Галичане
В последнее время информационное пространство Украины заполонили, как правило, очень спекулятивные сообщения и статьи об отличиях между «галичанами» и «схидняками». Нужно так понимать, что к инструментарию современных методов политической борьбы добавился очень весомый и эффективный фактор - околоисторические баталии, а точнее информационные войны на темы истории.
Такую избыточную заинтересованность историей в украинском обществе частично можно понять, поскольку модерную политическую нацию без исторической памяти невозможно представить. Но попытки выстроить национальную идентичность, доминирующей составляющей которой была бы историческая память, также являются очень рискованными. Есть угроза, что память о прошлом может заступить перспективу будущего и окунуть общество в обсуждение сложных исторических вопросов, вместо выработки стратегии и тактики развития. Тем более, что для украинцев история является наиболее уязвимым местом, где возможные не только смелые интерпретации, но и масштабные манипуляции.
Современные политтехнологические методы, которые применяются в «исторических войнах», невзирая на свою манипулятивность страдают на избыточные обобщения и приписывание огромным коллективам поведенческих черт, характерных для отдельных индивидуумов. Здесь имеется в виду наделение отдельных народов особенными характеристиками, как честность, героизм, способность к самопожертвованию и тому подобное. С такой же легкость отдельным нациям могут приписывать ленность, способность к измене, жестокость. Галичанам всегда приписывались какие-то невероятные свойства и способности, но, вне дефиниции, «галичан» трудно было, так сказать, «зафиксировать» в реальной жизни. Поскольку многомерность этого явления скорее напоминала ртуть, которая при наименьшем касании рассыпается на мелкие частицы. Галичане в действительности почти всегда были такими себе аморфной группой, которую выделяли другие путем «инаковости». На пути к формированию полноценной галицкой идентичности как правило возникало очень много препятствий и общегосударственного, и внутринационального характера. Длительное время галичане оставались русинами, потом смогли превратиться в политических украинцев. Именно это изменение и постоянная конкурентная борьба с поляками стали наибольшим препятствием на пути формирования отдельной галицкой идентичности. Но больше всего помешала пойти своим отдельным путем консолидация с украинцами из российской Украины и попытки выстроить с ними мощную платформу для государства Украина.
Галичане почти никогда не представляли из себя отдельную самодостаточную группу. Их внутренняя слабость часто выводила на первый план принцип ориентации на более «зрелую» и мощную силу. Для москвофилов такой силой однозначно была Россия, а для украинофилов - Надднепрянщина. За то, что галичанам удалось сохранить при наихудших обстоятельствах свою национальную отдельность, они однозначно должны благодарить Греко-католическую Церковь. Ни для кого из исследователей не является тайной, что после присоединения этих территорий к Австрии в 1772 г. русинское население впервые было втянуто в большую политику. Вена не доверяла старой польской элите, а потому пытался всячески ограничить ее влияния в коронном крае. Для этого использовались разнообразные методы. Самой распространенной была политика замены старой польской администрации выходцами из Богемии и Моравии, для которых не чужими были славянские языки, и которые в то же время были вышколенными австрийскими бюрократами. Этот эксперимент не был до конца успешным потому, что через поколение эти богемские бюрократы успели породниться с местными поляками и плениться, исключение составляли только немцы-протестанты.
«Верхушечной» перестройки оказалось недостаточно для того, чтобы более полно контролировать присоединенную территорию и уменьшить возможность прямого давления поляков на имперскую столицу. Нужны были более масштабные и более глубокие мероприятия. Именно тогда в имперской столице появляются планы определенной «гармонизации» края, которые в действительности были попыткой внедрить систему противовесов в галицкую политику. Такой противовес избыточным амбициям поляков мог составить достаточно численный народ - русины. Правда, кроме своей плененной церковной иерархии этот крестьянский народ ничем особенно не выделялся от польских крестьян. Для того, чтобы русины могли «гасить» избыточные польские амбиции, нужно было провести просто титанический труд для создания среди них ведущего интеллигентного слоя, сформировать в них полноценную социальную структуру.
Первые мероприятия в этом направлении отразились юридическим утверждением национального названия «русины» (латинизирован вариант немецким языком - die Ruthenen) и изменением статуса униатской церкви, которая благодаря австрийцам стала называться Греко-католической. Мало того, отныне кандидат мог быть висвячен в священника только по окончании университетских студий. Действующие священники начали получать постоянную государственную плату, что сделало их менее зависимыми от местных обстоятельств. Поскольку греко-католические священники имели право жениться и иметь семьи, а своим детям могли обеспечить намного лучшие условия, дав им образование, то фактически Греко-католическая Церковь в прямом понимании этого слова «родила» будущую светскую украинскую элиту. В будущем дети священников становились адвокатами, журналистами, учителями, а в политическом плане нередко даже социалистами-радикалами. То есть упреки отдельных современных политиков от истории в потому, что галицкие украинцы являются искусственным творением и «австрийской интригой», не выдерживают ни одной критики. Никто никого не придумывал, никто никого не создавал. Здесь может идти речь только об изменении обстоятельств из неблагоприятных в условиях Речи Посполитой на более позитивную конъюнктуру в государстве Габсбургив.
