крае». Вы видите, господа думцы: реакционеры прямее вас. Речи реакционеров сильнее, чем ваши речи в Думе. Реакционеры не боятся войны.
Борьба за власть и «борьба» за подачки
Руководя борьбой пролетариата на всякой ступени развития этой борьбы и при всяких обстоятельствах, социал-демократия, как сознательная выразительница стремлений рабочего класса, должна постоянно иметь в виду общие и основные интересы всей этой борьбы в ее целом. За частными интересами рабочего класса социал-демократия учит не забывать общих интересов; - за особенностями отдельных ступеней борьбы не забывать коренных задач всей борьбы в целом.
Буржуазии необходима политическая свобода, но полного народовластия она боится, ибо развитой и сплоченный уже в борьбе пролетариат воспользовался бы этим народовластием против буржуазии. Поэтому, добиваясь политической свободы, буржуазия хочет сохранить в то же время немало остатков старой власти.
Борьба пролетариата за политическую свободу революционна, ибо эта борьба стремится к полному народовластию. Борьба буржуазии за свободу оппортунистична, ибо эта борьба направлена к подачкам, к дележу власти между самодержавием и имущими классами.
Пролетариат борется, - буржуазия крадется к власти. Пролетариат разрушает самодержавие борьбой, - буржуазия цепляется за подачки слабеющего самодержавия. Пролетариат перед всем народом поднимает высоко знамя борьбы, - буржуазия - знамя уступочек, сделок и торгашества.
Пролетариат использует всякую брешь, всякое ослабление власти, всякую уступку и подачку для более широкой, массовой, решительной и острой борьбы, - буржуазия - для постепенного замирения, успокоения, ослабления борьбы, для урезывания задач борьбы, для смягчения форм ее.
Наконец, неправда и то, будто «поддержка» требования кадетского министерства (или, что то же, поддержка кадетского министерства) посредством резолюций, наказов и т. п. есть действительная борьба со старой властью. Это буржуазная ложь. Со стороны пролетариата такая «поддержка» есть лишь отказ от борьбы, есть лишь передача дела свободы в колеблющиеся руки либералов.
Пролетариат борется и будет бороться за разрушение старой власти. К этому он будет направлять всю свою работу пропаганды, агитации, организации, мобилизации масс. Не удастся полное разрушение - пролетариат использует и частичное. Но проповедовать частичное, подкрашивать его, призывать народ к его поддержке пролетариат никогда не будет. Действительная поддержка действительной борьбы дается тем, кто стремится к большему (достигая в случае неудачи меньшего), а не тем, кто до борьбы оппортунистически урезывает ее задачи.