То, что формирование модерной национальной идентичности у галицких русинов происходило вокруг их религиозно конфессиональной принадлежности, обусловило ее ультраконсервативний характер. Светское и церковное достаточно тесно переплеталось в жизни галицких русинов, а священники становились не только духовными проводниками, но и политическими авторитетами и в известной мере репрезентантами государственной власти. Структура раннего политического движения русинов очень легко накладывалась на церковную иерархию, а решающее слово оставалось за митрополитом и епископами. Определенного веса священникам в глазах крестьян добавляло также то, что они более длительное время оставались своего рода «глашатаями» власти, знакомя в церкви крестьян с последними указами и административными распоряжениями австрийской власти.
Социальная однородность, поскольку среди русинов не было, ни аристократов, ни предпринимателей, ни даже больших помещиков, способствовала вначале формированию у них ощущения единства по двум критериям: принадлежность к крестьянству и к Греко-католической церкви. Именно поэтому более длительное время революционное движение поляков крестьяне воспринимали как намерения «польских господ» заставить «хорошего цесаря» опять повернуть кабалу. Приметным в этом ключе является поведение русских крестьян во время революции в 1848 г. Хотя русины также воспользовались революционными событиями, создав свои первые политические организации во главе с Главным Русской Радой, но в основной своей массе выступили как контрреволюционная сила. Объяснение такому поведению простое, потому что революционной силой были поляки. По целому краю распространились слухи, что польские «господа» восстали против цесаря, чтобы опять повернуть барщину. По отдельным переводам, которые подтверждают частично архивные материалы, русины сформировали свой отдельный батальон, который должен был отправиться в Будапешт на помощь правительственным войскам, чтобы вместе придушить революцию. Услышав о такой верности к правящей династии, мама молодого Франца Йосифа - эрцгерцогиня София вышила собственноручно хоругвь для этого батальона, на которой желтыми и голубыми нитями вышила слова: «Только верность ведет к победе».
Антиреволюционные настроения и лояльность к Габсбургив надолго закрепили за галицкими русинами определение «Тирольци Востока». Это название приравнивало русинов Галичины к горным тирольцам, которые так же, как и они, обнаружили преданность правящей династии Габсбургив во время революционных событий. Это определение еще долго сопровождало русинов, но в устах убежденных революционеров звучало скорее осуждением «забитым» крестьянам. Негативные оценки галичанам, кроме поляков, давали еще много политиков Надднепрянщины и общественных деятелей, обвиняя их в Партикуляризме - попытке перестраивать свой отдельный от украинского проект. Но больше всего доставалось галичанам за отсутствие революционного духа. Галичан обвиняли в отсутствии у них революционно разрушительной силы, потому что для того, чтобы свалить враждебную власть и построить собственное государство, по мнению надднепрянцев М.Драгоманова, М.Грушевского и даже П.Скоропадского, непременно было обладать именно такой чертой. Наверно, эта критика все-таки подействовала, но только на младшее поколение галичан. После событий 1917-1921 гг., когда молодые люди, разочаровавшись в политической тактике предыдущего поколения, прибегли к созданию структур УВО и ОУН. Насколько позитивной или негативной оказалась эта тактика для украинского соборного движения - должны еще ответить историки.
Через призму «революционного потенциала» оценил галичан также их земляк Николай Шлемкевич, опубликовав отдельную книгу под названием «Галичанство». Его исследование могло бы претендовать на труд с точки зрения этнопсихологии, если бы был применен хотя бы какой-то научный метод, а не сравнительно оценочные характеристики. М.Шлемкевич пересказал большинство стереотипов, которые приписывали галицкому этнотипу, сдабривая его неудачными сравнениями с надднепрянцами и пересказывая разные поведенческие практики из прошлого. Описывая надднепрянцев, он наделяет их чертами пассионарных мятежников, способных на яркие, необдуманные шаги: «Обратимся к политическим верхам нашей недавней истории, следовательно, опять к годам революции и державности 1917-1920 гг. Восточная Украина дала армию Украинской Народной Республики, которая под руководством Симона Петлюры обрела славу в обороне своей государственности, героическую армию, но немногочисленную, если измерять ее пространством и населением Украины. Но когда говорим о тех годах, тогда с какой-то непреодолимой конечностью выныривают в воображении рядом с той армией УНР - колоритные повстанческие отряды, которые носились с ветром по свободной степи в своих как крыла распущенных накидках и своих голубых, зеленых, желтых, золотых и черных шлыках. Те народные армии вырастали со дня на день, как степные травы, и опять мгновенно исчезали, пропадали как весенний дождь, что впитывается в жаждущую влаги землю. Это воскресали давние и тогда еще живые, вечные степные призраки, и эхом запеленывали их давние и новые песни. Сколько веселых восклицаний сколько красивого и улыбчивого счастья пролетало в те дни на буйных конях по степи широкой, по краю веселому!»
Такое поэтическое описание восточноукраинского атаманства и анархии, при полной некритичности относительно этого явления, было не только порочным, но даже вредным для следующих поколений читателей этого произведения. Автор не обременил себя трудом поиска рациональных объяснений явлению восточноукраинской анархии и ее разрушительной силы, такие пассажи были нужны ему для того, чтобы представить галичан как серую совокупность посредственности: «В то же время Западная Украина дала достаточно большую, если опять принимать во внимание тесное пространство и меньшее количество населения, но серую Галицкую Армию, без яркой ведущей фигуры; армию, которая проходила вдоль и поперек степи, как бронепоезд, разрезая революцией взволнованное, украинское народное море. За ней оставалось меньше красочных воспоминаний, но больше твердой дисциплины. Это опять что-то из галицкого стиля. И отрекаться от него - это отрекаться от себя...
Как видели мы раньше, галичанство - это рационально организованная посредственность, и в такой форме оно творческое и полезное. Когда же оно отрекается от этого рационального первенства в правде, морали, в логике, когда оно отрекается от своей рациональной функции служения большой родине, посягая по непосильную для него власть над ней, оно теряет почву под ногами и становится карикатурой. В бунтах и расколах собственной организации оно дает карикатуру степного атаманства. Там в 1917-ом и следующие годы видели мы живое появление Трясыл, Подков, Гамалый, Тарасов Бульб - мощные фигуры, половодье поздравительных сил, которые переливаются через берега. Избыток жизни невзнузданого коня разряжался в том атаманстве. Галицкие атаманы - это самое частое порождение не обильности, не богатства витальных сил, но наоборот, каких-то недостатков, какой-то нехватки. Это рекомпенсаты физических болезней, психических остановок, из каких-то причин неуспокоенных страстей. Отсюда зловещее очарование и наивная - по ту сторону добра и зла - жестокость степного атаманства, и отсюда никакой красоты, только рационально программная, идеологически приписанная аморальность и жестокость галицкой атамании...»
Если допустить, что под «галицкой атаманией» М.Шлемкевич имел в виду персональное соперничество и вызванные им расколы в ОУН, то можно было бы частично согласиться с его оценками. Но он обвиняет не так атаманство как явление, но отсутствие у галичан той бесшабашности, которая бы бескомпромиссно и неуклонно могла сделать неотвратимом взрыв национальной революции. Давая психологические характеристики галицким проводникам, М.Шлемкевич изображает их типичными психологически закомплексованными, ущербными интеллигентами. При этом ущербному «интеллигенту» противопоставляется естественной и мятежный тип надднепрянца. Рациональности относится в пример бунт и сила разрушения. Понятно, что здесь имеем дело с достаточно вульгарной стереотипизацией и очень грубым противопоставлением «естественного воина» Надднепрянщины «закомплексованному интеллигенту», продукту западной цивилизации. М.Шлемкевич, двигаясь в фарватере донцовських писаний, отводит галичанам роль вечных «помощников» надднепрянцев в борьбе за построение украинского государства. Он пишет: «Это самое глубокое познание галичанства и его заданий, постигшее самый глубокий дух Галичины. Перевод на обычный язык понятий, его содержание таково: мы, галичане, это не племя гениев и героев, но племя организованной посредственности. И в этом наша сила. Наша роль служебная, и наше задание помогать при рациональном оформлении идей и починов богатой и более обильной Восточной Украины, Киева. И хотим или нет - так бывало до сих пор. Оттуда приходили оплодотворяющие мысли. Достаточно вспомнить влияние Шевченко на возрождение Западной Украины; влияние Драгоманова на выше описанную духовую революцию под проводом Франка. И в более новые времена идеи украинского монархизма подал Галичине приднепрянец Лыпынский, и проповедь национализма в западных землях связана с лицом надднепрянца Донцова. Галичина принимала те идеи, оформляла их, живя духовно в их тени».
Этой статьей я хотел бы положить начало целому циклу публикаций, посвященных теме галичан. Для того, чтобы не быть обвиненным оппонентами в попытке своими статьями еще больше расколоть единство и монолитность украинской нации, хочу прибегнуть к своеобразному эксперименту, а именно - предложить ряд статей на эту сложную тематику, где бы надднепрянцы «говорили» о галичанах, а галичане - о «схидняках». То есть это должно быть своеобразная ретроспектива взаимного восприятия или невосприятия одни одними ведущими политиками и общественными деятелями с обеих сторон прежней границы. Хотел бы познакомить читателей с мыслями на эту тему М.Драгоманова, М.Грушевского, П.Скоропадского, Д.Дорошенко, О.Назарука, Л.Цегельского, И.Боберского и других. Следующим в планах является исследование современных масмедийних продуктов, где творятся и тиражируются стереотипные обиды галичан и надднепрянцев. Современные художественные фильмы, литературные произведения, в которых нарушаются эти темы, есть, к сожалению, очень эффективными методами на формирование разного рода стереотипов в исторической памяти и сознании. Хотел бы лишь добавить, что попытка деконструирования бытующих в этих произведениях стереотипов и клише является не менее интересной работой для современного исследователя, чем написание фундаментальных трудов из истории научными работниками в конце ХІХ в начале ХХ веков.
Василий Расевич
ZAXID.NET